Легионер. Книга первая - Вячеслав Александрович Каликинский

перлюстрации. Если Марковский откажется, да еще и донесет всесильному управляющему III Отделением, то на Путилина обрушится еще и гнев Дрентельна. Тогда дело неминуемо дойдет до государя – и прощай, почетная отставка и пенсион по выслуге лет.

Чем, собственно, рискует Марковский своим отказом? Разумеется, мужеложство в России преследуется по закону – не говоря уже об общественном резонансе такой скандальной огласки. Но публичного скандала не будет: вряд ли министр внутренних дел пойдет на это, учитывая, что кандидатуры всех служащих «черного кабинета» проходят строжайшую проверку и за каждого из них Маков несет персональную ответственность перед императором. Признав, что под его началом на ответственейшем посту служит содомит, Маков себя косвенно дискредитирует. Чтобы спастись, в случае скандала министр уберет Марковского по-тихому – не сразу, разумеется. И, убрав, обязательно бросит оскандалившемуся чиновнику «жирную кость», гарантию его молчания. Хорошую должность где-либо в провинции либо щедрый пенсион. Неприятно, конечно, но для Марковского не смертельно.

А вот оказав Путилину нужную ему услугу, Марковский действительно рискует многим. Одно дело – раскрывать перед начальником Сыскной полиции служебные секреты. И совсем другое – вскрывать для него конфиденциальное письмо шефа жандармов. Это пахло не только позорной отставкой – а, пожалуй, и каторгой. Просчитает ли все это Марковский?

Путилин украдкой вздохнул, перекрестил под столом пупок и решился:

– Господин Марковский, сыскной полиции стало известно, что нынче утром из канцелярии III Отделения отправлено некое письмо. В интересах службы я должен ознакомиться с ним. Хочу подчеркнуть, господин Марковский, речь идет о деле государственной важности…

– Письмо из «троечки»? – криво улыбнулся Марковский. – И только-то? Соблаговолите назвать имя отправителя, или, на крайний случай, получателя.

– Гм… Письмо отправлено, полагаю, от имени его высокопревосходительства генерала Дрентельна, – чуть слукавил Путилин.

– Утром, говорите? – Марковский стремительно выскочил из-за стола и направился в смежный кабинет.

Путилин перевел дух: вроде бы получилось! Но – рискованно, рискованно играешь, старый ты аферист, ругнул он сам себя.

– Есть такое письмо, – Марковский так же стремительно вернулся в кабинет, неся в руке длинный конверт с внушительной печатью. – Отправителем обозначен Дрентельн, да. Да и почерк, пожалуй, его же. Так что, уважаемый Иван Дмитриевич? Будем вскрывать?

– Да. Желательно.

– Ну что ж… Доводилось и его письма вскрывать, драгоценнейший Иван Дмитриевич. Хочу обратить ваше внимание, – Марковский постучал розовым полированным ногтем по конверту, – что его превосходительство чрезвычайно осторожный и предусмотрительный человек. Свою корреспонденцию он прошивает, как изволите видеть, не ниткой, а тонкой серебряной проволочкой, на одной конце которой, расплющенном, выбит особый тайный знак, наподобие ювелирного клейма. Концы проволочки скрыты печатью, снять которую, не повредив этой проволочки, невозможно. Получатель письма, прошитого подобной проволокой, расплавляет сургуч и убеждается в целости самой проволочки и наличии на ее конце тайного знака.

– Вот оно что! – протянул Путилин. – Стало быть, перлюстрация сего письма невозможна?

– Невозможна – если не иметь дубликата личной печати отправителя и такой же проволочки с тайным клеймом. Слава Богу, что все это у меня есть…

– Гм… Так вы что же тут – подделываете печати и прочие знаки? – снова удивился Путилин.

– Не сами, разумеется, ваше превосходительство! При всем, без преувеличения, многообразии талантов нашей службы, фальшивых монетчиков здесь вы не найдете!

