Имя Кати - Павел Николаевич Губарев

А этичность бития стёкол мы с вами, Катерина, обсуждали.

Катя открыла глаза и улыбнулась.

— Всего доброго, — сказал робот. — Мы были героями целый день. Я больше не буду выходить на связь. Это небезопасно.

Катя вздохнула и нажала кнопку подтверждения команды. Программа не доверилась биометрическим датчикам и запросила пароль, Катя ввела пароль.

«PapaVernis2me»

Робот исчез из их жизни.

Катя смотрела новости. С каждым просмотренным видео ей всё больше казалось, что она заболевает гриппом. Сознание затянула муть, а лоб стал горячим.

В казённое здание въезжает автомобиль. Звон, крики, изображение скачет и дёргается.

Вид с другого ракурса, с потолочной камеры: стекло дрожит, в холл въезжает автомобиль. В здание входит странная мужская фигура с мешком на голове.

Катя смотрит на свой паспорт. Паспорт выцветает, появляются буквы. Новое имя. Спустя несколько минут меняется фотография. На Катю смотрит незнакомая девушка.

— Привет, — говорит Катя.

Ещё видео из новостей: пустырь, мужская фигура с мешком на голове. Пламя, шум. Изображение расплывается, Катя чувствует жжение в глазах — это слёзы.

В дверь звонят. Появляются странные молчаливые люди и странные трескучие роботы. Катю и Ани укладывают на диван. На Катином лице что-то мокрое. Лицо немеет, откуда-то доносится неприятный дрожащий гул: уу-уу-уу. Люди исчезают, ничего не говоря. Где-то через час, а может и два, маска начинает крошиться. Катя не знает, что делать, и начинает плакать. Ани берёт её за руку. Кто-то ещё успокаивает её: это Лёва. Лёва помогает ей разбить маску. Катя открывает глаза. Она лежит на диване вся в крошках белого цвета, как в штукатурке. Рядом лежит брат, все ещё с белой пастой на лице.

Лёва смотрит на неё, как будто видит в первый раз.

«Дура, — думает Катя, — дура! Это и есть первый раз».

Она выходит из комнаты в коридор, щёлкает выключателем и смотрит в зеркало. Сзади к ней подходят Лёва и какой-то незнакомый человек.

— Ну как, — спрашивает незнакомец голосом Ани, — нравится?

— Неплохо, — отвечает незнакомая девушка в зеркале.

Катя поворачивается к Лёве.

— Ты будешь любить меня? — спрашивает Катя Лёву.

— Я уже тебя люблю, — отвечает Лёва.

— До вторника?

— И после вторника.

— У меня лицо красное, как будто я его свёклой натёрла.

— Это пройдёт.

Ани уходит в ванную и открывает воду.

— И где мой длинный нос? — говорит Катя. — У меня теперь курносый нос.

— У тебя по-прежнему голубые глаза. И так себе характер. Мне нравится.

— А моё новое имя?

Лёва берёт её за руки и целует. Она чувствует вкус белой крошки, которая осталась на её губах. Не то чтобы ужасный, но синтетический. Вкус чего-то нового и чужого.

— Я люблю тебя, Аня, — говорит Лёва.

Анна кивает, но ничего не говорит в ответ.

До вторника

Анна проскроллила текст.

— Она собиралась заниматься венчурными инвестициями. Она была на два сантиметра выше. И волосы темнее. И пятёрка по химии в вузе. Кто вообще разбирается в химии? Как странно: у меня её лицо, но больше ничего общего. У неё была большая грудь. Не очень большая, но на размер больше.

Лёва промолчал. Анна ткнула его локтем в бок. Они лежали на кровати, накрывшись одним пледом. Ани (теперь Антон, а не Андрей, но всё равно Ани) ушёл по делам. В квартире не было холодно, но звук дождя заставлял ёжиться, прятаться под одеяло и прижиматься друг к другу.

Лёва удивительно быстро нашёл уютное место на диване, разложил подушки и разлёгся среди них, создавая ещё больше уюта. Что в офисе, что в особняке, что здесь, он быстро осваивался, двигал вещи, наводя гармонию. Будто они были нотами, разбросанными по гамме, и он выстраивал аккорд. Или будто подкручивал колки на чужой гитаре, потому что не мог оставить расстроенный инструмент без внимания.

Анна сегодня посмотрела за окно один раз с утра и решила больше не выглядывать: листья облетели, и ползучие растения на столбах и стенах напоминали колючую проволоку. Странно, совсем недавно из окна Приюта она видела жёлтые листья. Как всё быстро меняется.

Лёва выходил купить батон и арахисовое масло. Вернулся промокший и сказал, снимая мокрую куртку:

Время года под вопросом

В середине декабря

И холодным мокрым носом

Город тычется в тебя

Забрался обратно под одеяло, и Анна прижалась к нему. Есть ей совершенно не хотелось. Хотелось обниматься и говорить обо всём подряд.

Анна ткнула Лёву локтем в бок ещё раз.

— Ай! Прекратишь драться? — сказал Лёва.

— Ты должен был сделать комплимент.

— О… у тебя красивая грудь, хоть и небольшая.

— Ну ты нахал!

— А ты…

— Что я? А?

— Займись венчурными инвестициями. Это интересно.

— М-м-м. А вдруг я встречу старых знакомых этой Анны?

— Сделаешь вид, что смертельно обиделась и не разговариваешь.

— Неприятно как. Ладно, переживут. Пусть радуются, что она… то есть, я… вообще жива… Но это, наверное, странно. Они её встречают, а Анна… то есть я… чуть ниже ростом. Говорю другим голосом…

— И грудь меньше!

Анна ударила Лёву.

— Ай! Не дерись.

Лёва обнял Анну сзади и прижал к себе. Анна положила свою ладонь на его руку и нащупала часы — те самые механические часы со стрелками, которые замыкали Лёвино время в круг и, видимо, спасли его от перемен, прошедшихся по брату и сестре.

— Расскажи мне кое-что, — сказала она.

— Что?

— Как робот уговорил тебя поехать в особняк?

— А… он сказал, что меня ждёт дорогой человек. И ещё что-то очень двусмысленное. И что отношения — это непросто, но над ними надо работать. И ещё что-то мутное. И что это может быть опасно, но любовь важнее законов.

— И ты поехал?

— Я решил, что он говорит о моей маме.

Анна помолчала, смотря на Лёву.

— Я её давно не видел, — пояснил Лёва. — Она… я не знаю толком. Это то ли наркотики, то ли нейроинтерфейсы. Знаешь, все эти эксперименты с проводами в мозг. Такой ужас. Кто сходит с ума, кто зацикливается на чём-то нехорошем. Когда папа ушёл, она сперва была рядом, но никогда не улыбалась и иногда плакала из-за мелочей. Потом началось: таблетки, операции на мозге. Она стала веселей, но как-то