Дневник путешествия Ибрахим-бека - Зайн ал-Абилин Марагаи

Очень удивившись этому, я спросил:

— А как сам юноша? Он тоже плохого поведения?

— Что вы, ни в коем случае! Это старательный и трудолюбивый парень. У него порядочный капиталец, и он ни в чем не нуждается.

— Так ради чего же тогда вся эта суета?

— Да все одна праздность и бесстыдство! — сказал он. — Походи вот день-другой по городу, только и услышишь, что разговор об этом юноше. Часто по вечерам то там, то сям собираются люди, сидят за беседой вкруг свечи, и вся тема их беседы — достоинства этого паренька. Однако он сам никуда не ходит и сидит себе потихоньку дома.

— Дорогой дядюшка, — обратился я к нему снова, — мы — иностранцы и впервые приехали в ваш город. Скажите, что в этом городе достойно обозрения, куда можно пойти погулять?

— Сын мой, город весь таков, каким ты его сам видишь, — объяснил он. — А за городскими воротами есть цветущие зеленые сады, — вот это и есть прекрасные места для прогулок и развлечений. Весной, когда распускаются красные розы, окрестностям нашего города могут позавидовать сады Ирема[194], они напоминают рай. А сейчас, право, нет ничего красивого, атаки войск бахмана и дея[195] опустошили своим холодным дыханием сады и цветники, даже мы промерзли до костей. Впрочем, на некоторых улицах и на чайном базаре есть кое-какие постройки, интересные для обозрения.

— А как пройти на чайный базар?

— Сейчас выйдите отсюда и сверните направо, увидите источник. Вот и идите вверх по его течению. Он кончается в армянском квартале. Те места тоже не лишены привлекательности.

На этом я прервал нить разговора со стариком-чулочником, а Юсиф Аму тем временем расплатился с ним за чулки. Мы пошли по указанному направлению.

Перед нами открылась большая улица, затем показалось кладбище, мы миновали его, читая молитву, и вступили на другую улицу. Я услышал, что говорят здесь по-армянски, и понял, что мы находимся в армянском квартале.

Пройдя еще немного, я заметил, что под крышей одного небольшого здания висит маленькая вывеска, где написано по-английски «Типография».

Увидев эту вывеску и прочтя название «Типография», я потонул в море радостного изумления. «Как? — подумал я. — Типография! Это невероятно!». Я зажмурился, затем протер глаза и снова открыл их. Действительно, это была типография, слава аллаху!

Я подошел поближе и, заметив возле дверей типографии какого-то армянина, спросил у него:

— Что здесь делают? Вместо ответа он спросил меня:

— Бумагу принесли?

Вижу, он спутал меня с кем-то другим. Отвечаю:

— Да, принес.

— Хозяин ушел и скоро вернется, но слуга его находится здесь. Я позову его, и он принесет ключ от двери.

Он ушел и вскоре вернулся с другим армянином, который тоже спросил у меня, принес ли я бумагу. Я ответил утвердительно. Потом выяснилось, что они приняли нас за купцов из Тебриза, которые должны были привезти им бумагу на продажу. В бумаге у них была большая нужда.

Как бы то ни было, двери типографии отворились, и мы вошли внутрь. Вижу, в одном углу сложены стопки переплетенных книг, в другом лежат непереплетенные.

Армянин, конечно, не мог подозревать, что мусульманин знает английский язык, поэтому я, взяв в руки несколько книг и притворившись несведущим в этом деле, просматривал их, вертя и так и этак. Я обнаружил, что в основном это были протестантские книги, направленные против религии вообще И особенно против чистого ислама, святое слово которого они осмелились толковать по своему неразумению, критикуя и другие мусульманские сочинения. Ясно, что цель таких книг — вводить людей в заблуждение. И хотя такими бессмысленными деяниями невозможно мусульман, наделенных божьей милостью, столкнуть с прямой стези чистого шариата, однако все равно непонятно, зачем иранское правительство допускает в свою страну эти еретические сочинения — источники порчи и зла? Зачем правительство, предавая интересы страны, дает полную свободу приехавшим из Америки и Англии мусульманам и христианам, а они засевают плевелами ереси чистую ниву сердец простого народа и, обосновавшись в мусульманских странах, сочиняют книги, направленные против чистой религии ислама?

Эта скорбь превзошла все мои прежние огорчения, в глазах у меня стало темно.

— Поскольку хозяин еще не пришел, а у нас есть другие дела, мы уходим, — сказал я.

Тотчас же один из армян, приблизившись ко мне, прошептал на ухо:

— Вот уже неделя, как типография стоит из-за отсутствия бумаги. Будь благоразумен, не продешеви! А после заключения сделки дашь мне за услугу один туман.

— Очень вам признателен, — ответил я, — обязательно дам.

С этими словами мы вышли на улицу и вернулись домой. Через некоторое время в нашу комнату вошел смотритель караван-сарая и, посмеиваясь, заявил:

— Господин, да будет над вами благословение, глаз-то у вас зоркий!

— Почему же зоркий? — не понял я.

— Вы думаете, я не видел, как под предлогом покупки носков вы просидели битый час возле лавки чулочника Мухаммада Касима Кербелаи, не отрывая взгляда от красоты Гулам Али-бека? Что же, это не позор. Мы ведь тоже «не лыком шиты»!

Увидев, что втолковать что-нибудь этому дурню невозможно, я вздохнул и подумал: «Поразительное дело, люди в здешних местах сплошь безумны. Куда ни пойдешь, только и разговоров, что об этом самом обыкновенном юноше. И у старого, и у молодого мысли заняты только пустяками, им неведом мир со всем сущим в нем. В науке жизни ничего не понимают и не знают того, что великий творец, господин величия, создал их, дабы они взаимно дополняли друг друга, и что природой установлено любить женщин, а не мужчин.

Не пойму одного: как эти безнравственные люди не стыдятся своих безобразных поступков и всякого, кто даже в мыслях не имеет подобного, бессовестным образом прикидывают на свою мерку?

Нет, пока не свалилась на меня еще какая-нибудь беда, надо бежать от этих потомков племени Лота,[196] дабы избежать «похмелья во чужом пиру».

Итак, мы снова увязали наши пожитки, на этот раз для путешествия в Тебриз.

Краткий вывод из путешествия в Урмию. Люди этого города заняты лишь своими делами и заботятся только о себе. Можно утверждать, что единственное их занятие — это бесцельное шатание и пустословие. Они ничего не знают, да и не хотят знать о создании торговых компаний, о единении в крупных делах, что привело