– А как же?…

– Очень даже просто: столкнувшись с подобным препятствием для выполнения наших государственных обязанностей, мы через господина петербургского Почт-Директора ставим о сем в известность министра внутренних дел. Ну а тот, – Марковский хихикнул, – ну а тот отдает приказание по инстанции сыскать мастера, изготовившего сию премудрость. И этот мастер готовит точную копию нужного изделия. И оно поступает нам уже в готовом, так сказать, виде.

Путилин досадливо поморщился, припомнив, что и сам несколько раз получал из Министерства внутренних дел и Канцелярии градоначальника секретные приказы о розыске либо установлении личности тех или иных умельцев, об адресах мастерских и т. д. Поскольку такие поручения не имели к сыскному делу никакого отношения, голову над начальственными причудами Путилин обычно не ломал. Велено найти – находим. А для чего – то начальству ведомо, а сыщикам знать не обязательно, да и недосуг.

– Молодцом, любезнейший Всеволод Иванович! – вслух похвалил собеседника Путилин. – Оказывается, и мои сыскари к успеху вашего дела, сами того не ведая, руку порой прикладывают!

– А как же-с? – Марковский пожал плечами. – Без этого наша работа была бы невозможной-с! Ну, не будем терять времени!

Миниатюрными ножницами Марковский осторожно перерезал проволочку на лицевой стороне конверта, перевернул его. Подержав над пламенем короткое широкое лезвие ножа, он ловко срезал им печать, бросил снятый сургуч в тигелек и поставил его на огонь. Вынул из конверта обрезки проволочки. Покрутив конверт перед глазами и потыкав кончиком ножа в плотно приклеенный клапан, Марковский досадливо прищелкнул языком: осторожный Дрентельн, не полагаясь на свое грозное имя, сложную печать и хитрую проволочную прошивку письма с конвертом, заклеил его специальным клеем, не поддающимся пару.

Однако высокого профессионализма чиновников «черных кабинетов» шеф жандармского отделения учесть не мог. Марковский осторожно надорвал середину конверта в его верхней части, расширил отверстие пинцетом и пустил в ход свою расщепленную спицу. Просунув ее в прорыв, он моментально скрутил письмо трубочкой и извлек его.

– Прошу, драгоценнейший Иван Дмитриевич! Только умоляю: письмо не сгибать, не мять и лучше вообще в руки не брать. Может, приказать вам копию снять? Надеясь при этом на ваше молчание, разумеется?

Путилин подумал и отказался. Незаверенная копия – не есть доказательство, а лишь свидетельство того, что добыта она тайным, незаконным путем. Он быстро пробежал глазами письмо, потом перечитал помедленнее, и, наконец, коротко кивнул Марковскому: все!

Чиновник, не заглядывая в письмо, сложил его прежним образом – так, чтобы дырки от проволочной прошивки совпали. Затем принялся возвращать корреспонденции прежний вид: намотал письмо на спицу. Просунул трубочку в конверт и, помогая встряхиванием, принялся раскручивать ее. Когда бумага развернулась, Марковский, держа конверт перед сильной лампой, совместил с помощью пинцета дырочки в бумаге и конверте.

Путилин, обдумывая прочитанное, машинально следил за дальнейшими действиями чиновника. Покончив с конвертом, Марковский принялся за печать. Пинцетом вынул проволоку из тигля с расплавившейся печатью, обжег ее на спиртовке и сунул в склянку с какой-то жидкостью. Потом осторожно протер скрутку мягкой тряпицей, изучил тайный знак через лупу и довольно прищелкнул пальцами. Из одного шкафа он после недолгих поисков достал дубликат печатки шефа жандармов, из другого – длинную пробирку с серебряной проволочкой. Еще минута – и конверт был прошит заново. Взвесив прежнюю печать, Марковский принес из соседнего кабинета несколько небольших кеглей с сургучом, подобрал подходящий по цвету.

– Ну как, драгоценнейший Иван Дмитриевич? – Марковский с гордостью в голове положил перед Путилиным письмо Дрентельна в