Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

не с горя — от отупенья»[2767] [2768] [2769] = «Да как пустит слезу: “Вся страна, — / Говорит, — никуда не летит”. <…> Стал друг мой умный к полдню обалдуем» (АР-7-124); «Вот он проснется утром — протрезвеет — скажет…» = «Друг трезвеет: “Летим, но в Бейрут!”» (АР-7-128); «Но если я кого ругал — карайте строго» = «.Друг орет, что министра сместит» (АР-7-118); «Так отпустите, товарищи милиционеры, — вам же легче будет»187 = «Уже наряд милиции зовут»; «Метро закрыто, в такси не содют» = «Всё закрыто — туман, пелена» (АР-7-111); «Гляди — подвозют, гляди — сажают. <…> Нас чуть не с музыкой проводюг, как проспимся» = «И вот уже бесплатно / Везут меня обратно» (АР-7-136); «И всё же, брат, трудна у нас дорога!» = «Ох! Участь наша многотрудная» (АР-7-136); «Эх, бедолага! Ну, спи, Серега!» = «Заворожено слушал я ханыгу: / Герой — болтает скромно, делово» (АР-7-112).

А оппоненты, пытающиеся удержать героев на месте, названы безымянными местоимениями: «Тут кто-то нам сказал, что, мол, уймитесь»188 = «Грозным взглядом меня пепеля, / Кто-то требует, бья меня в грудь, / Что моей безопасности для / Должен я сам себя пристегнуть» (АР-7-123).

Однако в «Аэрофлоте» герой высказывает недовольство и по другому поводу: «Мало что — покурить не дают, / Дак еще не дают распивать» (АР-7-127), — повторяя свои же слова из стихотворения «“Не бросать!”, “Не топтать!”…» (1971): «Но когда это “не / Приносить-распивать”, / Это “не” — не по мне, / Не могу принимать!».

Что же касается буйства лирического героя и его друга после выпивки, то эта тема разрабатывается также в песне «Про двух громилов — братьев Прова и Николая» и стихотворении «Мы живем в большом селе Большие Вилы…» (оба — 1971).

Если в «Аэрофлоте» друг героя-рассказчика «гнул винты у Ила-18», то и Николай (лирический герой) в стихотворении «Мы живем в большом селе…» вел себя точно так же: «Я еще чуть-чуть тренировался — / Гнул дула / На танке» /3; 95/. А в «Аэрофлоте» герой тоже тренировался: «Тренируюсь уже на земле…». Здесь же он говорит: «Мой умный друг к полудню стал ломаться», — и так же поступает Пров, выполняющий функцию «друга» Николая: «Пров ломается, мерзавец, / Сотворивши шкоду». При этом полуироническая характеристика мерзавец находит аналогию и в «Аэрофлоте»: «Друг совсем обалдел, паразит» (АР-7-144), «Охмелел, осмелел мой бандит» (АР-7-111). В свою очередь, характеристика бандит напоминает песню «Я скоро буду сохнуть от тоски…» (1969), где так же называет себя сам лирический герой, отвечая на вопрос тамады: «Потом спросил меня: “Ты кто такой?” / А я сказал: “Бандит и кровопийца"», — и стихотворение «Давно я понял: жить мы не смогли бы…» (1964), где герой находится в заключении и пишет оттуда письмо своей бывшей жене, завершая его такими словами: «Твой бывший муж, твой бывший кровопийца».

И в «Аэрофлоте», и в песне «Про двух громилов» герои основательно напиваются: «Мы пьем седьмую за день» = «Пьют отвар из чаги». После этого Пров и Николай начинают терроризировать жителей села: «Ну-ка кто попробуй вылезь — / Вмиг разделаюсь с врагом!». А друг героя в «Аэрофлоте» угрожает самому Аэрофлоту: «Не предъявите мне парашют — / Я вам винт в рог бараний скручу!» (АР-7-120). В обоих случаях герои демонстрируют молодечество, богатырскую удаль, характерную и для самого поэта.

В черновиках «Аэрофлота» друг героя просит его прикрыть: «Друг мой словно сидит на гвозде: / “Слышь, браток, ты меня чуть прикрой» (АР-7-138). А в песне «Про двух громилов» оба брата также прикрывают друг друга: «Эй, братан, гляди — ватага, — С кольями, да слышь ли <.. > Николай, печась о брате, / Первый натиск отражал. <…> Пров оттяпал ползабора / Для спасенья брата». Поэтому неслучайно оба называют друг друга братьями (в «Аэрофлоте» герой, описывая знакомство со своим другом, говорит: «В аэропорте время коротаю, / Еще с одним таким же побратим»).

Если «Пров укрылся в хате / И оттуда громко ржал» /3; 97/, то так же будет вести себя и друг героя в «Аэрофлоте»: «Он ржал: “Меня считают идиотом, / Но я всегда лечу Аэрофлотом”» /5; 560/. Да и сам герой в черновиках «Моих похорон» размышляет: «Ну почему, к примеру, не заржу — / Их не напугаю?!». А в стихотворении «Общаюсь с тишиной я…» он скажет: «Смеюсь до неприличия».

Интересно, что если в стихотворении «Мы живем в большом селе Большие Вилы…» Николай «гнул дула на танке», то в «Аэрофлоте» герой занимается перегонкой бульдозеров: «Я сразу побежал сдавать билеты, / А мне: “Лети! Ни пуха, ни пера! / На поезде? Ты шутишь? — скоро лето, / И родине нужны бульдозера”» (АР-7-108).

В похожей маске выступал лирический герой в «Песне Рябого» (1968) и в «Дорожной истории» (1972): «На реке ль на озере / Работал на бульдозере, / Весь в комбинезоне и в пыли», «И за Урал машины стал перегонять».

В 1971 году пишутся «Мои похорона», где в представлены во многом те же мотивы, что и в «Аэрофлоте»: «Что мне снится — вот те на» (АР-3-38) = «Всё в тумане везде, вот те на» (АР-7-118, 124); «Страшный сон очень смелого человека» /3; 322/ = «Я в страхе ожидаю объявленья» (АР-7-110); «5 'гроб воткнули кое-как» (АР-3-38) = «Я помню, нас копили в накопитель <.. > Нас слишком для отсека, / Как в сундуке Гобсека» (АР-7-116), «Но когда нас воткнут в самолет, / Ты проси запасной парашют» (АР-7-140); «Да куда же, черт, вы?!» = «Но знает черт, что я для предприятья…»; «Умудренный кровосос <…> хрипло произнес / Речь про полнокровие» (АР-3-38) = «Вдруг кто-то просипело: / “Рижане! Шли б вы, братцы, по домам”» (АР-7-110); «Да где уж мне, ледащему, болящему…» (АР-3-40) = «И так я склонен к панике и рвотам» (АР-7-122); «Сплю во сне, а вурдалак / Со стаканом носится» (АР-3-38) = «Может, сплю? Нет, не сплю — наяву / Вон напротив бузит террорист» (АР-7-136); «Яду капнули в вино, / Ну а мы набросились» = «Новый день мы — с сухого вина» (АР-7124); «Почему же я лежу, / Дурака валяю? / Ну почему, к примеру, не заржу, / Их не напугаю?» = «Посадку объявили, что ли, я бы / Чуть полежал, часок не подымай!» (АР-7-114), «(Он ржал — меня считают идиотом) Считайте меня полным идиотом» (АР-7-110) («я лежу» = «я бы чуть полежал»; «Дурака