Профессор Амлетссон - Адель Гельт

Непосредственно медицина: форма и способ получения услуг, необходимые документы, банальное « как пройти в больницу » и прочее, и подобное, nec plus ultra!

Будь я сейчас моложе и глупее лет на тридцать — непременно создал бы поле авантюры и немедленно в нее ввязался: устремиться неизвестным способом в непонятном направлении ради выполнения совсем уже неясных действий по достижению неопределенного результата… Любим, умеем, практикуем!

Во всяком случае, поступать таким образом мне уже доводилось: новые места, интересные люди, потрясающе запутанные истории… Кроме разницы в возрасте и социальном положении между мной тогдашним и мной же нынешним, имелся еще один важный фактор: все приключения моей молодости происходили в краях, население которых хотя бы говорило на понятном мне языке!

В общем, не в этот раз. Я храбрюсь, конечно, нечеловечески, но ситуация сложилась — серьезнее некуда, и, если и стоило проявлять иногда некоторую бесшабашную удаль, то сейчас момент представлялся откровенно для того неподходящим.

Поэтому — решено: спешим воспользоваться всеми благами цивилизации и правильно оформленных деловых отношений: конкретно в этом случае напрягаем тех, кого можем напрячь.

Оставались еще некоторые сомнения относительно того, стоит ли призывать себе на помощь человека, у которого тоже, как и у меня, официальный выходной день… Однако, некий профессор решил наступить на горло собственной деликатности, и, собственно, наступил.

Тогда я не очень хорошо понимал еще, как именно в Советском Союзе организованы выходные дни. Чутье подсказывало, что общий смысл происходящего схож с привычным мне атлантическим укладом, но одно дело чуять, другое — доподлинно знать.

Поэтому к утреннему субботнему поиску девушки Анны Стоговой я подошел со всей серьезностью и даже основательностью: видимо, именно поэтому устремления мои и увенчались незамедлительно успехом. Своего переводчика, гида и государственного надзирателя я нашел там же, где и каждым предшествовавшим утром — в гимнастическом зале.

Я уже теоретически знал — благодаря чтению все той же подробной инструкции — что всеобщая утренняя гимнастика обязательна не для всех и каждого, в выходной же день — только для дежурной смены Проекта…

Сам я, как выяснилось почти сразу, вообще мог бы пренебречь посещением гимнастического зала. Каково бы ни было на этот счет мнение числодемона, управляющего домашними системами моей служебной квартиры, решение оставалось за мной.

Оказалось, что я, во-первых, сотрудник временный, во-вторых, отношусь практически к небожителям: гражданам высокого, по местным представлениям, ранга. Относительно последнего было совсем интересно: в СССР считалось, что специалисты моего уровня умеют управлять собственным рабочим временем и без применения к ним, специалистам, принудительного распорядка дня. Как это сочеталось с контрактом, в каковом та же гимнастика, и не только она, были прописана в качестве обязательных процедур, я понять так и не смог.

Получается, что теоретически гимнастический зал должен был оказаться почти совершенно пуст…

Однако, то теория, на практике же я кивал все тем же женским лицам и пожимал все те же мужские руки, как и утром любого буднего дня из числа предыдущих.

Девушка Анна Стогова занималась утренним спортом не в одиночестве: паче чаяния, вокруг нее ужиком увивался коллега, увидеть которого я ожидал, по ленности его и громко декларируемой любви к утреннему сну, менее всех прочих.

Встал поодаль и довернул в сторону знакомцев бархатные свои уши: не то, чтобы направив их прямо в нужную сторону, а так, чуть-чуть. Подумаешь, стоит себе псоглавец, и стоит.

Может, думает о чем-то своем собачьем.

Девушка Анна Стогова занималась делом, в девичьем исполнении категорически непривычным: таковым оно, дело, было и оставалось, по крайней мере, для меня.

Переводчик, невероятно притягательно выглядящая в женском гимнастическом купальнике, сейчас поднимала над головой штангу, один вид которой заставлял меня критически задуматься о пределах уже собственных физических возможностей. Попросту говоря, спортивный снаряд выглядел откровенно более тяжелым, чем следовало бы тягать девушке… И чем мог бы, без риска опозориться, поднять я сам.

Американский инженер спортом не занимался и даже не был сообразно одет: просто находился рядом, всем своим видом представляя деятельное раскаяние в неизвестных мне грехах. Не начни некий профессор уже немного понимать странноватую инженерскую суть, он, профессор, мог действительно поверить в то, что товарищ Хьюстон извиняется искренне.

Девушка Анна Стогова, впрочем, была в своей уже реакции непреклонна: кремень, а не девушка. Говорили они по-британски: американский коммунист изучил советский язык досконально, но со всеми, кто был к тому готов, старался использовать британско-американский: по его же, инженера, словам, чтобы не забыть окончательно родную речь.

- Вам, товарищ Хьюстон, должно быть стыдно не за Вашу, якобы, оговорку, - интервалами, на выдохе, сообщала девушка. - Все Ваше поведение в тот день было откровенно вызывающим. Особенно мне не понравилось то, как Вы общаетесь с профессором!

Я немедленно понял, что речь идет о тех, не до конца мне понятных, высказываниях инженера — озвученных американцем в день нашего прибытия, конечно.

- О моей шутке, каковую я признал уже глупой и неуместной, - немедленно оппонировал инженер, - Вы, Анна, напоминаете мне сейчас в юбилейный десятый раз! Я ведь уже извинился и обещал такого больше не допускать! Вы же понимаете, характер мой формировался в принципиально иных условиях… Привычка резко и неуместно шутить — часть североамериканского менталитета, и я с ней, этой привычкой, постоянно борюсь!

- Хорошо, допустим, - согласилась девушка. - Действительно, извинились. Вправду, обещали. Что же до Вашей пикировки с профессором Амлетссоном…

- Анна, слушайте! - вскинулся инженер. Раскаяние его, и без того казавшееся мне сомнительным, растворилось окончательно: сейчас товарищ Хьюстон был полностью уверен в слове своем и праве. - Профессор Ваш тоже тот еще тип! - на этом моменте я, уже собравшийся было нарушить уединение этих двоих — насколько таковое вообще возможно посреди тяжело дышащего, гремящего снарядами и активно двигающегося населения — решительно притормозил и даже вернулся на исходную позицию: сделал вид, будто бы придирчиво выбираю гантели. Те лежали аккуратно, в ряд и на полу — для выбора подходящих мне пришлось наклониться, и я надеялся, что так меня спорщики если и заметят, то не сразу. Послушать о том, что против меня имеет инженер, причем так, чтобы тот не знал о моем присутствии, было, как