Марсельская сказка - Елена Букреева

— Это исключено, — Реми улыбнулся, и я в недовольстве на него уставилась. — У нас даже нет нарядов по такому поводу, Бартем, мы же не можем прийти к тебе так.

— Это вовсе не проблема! — вдруг встряла в разговор Луиза. — Эйла, дорогая, вы можете поехать со мной в особняк. Здесь ведь даже нет приличных магазинов! Но это решаемо. Мы что-нибудь подберём для вас, у меня большой гардероб. Эти хлопоты мне лишь в радость, я здесь совершенно никого не знаю. К тому же, чем больше гостей, тем лучше для нас. И вы развлечётесь. Разве нет?

— Это правда, — Верн кивнул. — А тебя, Реми, я заберу с собой, заедем по пути в одно место. Заодно и о жизни с тобой поговорим, я же тебя, чёрт возьми, десять лет не видел! Оставим наших дам до вечера. Так вы согласны? Или будете ждать свое авто у механиков?..

Это была безумная авантюра, наверное, самая безумная из всех, на которую я когда-либо соглашалась. Идти на приём к незнакомым людям, когда моя жизнь висит на волоске… высшая степень безрассудства. Однако с другой стороны, это могло бы стать моим спасением. Получить от Верна автомобиль и оказаться в Париже как можно скорее, добраться до тёти, позвонить матери, а потом пойти в полицию, точно зная, что отныне все будет кончено. Вернуться домой, к своей жизни, написать книгу, нет, не о том, что произошло, это будет великий роман, я точно знаю, я для него созрела… всё это теперь казалось мне таким реальным, таким досягаемым. Один небольшой риск взамен на полную свободу — разве это много?

Я посмотрела на Реми с огромной надеждой во взгляде. И вздохнула с облегчением, увидев в его глазах то, что и ожидала увидеть.

Впервые за всё время он был со мной заодно.

Глава 19. В глубине твоих глаз

Особняк Вернов выглядел, как произведение искусства. Я уже видела его накануне утром, когда мы с Реми добирались до Венеля — он утопал в зелени обступившего его сада, при этом возвышаясь над ним, как скалистая гора возвышается над своим лесом. Украшенный множеством белоснежных колонн и широкой парадной лестницей, он заметно отличался от своих готических соседей, а массивные арочные окна на всех четырёх этажах наверняка пропускали достаточно света, чтобы отгонять из комнат создаваемый многочисленными деревьями мрак. Поднимаясь по ступенькам к парадным дверям из красного дуба, я не могла перестать разглядывать всю красоту и убранство их дома, а ведь ещё несколько минут назад я жутко волновалась, полагая, что мне придётся играть изумление и восторг. Нет, то было искреннее восхищение их особняком, ведь наш Роузфилд, одинокий и безликий, не мог сравниться с этим безмолвным величием, очевидным, и в то же время прячущимся в густоте листвы. И гораздо позже, в спальне Луизы, я не играла восторженное дитя из французской глубинки, я была им, и словно никогда не принадлежала той жизни, из которой меня украли… Всё казалось совершенно новым и незнакомым, атмосфера, в которой я родилась и провела всю свою жизнь, была мне чужда, и я задумалась, глядя на свое отражение в старинном зеркале трюмо — быть может, всё было сном? Может быть, я всегда была женой Реми, мадам Атталь, жила в Шеризе или в Шаале, пекла с Зоэ кукурузный хлеб, сама стирала бельё и сама убиралась в доме?

Но стоило мне примерить платье Луизы, и это чувство исчезло, как дым над чашкой чая, мгновенно и бесследно. Платье было восхитительным, насыщенно изумрудным, с прилегающим лифом, украшенным бисером, и свободной юбкой из шифона, плавными волнами струящейся по моей фигуре. Мои волосы завили и уложили в аккуратную низкую причёску, Луиза одолжила своё колье с изумрудом на тонкой золотой цепочке, и черные лодочки, добавившие моему росту пару дюймов. И вот я снова стала собой, Эйлой Маклауд, внучкой лорда, выпускницей Кембриджа, будущей писательницей, незамужней красавицей и лакомым кусочком в высшем обществе надоедливых снобов. Встретившись со своим старым-новым отражением, мне хотелось плакать от отчаяния, хотелось повернуться к Луизе и всё ей рассказать, попросить, потребовать помощи и защиты, но я знала, прекрасно знала, что у меня не было никаких прав рисковать этими людьми. Они и так спасут меня, предоставив автомобиль, если этот вечер пройдёт хорошо. А он пройдёт изумительно — на меньшее я не согласна.

— Дорогая, вы выглядите просто великолепно! Прошу простить меня за бестактность, но, Эйла, я бы ни за что не поверила, что вы провели всю свою жизнь в деревне! Вы очень утончённая девушка, а ваша осанка… многие девушки из высшего общества должны локти кусать от зависти, увидев вас.

— Спасибо, Луиза, — я развернулась к ней со сдержанной улыбкой. — Всё лишь благодаря вашим стараниям. Чувствую себя, как в сказке «Золушка», — солгала я, ведь на деле мне явно была бы отведена роль одной из сестриц. — Вы сделали из меня настоящую принцессу. Почему вы так добры ко мне?

Луиза покачала головой и шагнула ближе ко мне, беря мои руки в свои. Она была удивительно красивой, утончённой, одетой по последнему писку моды в своём атласном платье цвета слоновой кости, на её миловидном лице не было ни единой морщинки, и я бы ни за что не поверила в то, что разница между нами — целых десять лет. Скорее это я, повидавшая ужасы заточения и измученная долгой дорогой, выглядела старше. Кроме того, главным украшением Луизы была её доброта. Она так отличалась ото всех светских дам, которых я когда-либо встречала, и это было просто удивительно.

— Милочка, я получаю от этого истинное удовольствие, — с улыбкой протянула Луиза, крепче сжимая мои ладони. — Разве это не наш святой долг — помогать несчастным и обделённым?

Улыбка тотчас сползла с моего лица. Ангельский нимб над головой Луизы растворился, белые крылья за её спиной обратились в прах, и я увидела её истинный лик — уродливый и безобразный. Но какой бы ни была моя досада, я не могла её винить. По правде говоря, я ведь ничем от неё не отличалась. И этот момент, этот, быть может, решающий миг, будто обнажил и мою изнанку тоже, и я увидела своё отражение, столь же некрасивое, в чём-то даже совершенно омерзительное.

В конце концов, я не сердилась на Луизу за её слова. У меня просто не было права