Дневник путешествия Ибрахим-бека - Зайн ал-Абилин Марагаи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дорогой брат и гость, не омрачай наше веселье! Прочие молчали и хмурились.
Тут я заставил себя удержаться, прикусил язык и был еще рад, что дело не дошло до побоев. Вскоре тема разговора переменилась.
Близился вечер. То там, то сям открывались крышки больших котлов с пловом и челавом. На обоих берегах реки поднялся к небу такой шум голосов, что за ним перестал быть слышен ужасный грохот водопада. И повсюду на протяжении двух миль жители города начали стелить скатерти, усаживаться вокруг них и приниматься за еду.
Покончив с едой, собрали скатерти, еще немного посидели после заката, и мало-помалу толпы гуляющих стали расходиться, направляясь в сторону города. Мы тоже пошли на свою квартиру.
Расспросив кое-кого, мы узнали, что жители города ведут этот обычай еще с давних времен. По причине ограниченности ума и по легкомыслию они никогда не стремились к расширению торговли в своей стране и всегда проводили время в такой беспечности, безделии и лени.
Уже с четверга они начинают готовиться к своим увеселениям, а все субботы уходят у них на обсуждение случившегося за пятницу: тот-то покинул одну группу и присоединился к другой, такой-то был там-то, а вот мы ели плов с этакой приправой — и тому подобные толки и пересуды.
На следующий день около полудня мы пошли помолиться в пятничную мечеть, которая находилась в районе караван-сарая, неподалеку от нашего жилища.
Возле мечети расположилось медресе с помещениями для учащихся, а посреди двора был водоем с чистой водой.
Совершив омовение, мы вступили в мечеть. Вдруг я заметил склад дынь, который был устроен в одном углу святой мечети. У меня потемнело в глазах от этого зрелища. Гляжу в другую сторону — вижу, сидят два человека. Подойдя ближе, я спросил у одного:
— Дядюшка, чьи это дыни?
— Мои дыни, — ответил он.
— Чья же это лавка?
— Ты что, праведный человек, не видишь разве, что здесь мечеть, а не лавка? Да и где это видал ты такие большие лавки?
— А мечеть чья? — спрашиваю я.
— Мечеть — ничья, это храм божий.
— Сколько же ты платишь за аренду?
— Ничего не плачу, — удивился он.
— А угодно ли господу, чтобы ты, не платя аренду, складывал свои дыни в это святое место и торговал ими?
— А почем я знаю, — отвечает.
— Эх, дядюшка, не боитесь вы все бога! Это место господь даровал нам для почитания и прославления его. Сюда ни один мусульманин не может войти, так же как и выйти, не соблюдая особых правил. Мы должны уважать наши мечети, а вы устраиваете в них склад дынь. Такой грех позорит и оскорбляет честь мечети, веры и шариата. Может, ты слышал, что христиане продают арбузы в своих церквах?! Нет у тебя стыда ни перед богом, ни перед пророком! Некий мусульманин выстроил эту обитель, чтобы исповедующие ислам собирались здесь и, прославляя единого бога, творили намазы и преклоняли колени, чтобы улемы читали здесь людям проповеди и наставления и просвещали бы их в самых насущных вопросах шариата. Этот храм создан для того, чтобы мусульмане молились в нем за своих усопших и просили у бога отпущения грехов. Именно здесь мусульмане молят господа увеличить великолепие ислама и даровать падишаху ислама победу над врагами истинной веры, дабы объединил он мусульман величием своего «Предвечного слова» и уничтожил бы обман и разногласия, царящие среди них. Разве в вашем городе нет истинного богослова? Или улемы вашего города не боятся всевышнего? Почему они не возьмутся за уничтожение таких мерзких дел, которые ведут к гибели величия ислама и противны мусульманским обычаям? Как они будут держать ответ перед богом в день воскресения и страшного суда?! Господи!!! Как мне найти избавление от этих бесконечных горестей?! Не знаю уж, за какие мои прегрешения на каждом шагу на меня сыпятся новые и новые беды! Да разве это мусульмане? «Увы, коль за сегодняшним такой же день придет!».
Старик, не постигая, как видно, моих душевных терзаний, чтобы смягчить свой проступок и немного утешить меня, сказал:
— Ага, это ведь не круглый год. Только на месяц или на два мы складываем сюда дыни.
Как потом мне удалось установить, в этом городе существует более ста мечетей и шатров для религиозных представлений, но они вечно закрыты, за исключением месяца мухаррама,[170] когда устраиваются мистерии в честь святого имама Хусайна — да будет над ним мир! Тогда, в дни мухаррама, эти мечети вовсю блистают — с предельной пышностью в каждой из них проводятся церемонии траура и оплакивания, повсюду кормят нищих и дервишей. Знаменитые богословы и проповедники без устали и днем и ночью повествуют с кафедр о мучениях святых имамов — да будет над ними мир! — об их великих деяниях и о несчастьях, постигших семейство пророка — да будет над ним милость божия! И эти проповеди у всех встречают одобрение и хвалу.
Однако в остальные одиннадцать месяцев мечети закрыты, все принадлежности для молитв заперты и покрываются пылью и грязью. Все это достойно величайшего сожаления! Один говорит, что в этом виноваты улемы государства, другой все сваливает на губернатора области. Есть такие, что говорят: «Баба, это все вина народа, не может же губернатор их силком тащить в мечеть, надо, чтобы люди сами болели душой за ислам и свои храмы, чтобы не творили намаз поодиночке в своих домах, а собирались бы вместе и молились». Да разве кто-нибудь примет вину на себя?
Я уверен, что виновны все три группы, потому что все они забыли свои обязанности и свой долг и не помышляют о защите справедливости, о любви к родине и о человеческих правах. Сословие ученых не почитает свою родину, губернаторы областей не заботятся о народе, а народ не считает для себя обязательным подчиняться постановлениям властей. Ясно, что при таком положении невозможно найти пути к исправлению дел.
В этой области нет
