Дневник путешествия Ибрахим-бека - Зайн ал-Абилин Марагаи

Мы поспешили сойти на берег и, наняв двух ослов, тронулись по направлению к городу. Часа через два мы достигли города и остановились в караван-сарае под названием «Гулшан». В тот день я уже не выходил на улицу.

После обеда Юсиф Аму сказал:

— Я пойду в баню.

— Иди, коли хочешь, — ответил я.

Он ушел, а я направился во двор караван-сарая. Перед комнатами, отведенными для путешественников, находился склад — там чистили желтый кишмиш и сабзу и складывали в коробки для отправки в Россию. Я немного посмотрел на это и заметил, что среди работников, наполнявших коробки, царит какое-то странное возбуждение; можно было подумать, что дело вот-вот дойдет до кулаков и оплеух.

Я прислушался внимательнее. Слышу, один говорит:

— Все эти нематиты[189] трусы. Другой возразил ему:

— Есть ли в мире большие трусы, чем хейдариты? Или ты забыл, как во время одной распри они бросились от нас врассыпную, будто лисицы?

Тут я вспомнил, как покойный отец рассказывал мне некогда о том, что во многих больших городах Ирана ведется постоянная борьба между хейдаритами и нематитами и что из-за приверженности к этим двум сектам многие годы льется кровь, хотя сами сражающиеся понятия не имеют, в чем суть вражды. Случается и так, что победители нападают на дома и лавки побежденных и не останавливаются перед грабежом имущества.

Я спросил у владельца склада с изюмом:

— Почему ты их не угомонишь? Что это за нелепая вражда, которая разгорелась из-за двух названий, не имеющих никакого смысла? Разве они живут не в одной стране, не одной родины сыны и не братья по вере?

Несчастный ответил на это тяжелым вздохом:

— Дорогой брат, не моя обязанность делать внушение этим невеждам. Давать советы и поучать — дело улемов и мудрейших людей города, но они, увы, бесчестны и не только не поучают народ, а, напротив, сами раздувают огонь этой распри, потому что часть из них — сторонники хейдаритов, а часть — нематитов. Они хотят, чтобы народ в слепой приверженности к их группировкам стал подобием бессловесного скота. А особенно нахальные чтецы марсийе[190] являются зачинщиками смут и подстрекателями невежественного люда.

— Трудно даже вообразить, — продолжал он, — как глубоко запали в души темного народа семена этой вражды. Обе стороны порознь уверены, что вражда обеспечит им вечное спасение и что после смерти их без промедления отправят за это в рай. А на деле выходит, что их борьба помогает только чтецам марсийе набивать свои кошельки. Вот эти чтецы и стараются перещеголять друг друга в великолепии и пышности своих молитвенных обрядов, бьют себя кулаками в грудь, избивают себя цепями, царапают лицо и голову и вытворяют тому подобные вещи, которые большинством великих муджтахидов и улемов почитаются запретными, противны шариату и составляют чистейшее притворство. Все наши мечети, вы сами видите, разрушаются, покрыты пылью и грязью, многие просто закрыты, а эти нечестивцы располагаются прямо на улице возле всяких базаров и караван-сараев, где ходят люди всех национальностей и всякой веры, и устраивают там чтение повествований о мученической смерти шиитских имамов. Они невежественно приписывают себе великую честь славить имя святого предводителя всех мучеников — да будет над ним мир! — не ведая о том, что этот святой завещал не привносить в великое дело веры никакого фанатизма и искоренять всякую ересь. А они, порицая ересь на словах, устраивают на улицах, на глазах у евреев и христиан, свои представления мучений великих шиитских имамов, именуя это поклонением богу. Эти наглые чтецы марсийе, не страшась возмездия пророка, предводителя мучеников, заступника за человечество, расстилают ковры своих представлений на всех углах и во всех закоулках, располагаясь даже там, где седлают вьючных и верховых животных. К нашей беде, и это еще не все. Существует и такая группа людей, которых называют распорядителями мистерий, — да защитит нас господь от одного упоминания имени этой шайки! Они тоже связывают свои представления с именем святого предводителя мучеников и, собирая вокруг себя разных подонков общества, называют их святым именем какого-нибудь народа, относящегося к дому пророка. Вы не можете себе и представить, что они вытворяют за каких-нибудь пять грошей! Боже мой, любой честный мусульманин, видя все эти вещи, за которыми кроется лишь разврат и богохульство, не захочет больше жить! Но удивительнее всего то, что люди этой огромной страны прекрасно понимают истинную суть и мотивы подобных действий, однако не считают, что они вредят их достоинству. Больше того, по окончании месяца мухаррама рассказы об этих распутствах становятся достоянием собраний людей уважаемых и благородных.

— Не буду скрывать от тебя, — продолжал он далее, — уже давно из-за распространения их гнусных идей и деяний в голову мне приходят недозволенные мысли, а на язык просятся богохульства, и тогда, прося господа очистить меня от греха, я стараюсь думать о чем-нибудь другом. При этом я твержу про себя: О Хусайн, да буду я жертвой твоего истинного благородства! Как ты, с твоим совершенством, о коем свидетельствует все сущее на земле, мог допустить в своей борьбе за истинную веру, чтобы в закон великого посланца проникла ересь, чтобы на плечи великих и малых в их благородном служении вере обрушилось бремя таких нестерпимых несчастий, которые не под силу и крепкой горе?! Открой свои проницательные очи и взгляни, как ересью стали подменять поклонение богу и как предводители народа, пустив в ход всяческие хитрости, стремятся подорвать основы шариата. Вместо того, чтобы вести свой народ по пути науки, знаний и единения, как завещали великие предки, они подстрекают его к расколу и разжигают в нем суеверие. Взгляни, как эти предводители мечут в народ камни раздора из пращи насилия и разделяют общество на хейдаритов и нематитов, одних величают шейхами, а других законниками, как они заняты только тем, что собственными руками каждый день на новый лад разрезают нити единения народа. Они задаются целью разобщить народ и ради своих корыстных и злобных целей нарекают тираном того, кто готов честно служить своей родине, всячески отвращают народ от объединения с ним. Они дают кличку «ференги»[191] каждому, кто хоть немного укоротил свою одежду, и не отвечают на его приветствие. Они признают мусульманином лишь того, кто одет в халат или власяницу, не ведая, как часто в облике человека скрыт дьявол. Короче говоря, они расставляют такие западни в своей охоте за несчастным народом, о