Легионер. Книга первая - Вячеслав Александрович Каликинский

я прошу вас передать его светлости, что глубоко сожалею о своей нескромности! И обещаю никогда более не давать о себе знать мадмуазель Марии! Прошу прощения – графине Марии! Честь имею!

* * *

Месяц спустя Ландсберг вынужденно нарушил слово, данное им зятю Тотлебена. Двадцать восемь дней он страдал, невпопад отвечал на вопросы начальства и друзей. А оставшись в одиночестве, доставал из заветной шкатулки два пригласительных билета на балы, на которых он должен был увидеть ее. На тот и другой балы он не пошел – в том числе будучи уверен, что Ван дер Флит прав, и за его спиной, обтянутой скромным мундиром сапера, люди презрительно морщатся. Кривятся и смеются над несуразными притязаниями младшего офицера-гвардейца на графиню Тотлебен, фрейлину императрицы…

Однако не увидеть Марию, не объясниться с ней он просто не мог… И пока Карл ломал голову над тем, каким образом устроить короткое свидание, недоумевающая его отсутствием на балах Мария сама решила эту проблему.

– Господин прапорщик! Барон! Погодите-ка! – Ландсберг обернулся и увидел догоняющего его дежурного офицера. – К вам дама! Экий вы везунчик, барон! Дамы, не дождавшись вашего внимания, сами приезжают в казармы!

Не дослушав запыхавшегося офицера, Ландсберг побежал к воротам. В голове билась одна мысль: неужели Мария? Неужели это она, презрев условности великосветского общества, удивленная или оскорбленная его отсутствием, сама рискнула сделать первый шаг? Проскочив арку, Карл оглянулся и сразу увидел карету. Он сделал к ней несколько шагов.

Дверца приоткрылась, и из кареты выглянула женская головка. Лицо дамы прикрывала густая вуаль. Ландсберг остановился: судя по пепельным волосам под причудливой шляпкой, это была не Мария!

– Господин фон Ландсберг! Вы заставляете себя ждать! Садитесь же скорее в карету, на нас смотрят!

Недоумевающий Ландсберг заскочил в карету, всматриваясь в лицо незнакомки. А та нетерпеливо подняла вуаль и сердито нахмурилась:

– Так вы меня еще и не узнаете, господин фон Ландсберг? Хорошенькое дело! Кажется, я напрасно дала Машеньке уговорить себя исполнить роль ее почтальона!

Ландсберг покраснел и поклонился:

– Простите ради Бога, мадмуазель! Только неожиданность помешала мне сразу узнать очаровательную Елисавету Федоровну Оффенбах! Разумеется, я помню вас и то, что нас представил друг другу его светлость граф Тотлебен! Вы вместе с графиней Тотлебен состоите в свите ее величества! Простите еще раз!

Мадмуазель расхохоталась:

– Наконец-то! Здравствуйте, господин фон Ландсберг! Здравствуйте и позвольте сразу как следует вас побранить!

– Но за что?

– Как это – за что?! Сейчас же извольте признаться, почему вы расстраиваете мою подругу Марию? Вы не явились на два бала, на которых, между прочим, за вами было записано несколько танцев! Не отрицайте! Машенька сама показывала мне свою «Карнэ», то бишь бальную книжечку. Сначала мы подумали, что вы заболели, или были отправлены командиром батальона на какую-то войну. Теперь я вижу, что вы совершенно здоровы, господин фон Ландсберг, и ни на какую войну не уехали!

– Обстоятельства сложились таким образом, что я был лишен возможности…

– Глупости! Глупости, барон! Нынче я получила от Ее величества свободный от службы день, и Машенька уговорила меня заехать в казармы и передать вам письмецо. Да-да, я уговорила Машеньку написать вам – хотя в Институте благородных девиц, где мы учились, наши классные дамы едва не ежедневно твердили нам, что для женщины нет большего греха, чем писать мужчине, который не является ее супругом! Пусть это будет мой грех, я согласна! Но вот теперь я не знаю – стоит ли отдавать вам это письмо? По-моему, вы его просто не заслужили!

– Я непременно исправлюсь, мадмуазель Елисавета!

Фрейлина вынула из-за корсажа маленький конверт и протянула его Карлу:

– Читайте же скорее, барон! Читайте и передайте для Машеньки устный ответ!

Милостивый Государь Карл Христофорович!

Надеюсь, что у Вас все благополучно и считаю долгом засвидетельствовать Вам свое искреннее желание, чтобы Всевышний благословил Вас всеми возможными благами, даровал Вам спокойную службу на благо Отечества и окружил Вас добрыми и преданными друзьями. Напрасно ожидая увидеть Вас на балах, полагала Вас удрученным болезнью или непосильной службой. Однако сердце подсказывает мне, что между нами пронеслась какая-то черная тень. Прошу Вас не лишать меня прежней дружбы, ценимой мною очень высоко. А если я чем-то разочаровала Вас, то умоляю объясниться – так будет честнее и благороднее!

Глубоко уважающая Вас М. Т.

P. S. В ближайший четверг Государыня соизволила согласиться отпустить меня в Евангелически-Лютеранский приход Св. Екатерины, что на Васильевской острове – чтобы я помолилась там по случаю годовщины моего крещения в означенном приходе. Я бесконечно благодарна матушке-императрице за ее доброту!

– Ну так что мне передать Машеньке, господин гвардеец? – Елисавета нетерпеливо постучала по плечу Ландсберга сложенным веером.

– Прежде всего, уверения в совершенном почтении, мадмуазель! И глубочайшие сожаления по поводу того, что обстоятельства помешали мне иметь счастье увидеть графиню Марию.

– И это все? Намерены ли вы воспользоваться случаем и явиться в лютеранскую церковь на Васильевском острове? Вы ведь, кажется, тоже лютеранского вероисповедания?

Ландсберг, не находя слов для ответа, лишь кивнул.

– Хорошо, а теперь ступайте, господин фон Ландсберг! Надеюсь, вы воспользуетесь шансом, который вам дали!

* * *

Когда Ландсберг появился на Васильевском острове, утренняя служба в лютеранском храме уже закончилась, и последние прихожане с площади разошлись. Помедлив перед входом, Карл распахнул двери и зашел внутрь. Осенив себя крестом, он вдруг вспомнил, что давно не делал этого. В церковном зале, разделенном колоннами на три нефа, царил полумрак, и Ландсберг остановился у входа, ожидая, пока глаза привыкнут к полутьме.

Все несколько дней до четверга были наполнены для Карла мучительными сомнениями. Он не знал, что сказать Марии, и был от этого просто в отчаянии. Врать юной девушке, которая в нарушении всех канонов решила написать письмо мужчине и фактически пригласить его на свидание, он категорически не хотел. Письмо ясно говорило о том, что гвардейский сапер был Марии далеко не безразличен. Более того: Карл был уверен, что Мария, как и он сам, любит!

С другой стороны – юный возраст дочери Тотлебена. Мария – почти ребенок, а он, барон фон Ландсберг, был, по сути дела, первым мужчиной, который держал себя с ней как со взрослой.

Письма ясно говорило не столько об обиде, сколько об отчаянии Марии. Ее возлюбленный, едва появившись, внезапно исчез с горизонта. И первой мыслью девушки было то, что Карл по неизвестной пока для нее причине вдруг потерял к ней интерес, разочаровался.

Было ясно, что родители Марии, послав ему ясный сигнал о нежелательности дальнейших встреч с Ландсбергом, не поставили