Сердце Короля Теней - Сильвия Мерседес

ведь мое сердце было… но неважно. Я была верна тем клятвам, которые принесла. Пусть никто не сомневается в истинном происхождении моего сына. Фор – сын Гавра, пускай он и стал мужчиной, во всех отношениях превосходящим своего отца.

После женитьбы все для меня изменилось. Будущее, на которое я втайне надеялась, больше не было возможным. У меня не было ничего, кроме моей силы и неумолимых настояний Гавра, чтобы я ее оттачивала. Он предлагал новые кровавые жертвы Глубокой Тьме, подпитывая Круг Урзулхар, покуда камни не начали пульсировать кроваво-красным как в мерцание, так и в сумрачье. Он приводил все больше и больше трольдов – все так называемые осужденные, – дабы я подвергла их ва-джору.

Однажды в толпе преступников оказались дети.

Я запротестовала. Я сказала Гавру, что не стану этого делать. Он настаивал на том, что весь город предал Мифанар, строя заговоры против меня и моего сына-полукровки. Он сказал, что они укрывали мятежников, которые хотели убить и Фора, и меня, и заявил, что они должны быть сейчас погружены в ва-джор, чтобы получить шанс однажды переродиться лучшими версиями себя.

Я сказала ему перестать врать. Как самому себе, так и мне. Он заставлял меня убивать этих трольдов. Вот поэтому они и были против моего присутствия в этом мире.

– Я не стану этого делать, – заявила я. Такая храбрая. Такая дерзкая.

Такая глупая.

Гавр был в отчаянии. С теми темпами, с которыми усиливались толчки, он понимал, что это лишь вопрос времени – когда проснется дракон. Быть может, не на его веку, но определенно на веку его сына. Гавру нужно было позаботиться о будущем, и он не потерпит, чтобы ему помешала робость одной смертной женщины. Он выволок одного из детей вперед и приставил нож к его горлу. Он сказал мне, что сам убьет ребенка, если я не поступлю так, как он просит. Когда мать ребенка взмолилась и стала упрашивать пощадить его, Гавр провозгласил:

– Мы нашли свою жертву.

На этот раз, когда они убивали ее, они делали это долго.

Они поддерживали ее кровь теплой и живой, пока та поила камни.

Мне никогда не забыть ее криков. Никогда не забыть, как мощно текла сила сквозь мое бытие, мои кости. Мне никогда не забыть.

И они все вошли в ва-джор. Каждый мужчина, женщина и ребенок.

Даже тогда мое сердце не было таким зачерствевшим, как сейчас. Даже тогда я оставалась мягкой, нежной. И такой уязвимой. Этот опыт довел меня до грани безумия. Мне хотелось умереть. Моей любви к Фору было недостаточно, чтобы поддерживать меня. Поэтому я сбежала.

Но Зур нашел меня.

Конечно же, он нашел меня.

Он всегда знал, где я прячусь, даже когда я сама этого не знала.

Он нашел меня и опустился передо мной на колени, моля о прощении. Поначалу я не понимала, но он упорствовал, говорил, что это все его вина, что не стоило ему приводить меня в этот мир. Он не знал, в какую пучину погрузится Гавр в своих попытках спасти Подземное Королевство.

Оскалившись, я ответила:

– Но ты всегда знал, что твой брат на мне женится.

– Да, – отвечал Зур. – Но я не знал, что полюблю тебя.

В этих нескольких словах я нашла то, что было мне нужно. Жизнь. Надежду. Причину держаться.

Я не могла вернуться в Мифанар. Зура отправили разыскать меня, ведь он был таким верным псом. Но впервые в жизни он ослушался хозяина. Мы сбежали. Вместе. У нас была вся Эледрия, в которой можно затеряться, и мы намеревались сделать так, чтобы нас никогда не нашли. Пусть драконица восстает, если хочет! Пусть Гавр смотрит, как весь его мир рушится и горит. Это больше не имело для нас значения, вот только…

Фор.

Я не могла уйти без него.

Ах, у меня уже язык устает от этой болтовни! От рассказов о далеком прошлом. Нам столько нужно сделать, и лучше бы потратить мое время на это.

Хотя, наверное, мне ничего другого не остается. Раз начавшийся рассказ нельзя оставлять недосказанным.

Ладно. Рта не раскрывай, а уши навостри. Я расскажу тебе конец этой печальной истории, хотя в итоге ты можешь и пожалеть, что она не осталась незавершенной.

Нас поймали.

Гавр знал, что я вернусь, и подготовился к встрече с нами. Возможно, знай я тогда то, что знаю сейчас, я бы могла ухитриться проскользнуть туда и забрать ребенка самостоятельно. Зур пытался меня предупредить. Он откуда-то знал, что если мы вернемся, то больше не сможем сбежать. Но я настаивала. Я была слабой – материнская любовь может быть таким коварным паразитом.

Гавр подготовил комнату и обил ее свинцом, который отлично блокирует песнь урзула и мешает нашему дару. Он заковал меня в цепи, в этих четырех тесных стенах, и оставил там на бессчетные дни. Без света. Без еды. Без воды. Меня похоронили заживо, оставили гнить в этих цепях. Таким был бы мой конец, если бы не Зур.

– Дай ей искупить свою вину! – умолял Зур. – Позволь ей сделать то, зачем она сюда прибыла. Позволь ей обратить дракона в камень!

– Невозможно, – отвечал Гавр. – Ва-джор недостаточно силен. Наши жрецы говорят, что его мощности не хватит, если не найдется добровольной жертвы.

– Тогда позволь мне стать этой жертвой, – заявил Зур перед всем двором Гавра. – Я добровольно предлагаю себя. Моя жизнь в обмен на ее. Моя жизнь в обмен на ва-джор.

Меня выволокли из моей свинцовой темницы, покрытую собственными испражнениями, тощую, дрожащую, заморенную голодом. Меня помыли, покормили, расчесали, нарядили в священные одежды и возложили на голову драгоценные каменья.

Затем меня привели к месту жертвоприношения, где стоял Зур, связанный, его плоть была готова встретить алмазный клинок.

Я кричала.

Я просила.

Я умоляла.

Я клялась, что никогда этого не сделаю. Что я скорее сама себя убью.

В итоге именно Зур меня убедил.

Он попросил меня придать его смерти смысл. Он умрет. Отвратительной смертью. Кошмарной. Но он умрет, зная, что его народ спасется.

Так много боли. Так много.

Приносимый в жертву должен оставаться в живых как можно дольше.

Чтобы кровь текла свежая.

Я рыдала.

Я рыдала, покуда не кончились слезы.

Затем я вошла в джор.

Так глубоко, что перестала чувствовать.

Я не хотела чувствовать.

Я хотела быть камнем.

Кристаллы пожирали кровь Зура. Их резонанс был таким мощным, что ощущался в каждом уголке Подземного Королевства.

Я ничего не чувствовала.

Я ничего не знала.

Я была