Сломленный бог - Гарет Ханрахан

Когда повозки уехали, побережье вновь опустело.

На погибшее судно садились чайки и клевали трухлявую древесину в поисках свежего червячка.

Глава 17

Несмотря на множество грандиозных служебных сооружений, исполинов под стеклом и сланцем, мрачно обседавших городские возвышенности, Гвердон удивлял скудным количеством тюрем. В некоторые периоды городской истории в местах заключения не было особой нужды. На протяжении кошмарных лет под гнетом Черного Железного культа приговоренных отдавали в жертву веретенщикам, их души, очищенные от мирского, поглощали страхолюдные боги. Свыше двух веков городом правила церковь Хранителей, более озабоченная возведением мраморных клеток для собственных Хранимых Богов. Преступность бичевал божий гнев, обрекали на муки проклятия Милосердной Матери. В ту эпоху было построено несколько тюрем, но с приходом каменной хвори их переоборудовали в литозории, где зараженных содержали до полного окаменения. Большинство тех тюрем впоследствии снесли из опасений, что хворь угнездилась в их стенах. Обломки застенков и заключенных вывалили в залив, соорудили из них волноломы и искусственные острова.

В последние сорок-пятьдесят лет в тюрьмах тоже не было острой необходимости. Эффро Келкин и его промышленные либералы построили на острове Чутком арестантскую крепость как символ своей войны с преступностью, но та тюрьма гнила без дела, когда алхимики прибрали парламент и заработали сальные чаны. Приговоренных стало более эффективным перерабатывать в силовиков правосудия.

Ничего этого уже нет. Сальные чаны закрыли. Разные оккупационные зоны практиковали свои методы работы с преступностью. В ИОЗ закон претворяли сфинксы Умура, в округе Хайта имелось нечто, называемое Молением, лириксиане же использовали тюремный понтон, стоящий на якоре у Нового города.

Но одна тюрьма в Гвердоне еще оставалась.

Серые стены Последней Обители высились над Карлой и Бастоном.

– Сам пойду, – сказал Бастон, – тебе незачем.

Карла поплотнее закуталась в плащ.

– Ладно, подожду тебя здесь. Только не теряй голову, Бас. Ты идешь разузнать то, что нам нужно, и все.

Бастон размял костяшки кулака. Он-то знал, как добываются сведения. Холерный Рыцарь его научил.

– Не вздумай, – сказала Карла. – Спросишь его про Манделя – и сразу назад.

– Поговорю, и все, – прорычал Бастон. Он покосился на тюремные стены – поверху их патрулировали стражники. В уме крутились угрозы Синтера: «Мы знаем твою милую сестричку. Твою закоренелую грешницу мать. Твоих дружков из забегаловки Пульчара. В нашей власти отсыпать им горя». Он представил, как городская стража волочет Карлу за эти тюремные ворота.

– Возвращайся в Новый город. Там спокойнее.

– Вот. – Карла вложила ему в ладонь небольшой золотой предмет. Коробок в полпальца длиной, вроде шкатулочки или табакерки.

– На взятки хватит драконьего золота. – Мешочек оттягивал пояс. Даже с учетом просевшей после чудес стоимости здесь было целое состояние. Столько денег Бастон сроду в руках не держал.

– Это от мамы. Передала для него. Ради нее возьми.

Бастон посмурнел. Давнее восхищение матери прежним гильдмастером было камнем преткновения меж ними. Он положил коробочку в карман.

– Не задерживайся.

Бастон ступил под сень Последней Обители. Караул на воротах проводил его в кабинет, сбоку от входа. Несколько мелочных придирок с целью набить цену. Под портретом нового министра безопасности Гвердона капитан стражи взял деньги, затем напоказ закрыл журнал посетителей, не вписав туда имени Бастона. Его не обыскивали. Повели, будто осужденного, в темный лабиринт коридоров. Он слыхал байки о том, что в тюрьме водится нечисть, что в подвалах тайно изготовили первый сальный чан, что даже Нищий Праведник отворачивает лик от тех, кого сюда бросают, но Последняя Обитель не нуждалась в страшилках, чтобы пробрать холодком. Безнадега этого места пропитывала нутро. Вес мертвого камня сокрушал дух любого узника подземных темниц.

Но его вытащили из этой трясины и повели наверх, к башенным камерам, прежде приберегаемым для знати. Как мешочек драконьего золота обеспечил Бастону доступ в тюрьму, так и внутри деньги творили свои чудеса. Воздух тут был посвежее, потеплее пол.

Капитан стражи уважительно постучал в одну из дверей, затем отпер. Внутри оказалась уютная комната с рядами книжных полок у стен. В камине горел огонь, на приставном столике стояли остатки ужина. У окна на кресле-каталке, молитвенно свесив голову, сидел человек невысокого роста, одетый в халат. Одеяло у него на коленях не скрывало обширных увечий – не было левой ноги, правая ступня вывернута внутрь и болезненно распухла. Живот был тоже раздут, испещрен уколами игл, и невыводимую вонь при всем старании не мог заглушить дымок очага.

– Десять минут, – шепнул тюремщик, и дверь за Бастоном закрылась.

Тридцать секунд из десяти драгоценных минут он просто ждал – при виде арестанта в крови вскипел гнев, и надо было отдышаться, дать злости осесть.

– Босс.

– Ох, Бастон. На твоем челе нет пепла, поэтому я по-прежнему должен считаться твоим мастером. – Голос Хейнрейла звучал чуть громче шепота. Главарь, бывший главарь Братства, указал на пустое кресло. – Давай потолкуем. Как там мой город?

Бастон сурово сощурился:

– Я здесь по делу. От Гхирданы.

– Вот как? В прежние дни тебе соображалки не хватало вести дела, но у меня ты без работы не сидел. Вас, молодежи, тогда созрела целая орава – Иджсон, само собой, и ты с ним. Еще Лем, Красный Ринн, бедняга Хоскер Венсон. Вы выросли на преданиях о том, как великий Идж все отрицал на допросах и лелеял мечту о светлом завтра. Слава богам, что Иджсон подхватил хворь, не то всех вас поубивали бы в какой-нибудь безрассудной попытке совершить революцию. А я старался не упускать вас из виду, выводил в люди.

– Никого больше нет. Шпат и Хоскер погибли в Кризис. Лем – при вторжении. Ринна два месяца назад выели изнутри паучьи духи. А ты заставлял меня делать вещи, на которые у самого очко играло.

– Зато ты, парень, не стал покойником.

– Я считал тебя умней, – сказал Бастон. – Но ты просто ссыкло. У тебя охеренно получалось валить тех, кто был против тебя, кто мог бы с тебя спросить, но ты и пальцем не пошевелил, чтобы поправить наши общие дела. Ты забил болт на заветы Братства. Хапал свою долю, пока гильдии безнаказанно доили город.

– Говоришь, пришел по делу, – прервал его Хейнрейл, – и у тебя мало времени. Старикам вроде меня дай только волю посудачить о прежних деньках.

– Давай тогда о прежних деньках. «Мандель и Компания». Карла сказала, ты знаешь, как к нему проникнуть.

– Сестра твоя поумней тебя будет. Почаще к ней прислушивайся. Она знает, как дела делаются. – У Хейнрейла булькнуло в животе, он перегнулся с кресла и громко перданул, морщась от боли. К вони примешивался металлический запах, наподобие крови. – Эх. Был я умником, но выручил меня ум-то, когда карета слетела с дороги? Хоть Мири уцелела, и ладно. Вот эта девчонка рубила в делах. Как твоя сестренка, ага. Наверно, надо было больше полагаться