Избранные произведения - Пауль Хейзе

ценить и бояться. Никто из тех, кому доведется быть у него в подчинении, не осмелится его упрекнуть. Он станет приказывать, что ему угодно. Как он прикажет, так и будет!

И глаза его теперь жадно охватывали отцовское владение; все его составные части: поле за полем, каждое дерево. В своем мрачном триумфе Конрад был похож на ястреба, сжимавшего в когтях жаворонка.

Любуясь яркими, красочными холмами, от раздумий он постепенно перешел к мечтаниям. Перед его мысленным взором возникла картина: на холме, посреди лужайки, нарядный домик, где он собрал всю команду своей батареи — и офицеров, и рядовых. Они сидят за великолепным обедом; еда изысканная — такой не бывало в их краях, играет констанцкий оркестр. Во время десерта офицеров ждут приятные сюрпризы, а солдат подарки, так что застолье должно остаться в памяти каждого на всю жизнь.

Конрад довольно долго, ясно и отчетливо видел перед собой эту картину. Потом она постепенно растаяла и ее сменила другая.

На том месте, где сейчас простирался старый уродливый танцевальный зал, он построил домик, совсем скромный, в фахверковом стиле. В нем нет никаких излишеств вроде балконов, ванных комнат и центрального отопления. Зато он приветливый и уютный, с веселыми комнатами, высота потолка не меньше трех метров, с просторной и светлой кухней, со стенными шкафами, сколько может поместиться, с широкой и удобной беседкой, где можно обедать на свежем воздухе. На лесах стояли каменщики, все сплошь завербованные итальянцы из нижнего Тичино, и пели, словно жаворонки, с утра до вечера. Внизу над зелеными ставнями колдовали маляры, немцы с северного побережья в плисовых костюмах и шляпах с вислыми полями. Ему казалось, что он даже чует запах краски. Анна заглядывала ему через левое плечо, а доктор через правое.

— Ну скажи ради Бога, что ты там строишь? — проворчал доктор тоном ученого всезнайки. Конрад уважал его профессию и ничего не имел против него как будущего зятя, хотя доктор — человек не слишком способный, он сам признал бы это, если бы не был чересчур ограниченным. А сестра ответила своими прекрасными умными глазами:

— Во всяком случае, что-нибудь непрактичное.

По мнению женщин, он всегда непрактичен. Однако Конрад спокойно извлек из кармана документ и протянул им обоим. Анна открыла рот от изумления и заплакала от радости, так что даже не смогла сразу поблагодарить брата. А доктор все время пожимал ему руку.

— Но Конрад! Что это взбрело тебе в голову? Мы не можем принять такой подарок!

Майский жук кувыркнулся на столе, перебирая лапками и пытаясь стать на них. После того как Конрад, хоть и противясь всей душой, раздавил вредного жука, мысли его опять устремились вперед. Собственно говоря, размышлял он, в некотором отношении даже жаль, что вмешалась Катри, встав между ним и отцом. Ему хотелось бы узнать, смог ли бы отец взять на совесть удар бичом по сыну. Правда, сам по себе ее поступок был в высшей степени разумным по отношению к обезумевшему извергу, способному на все, тогда как сестра и мать просто причитали и бездействовали. А каким тоном она с ним разговаривала! Вообще, какой у нее голос! Его, впрочем, не назовешь симпатичным, хотя звук его чрезвычайно приятен для слуха: твердый и холодный, словно шпага, молниеносно выхваченная из бархатных ножен. И вообще у голоса, принесшего ему спасение в минуту крайней опасности, была особая основа! На душе у Конрада было так, будто в тот миг между ним и Катри возникло сердечное родство. Или нет, не родство. Что такое родня? Люди, которые отравляют жизнь и думают, будто тем самым доказывают свою любовь. Нет, скорее, это дружба. Черт побери, почему вдруг нельзя подружиться с кем-то, кто тебе симпатичен и сделал добро? Дружба ведь не зеленое яблоко, которое постепенно созревает! И он улыбнулся самому себе, словно откусил кусочек чего-то лакомого. Тут ему вспомнилось, что Катри — незамужняя молодая девушка, а он — молодой человек, которому как раз самое время жениться. И перед ним возникли заманчивые картины, к которым он устремился в мечтах.

Юкунда принесла вино и принялась каяться во всех смертных грехах, прося прощения за греховное небрежение обязанностями. Произнося извинения, она с преувеличенной услужливостью наливала ему вино. Прежде чем поспешить от него к другому посетителю, она, будто чтобы подсластить пилюлю, поспешно обняла его рукой за шею.

Конрад с отвращением отстранился, чтобы без помех предаваться своим приятным мечтам, потому что внезапное вторжение Юкунды лишь ненадолго отвлекло его от них. Конечно, если предположить, например, что он захотел бы жениться, и Катри была бы согласна, то старый дракон наверняка (в этом нет ни малейшего сомнения) изрыгал бы огонь по этому поводу. Ну, тем лучше, так ему и надо! И с этими мыслями Конрад опять возвратился к тому, о ком все это время думал вновь и вновь — к нему, неотвратимому, невыносимому, врагу его человеческой сути и самости, врагу его желаний, планов и надежд, врагу во всем, повсюду и всегда.

И вновь его охватило негодование, рука судорожно сжалась, правда, на сей раз вокруг рюмки, которую он залпом опрокинул, несмотря на привкус кислятины. Вино превратило негодование в гнев, а гнев снова заставил пить. Вскоре дух его уже пребывал в полном смятении. Конрада одурманило опьянение, из-за чего он чувствовал только, как кровь пульсирует в висках вместе с безудержным желанием причинить какое-нибудь насилие, притом как можно скорее, лучше всего тотчас же.

У входа в дом послышались грубые выкрики, поздравления с праздником и, словно бегун с факелом, из-за его угла выскочил взволнованный работник и доложил с важной миной на лице:

— Прибыли нижние ваггингенцы!

— Юкунда, живее! Давай все бутылки и рюмки, сколько есть! — прокричала Нойберша, прыгая от радости.

Однако распоряжение запоздало. Садик уже был захвачен дикой ордой. Ввалившиеся люди с шумом шлепнулись на стулья, мгновенно заняв все места. Те, кому не хватило мест, метались по садику, громко зовя обслуживающий персонал и требуя вина. Высоко подняв над головой кресла, они тащили их как трофеи из комнат. Бутылки, по обычаю кровельщиков, передавались по очереди из рук в руки. Все это делалось шумно и беспорядочно, однако пока что в мире и согласии. — Сегодня верхним ваггингенцам несладко придется! — с триумфом провозгласил чей-то голос.

— Вряд ли танцы в «Павлинах» продлятся до полуночи, — насмешливо заметил другой. Раздались одобрительные смешки, пришедшие хвастались силой кулаков, поднимая их вверх, демонстрировали крепость мускулов, размахивали тростями. Вслед за мужчинами и парнями явилась и стайка смущенных женщин,