Профессор Амлетссон - Адель Гельт

дозвонился на городской аппарат, у этого элофона вообще нет ни экрана, ни проектора, ни даже кнопок: только корпус, трубка и диск!

- Это местная связь, - поделился я, - и мне очень нравится то, как она работает! Советские… Они редко пользуются привычной нам пустой механикой: вместо этого тут все очень сильно смещено в эфирные техники, я мог вообще позвонить тебе хоть с концентратора! Сама понимаешь, когда эфирных сил уйма, и они почти ничего не стоят…

Рыжая-и-Смешливая — такой же человек, как и я. В смысле, хомо сапиенс канис, если вы позволите так грубо обойтись с высокой латынью. Однако, как и столь похожие на нас неразумные киноиды — лишенные всё меняющей приставки «антропо» в начале слова — мы, кинокефалы, различаемся между собой. Конечно, не прямо по породам, но по национальностям.

Я, наверное, уже упоминал, что и сам профессор Амлетссон, и вся его ближайшая кровная родня больше всего похожа на некий гибрид двух пород собак: в большей степени восточносибирский хаски, в меньшей — аляскинский маламут?

Так вот, если прибегнуть к подобному сравнению, Рыжая-и-Смешливая напоминает обыкновенную лисицу: рыжая с белым морда, карие глаза о вертикальных зрачках, длинный хвост полешком и черная шерсть на лапах — ниже колена и локтя.

Еще они — моя человеческая женщина и какая-нибудь рыжая лесная обитательница — схожи некоей повадкой, особенно, когда речь идет об эмоциях.

Мое любимое «ушей нет» выглядит в исполнении любимой женщины куда убедительнее… Я даже готов поспорить, что слышу тоненькое лисье «ииии» и мощно виляющий хвост, вот так: ших-ших-ших.

То, что говорить можно, так сказать, с эффектом присутствия — очень хорошо. То, что это только эффект — радует куда меньше, ведь половину радостных ужимок приходится додумывать…

- В университете все спокойно, почти никого нет, потому, что каникулы. - делилась, тем временем, со мной девушка, убедившись — с моих слов — что разговор ничего не стоит в смысле денег или эфирных сил, и идти может почти бесконечно долго: до тех пор, пока мелкие демоны не устанут гонять электроны по батарее элофона. - Сама там бываю редко, я ведь в отпуске, иначе ты нипочем бы не застал меня сегодня дома… Пришлось бы звонить на носимый элофон!

Я сделал мордой выражение, которое можно было прочитать как «ну и позвонил бы» — так, кажется, то и было воспринято.

- В городе же ровно наоборот — людно и шумно, - продолжила барышня. - Туристы, сезон!

Нужно было перехватывать инициативу: если женщины что-то и умеют делать значительно лучше, чем мы, мужчины, так это говорить часами о себе самих и том, что их окружает.

- У меня все относительно хорошо, - решительно ответил я на вопрос, который, кажется, мне и не собирался никто задавать. - Осваиваюсь, вникаю в советскую действительность… Пока все идет неплохо.

Поделился эмоциями и впечатлениями: повторяться не буду, вы и так все в курсе. Впрочем, о некоторых явлениях, процессах, и, в особенности, личностях, я упомянул несколько опрометчиво. Или, наверное, зря сделал это настолько подробно.

- Знаете что, профессор, - резко сменила милость на гнев Рыжая-и-Смешливая. - А ведь Вы, профессор, кобель!

Мне резко стало не по себе: будто на скромное северное солнце набежала тучка, и даже температура резко упала на несколько градусов по шкале Цельсия. Я, до сей поры, ни разу не имел возможности узнать, как выглядит и звучит ревность любимой женщины…

Та, тем временем, продолжала.

- Ладно, русалка, - накручивала сама себя на невидимое веретено девушка. - Это в их природе, особенно, если какой-нибудь дурак выпустит такую в люди, да со снятым ошейником! - Я вспомнил другую знакомую мне представительницу той же расы, регистратора за стойкой поликлиники, и поежился: никогда раньше не задумывался о том, на что похож обязательный к ношению в Атлантике ограничитель природных способностей…

- Эта еще, которую ты зовешь по имени и фамилии, - продолжала моя без пяти минут невеста. - Будто мне непонятно: бдительность усыпляешь! Еще…

- Еще, - подхватил я эстафету, - здесь кругом полно орчанок, полурослиц, карл и даже, вроде, эльфиек — не уверен только, что чистокровных. Так и вьются вокруг одного профессора, который, кстати, кобель!

Отец всегда говорит: не умеешь предотвратить — останови, не можешь остановить — возглавь. Старика своего я стараюсь слушаться даже в совершенно уже взрослом возрасте: старый фермер не то, чтобы очень умен, но совершенно точно мудр, и был таким, кажется, всегда.

Сработало. Рыжая-и-Смешливая будто с разбегу столкнулась со стеной: непоколебимо прочной и совершенно прозрачной.

- Что, перебор, да? - совершенно уже спокойным, пусть и заинтересованным, тоном, осведомилась девушка. - Прости, милый! Сама не знаю, что на меня нашло, я ведь… Ну, ты понимаешь… Ты такой умный, придумай, в конце концов, что-нибудь!

Я и придумал: рассказал о своих, пока гипотетических, планах, снова взять советский контракт и вновь посетить эти удивительные края, но уже, скажем так, не в одиночестве.

- Мне, конечно, нравятся вот эти вот восторженные нотки, - начала девушка немного издалека, - и посмотреть на все чудеса социального прогресса было бы интересно, но…

Я сделал вопросительное выражение морды, пусть и догадывался примерно, о чем пойдет речь.

- Локи, но я не хочу в СССР! - Не преминула поддержать мою уверенность далекая собеседница. - Разве что, летом, ненадолго и в качестве туристки! У нас и дома есть, на что посмотреть, и все почти хорошо, в Союзе же холодно, страшно, коммунисты и кормят, наверняка, похуже, чем принято на Зеленом Эрине!

Я принялся ее переубеждать, и делал это столь продуктивно и долго, что приснопамятные демоны утомились: батарея моего элофона показала эфирное дно.

Несмотря на то, что девушка моя явила себя со стороны незнакомой и слегка пугающей, сам