Дневник путешествия Ибрахим-бека - Зайн ал-Абилин Марагаи

пока банный мастер натрет мылом и рукавичкой посетителей, пришедших ранее, и обратится, наконец, к нам. Между тем до нас было еще сорок или пятьдесят человек, а банщиков-то всего десять. Следовательно, нам надо было ждать своей очереди, по крайней мере часа три-четыре.

Юсиф Аму сказал:

— Я нарочно привел тебя сюда, чтобы ты посмотрел и понял, почему я вчера пришел так поздно.

— Но неужели всегда так? Может быть, это только сегодня, по случаю пятницы, нерабочего дня, все пошли в баню? — удивился я.

— Вчера было то же самое, — ответил он. — Говорят, во всех банях города каждый день столько народа.

— А почему эти люди, словно женщины, мажут себе руки и ноги хной? — спросил я.

— Говорят, во-первых, хна смягчает кожу рук и ног, во-вторых, таков обычай и религиозное предписание.

— Это обычай безделья и изнеженности! — возмутился я. — Можно подумать, что они выполнили уже все религиозные предписания и им осталось только покраситься! А имеют ли они понятие о патриотизме, знают ли, какое наслаждение доставляет служение родине? О, неразумные, неблагородные люди! Да тогда уж насыщать голодный желудок — в тысячу раз более праведное дело, чем мазаться краской и нежиться часами в бане.

На краю бассейна недалеко от нас сидели два человека; они умащивали себя и покуривали кальян. Я пододвинулся к одному из них и спросил:

— Ага, вы здешний житель?

— Да, — отозвался он.

— Скажите, с какой целью все эти люди мажут себя хной? Он посмотрел на меня в крайнем удивлении и заявил:

— Прежде всего, это богоугодное дело. Кроме того, краска смягчает кожу.

Испустив из измученной груди тяжкий вздох, я воскликнул:

— Дорогой ага, вы сначала найдите снадобье, которое смягчило бы ваши сердца! Может быть, вам тогда придет в голову хоть немного призадуматься о прогрессе своей отчизны и о защите ее прав. О близорукие люди, вы живете в критическом и опасном месте и не ведаете, что время выдвигает свои требования! Извне, из других стран, к вам уже тянется рука вражды, а какие-нибудь пятьсот-шестьсот курдских всадников в любой день могут камня на камне не оставить от вашего города. Вы не готовы к защите родины и самих себя. В этом городе, расположенном вблизи от границы, нет ни крепостных стен, ни военных сооружений, которые могли бы защитить от нашествия свирепых врагов. Увы, нет никакого оружия, ни винтовок, ни пушек. И события вас ничему не научили! Только вчера злобный и коварный шейх Убайдуллах перевернул вверх дном весь город и его окрестности, превратив их в груды пепла, а сегодня вы занимаетесь тем, что холите и смягчаете притираниями свои руки и ноги и проводите полдня в бане за занятием, которое пристало разве лишь женщине!

— Сдается мне, ты — араб! — ответил мне мой собеседник. — Удачное место ты выбрал, чтобы покрасоваться! Недаром говорят: «Одинаково неуместно кичиться что в бане, что на чужбине». Эй, человечишко, скажи-ка, какой ты нации? Если в диком пустынном месте тебя застигнет судьба, кто разыщет твой труп? Какую ты исповедуешь веру? По какому обычаю одевать тебя в саван и хоронить? Да во всем твоем существе нет ничего мусульманского! Если бы я был на месте банщика, я не пустил бы тебя и в баню.

Вижу, дело оборачивается худо. Отвечаю:

— Я-то имею все признаки мусульманина.

— Такие, какие имеет каждый еврей! — заорал он.

На этом я прервал разговор и вернулся на свое место. Сердце мое сильно билось. Я крикнул банщика, услышал в ответ «Слушаюсь!» и через мгновение увидел рядом с собой какого-то дьявола — при входе в баню из-за клубов пара я не смог как следует разглядеть его.

— Мастер, принесите мне немного мыла, я помоюсь сам, — попросил я. — Мыло и рукавицу я вам верну в сохранности и уплачу все, что вам причитается.

Он пошел и принес мне мыло. Я намылился два раза и облился холодной водой из бассейна. Принесли было кальян, но я отказался от него. К этому времени вернулся и Юсиф Аму, мывшийся в другом бассейне. Итак, пробыв в бане большую часть дня, мы, наконец, вышли оттуда.

На следующий день мы решили осмотреть городской базар.

Увидев рядом с караван-сараем лавку чулочника, Юсиф Аму сказал:

— У меня нет носков, надо купить пару или две.

С этими словами Юсиф Аму занялся выбором носков, а я присел на каменную скамью возле лавки. Напротив этой лавки через небольшой переулок помещалась лавка торговца аптечными товарами; в ней я заметил красивого юношу лет семнадцати-восемнадцати. Покупатели вились вокруг него словно мухи — не успевал отойти один, как на место его являлись двое, однако никто почему-то не покупал ничего значительного, вся торговля сводилась к покупкам на один или один-два шаи.

Было ясно, что все это вздыхатели. Юноша как-то особенно любезно прислуживал им, торговал весело и обходительно, и в его лавке не переводилась толпа. Я подумал, что, воистину, «торговля сластями не знает отбоя от покупателей».

Неподалеку от лавки чулочника я увидел человека, который сидел, держа в руках перо и бумагу. Он поглядывал на юношу и что-то писал.

Я подумал было, что это художник, который рисует портрет юноши. Когда я был в Европе, мне случалось там слышать, что многие знаменитые художники пишут портреты красивых девушек и затем продают их за большие деньги. Я подумал, что и здесь развито портретное искусство, и меня это очень порадовало.

Указывая на человека с пером и бумагой, я спросил у старика-чулочника:

— Скажи-ка, дядюшка, как зовут этого художника?

— Молодой человек, где ты видишь художника? — удивился он.

— Да вот человек, который рисует юношу-аптекаря. Он засмеялся и сказал:

— Дорогой сынок, человек, которого ты принял за художника, вовсе не портретист, а поэт. Он сочиняет юноше стихи. Как уж мне докучают наглые поэты! Ходят здесь то и дело то один, то другой, и все для того, чтобы пококетничать с этим юнцом! Скамейка возле моей лавки ни минуты не пустует от этих бездельников и нахалов. Так уж надоели, что терпение подходит к концу, даже работа меня не радует. Нет у них никакого стыда!

— А кто этот юноша? — поинтересовался я.

— Его зовут Гулам Али-бек. Из-за своей смазливости он стал известен всему городу, и каждый, и простой и знатный, толкует о нем. Можно подумать, что