Профессор Амлетссон - Адель Гельт

- огромных трудов мне стоило не задуматься о русалочьих несомненных достоинствах, но перевести разговор в деловую плоскость. - Но, может быть, хотя бы в общих чертах…

- Медицина у нас бесплатная, причем любая, - начал вопрошаемый с пункта, и без того хорошо мной изученного. - Питание… Хотя Вам про это точно должны были рассказать. Всем иностранцам рассказывают. - Я кивнул, Иванов продолжил. - Связь. Звонки, эфирный трафик… Немного сложнее реализовано, чем принято считать, но очень даже удобно, при необходимости.

Вы видели когда-нибудь, как делает стойку красивый пес, обязательно — о пушистых ушах? Да, уши эти развернуты раковинами строго вперед, пасть аккуратно прикрыта, глаза смотрят с неослабевающим вниманием… Для полноты картины лично мне оставалось тихонечко заскулить, чего я, конечно, делать не стал.

- Связь, - пояснил я слегка удивленному лаборанту свое странноватое для человека поведение. - О ней я в известность поставлен не был. Просветите, пожалуйста. Например, мне нужно позвонить домой, просто сообщить родным и близким, что все со мной хорошо… Я им, конечно, уже писал, но голосовой звонок — совершенно другое дело, особенно, если это не очень дорого!

- Имя ему — Тегерион, - пояснил лаборант слегка, как мне показалось, невпопад. - Но мы здесь, ради краткости и удобства, называем этого демона проще: TeGe. - Лаборант извлек из внутреннего кармана пиджака, все это время скрывавшегося под рабочим халатом, элофон какой-то советской модели: сам я в них тогда не разбирался, спросить же было не у кого.

- Аватара его призывается моментально, - продолжил Иванов, ловко тыча пальцем в экран, - привязывается сразу к элофону и эфирному слепку призывателя, работает замечательно, ничего особенного не требует. Даже в оплату принимает стандартные эфирные силы безлимитного маготрафика.

Я, с некоторой даже профессиональной ревностью, обратил внимание на то, что аппарат у моего подчиненного и новее, и интереснее, чем мой собственный — несмотря, повторюсь, на то, что не сумел опознать модели.

Между прочим, некий профессор не так давно потратил на похожее, только более простое, устройство, сумму, эквивалентную двухмесячному его, профессора, жалованью, и только на днях полностью выплатил банковский кредит…

- Вот, смотрите, - лаборант развернул элофон экраном ко мне. - Выводите на офонисе глиф призыва — у вас, в Европе, они должны работать точно так же, школа-то одна, герметическая — и называете имя демона, громко и внятно.

- Офонисе? - Я не то, чтобы не понял, но, скажем так, сделал это не очень уверенно и не до конца — греческий корень слова опознать удалось, но вот значение…

- Если в атлантической традиции, то это дисплей, - пояснил, не чинясь, мой внезапный провожатый в мире очевидных для себя вещей. - Или монитор. В общем, экран. Так вот, громко и внятно…

- Тегерион, приди! - заявил я, проделав нужные манипуляции уже со своим устройством, к счастью, заряженным — не в пример наушникам.

Ожидаемо запахло серой и неожиданно — озоном, офонис мигнул, и на рабочей поверхности появилась небольшая пикторуна, похожая на вписанный в синий кружок белый бумажный самолетик.

- Теперь просто запускаете аватару демона, как и любое приложение к элофону, набираете номер вместе с международным кодом, и общайтесь себе на здоровье! Это, — кстати заметил лаборант, совершенно бесплатно — стало. Год назад, после того, как завершили линию эфирной передачи — от московского Эм-Девять непосредственно до европейского центрального узла терминации трафика. Той Европы, конечно, которая все еще капиталистическая… Ой, извините, профессор, - вдруг повинился мой собеседник, - Вам, должно быть, не очень приятно это все слышать?

Мне подумалось, что примерно две трети слов некий профессор, все же, понял. То ли акцент такой, то ли еще что-то… Решил не заострять конкретно на этом: было еще, на чем.

- Тегерион… Знакомое имя, - вдруг вспомнил я. - Кажется, это кто-то из демонов Среднего Гептадемония, и… какой-то он нехороший. Точно ли стоит его призывать? Может, отвязать приложение от элофона, пока чего не вышло?

- Вы, наверное, сейчас о Тагирироне, он же Тагаринун? Демон вражды и ссоры? - лаборант улыбнулся. - Можете не беспокоиться совершенно. Академик Дуров призвал его больше двадцати лет назад, системно усмирил и поставил на службу человеку. Даже имя демона теперь звучит несколько иначе потому, что…

- Потому, что общая демонология, первый университетский курс, - перебил я подчиненного: мне все еще было неприятно понимать, что советский лаборант, вчерашний студент, более умел в обращении с современной техникой, нежели профессор физики, да и техника эта у парня дороже и новее. - При системном усмирении демона требуется исказить его имя, это помогает потусторонней сущности смириться с подчинением эфирно более слабому существу, — блеснул я интеллектом, чего немедленно устыдился: право слово, какое ребячество!

- Академик Дуров, вообще, заклял не только этого, который для быстрой эфирной связи, - пришла пора мне удивляться не только техническим навыкам, но и отличному знанию языка, проявленному лаборантом: теперь он, Иванов, перешел и вовсе на народный ирландский говор — британский, да не до конца. - Там еще есть, как минимум, Валак — мы называем его VeKa. Этот закрепляет в ноосфере светографии и длинные тексты, помогает общаться между собой сразу большому количеству совершенно разных…

Иванов, кажется, оседлал любимого конька. Истинный фанат техники, один из тех, кого жители Атлантического Пакта называют словом «гик», мог, как мне показалось, говорить на эту тему — и смежные — бесконечно, но мне…

- Все это очень интересно, tovarisch starshiy laborant, - блеснул я знанием делового советского, но мне очень нужно срочно позвонить.

Глава 24

Страны Атлантического Пакта отличаются от своих соседей, объединенных Варшавским договором. Это — факт.

Можно долго и превыспренно рассуждать о демократических ценностях, конкурентном рынке и чем-то еще, что составляет очевидное преимущество свободных стран, но главное декларируемое отличие заключается в одном-единственном факторе.

У нас, в странах, советскими гражданами именуемых «западными», должны всерьез уважать то, чего в СССР, кажется, нет вовсе: личное пространство индивида.

Правда, о различии таком я знаю теоретически. Еще вернее — мне о разнице этой неоднократно рассказывали, с самого раннего детства и всеми доступными методами.

Теоретическое это знание на практике проявилось, примерно, никак: что дома, в Исландии и Ирландии, до тебя всегда было дело всем, кому положено, и половине из