Двойка чаш. Приворот из гримуара - Мара Санкта

Хорошо, что в полумраке не видно, как она краснеет.

II. Верховная Жрица

Кучеру пришлось очень абстрактно объяснять, почему им нужно выдвигаться до рассвета. Да, даже если хозяйка постоялого двора предлагает накормить тебя завтраком. Да, даже если ты с этой хозяйкой ночевал. Кого бояться стоит больше — боевую старушку без дара или паникующую ведьму? То-то же.

Проблема была даже не в раскладе. Точнее, не только в нем. Карты не сказали ничего, что Эстер про себя уже давно не знала — а перемены спасибо, что по Смерти, а не по Башне; после встречи с шестнадцатым арканом себя придется по кусочкам собирать. Интригуют Влюбленные — выбор выбором, а может и банально интрижкой проиграться. Подвох она почуяла, когда коллега решила не просить оплату за расклад. У любого действия есть противодействие, у любого заклятия есть цена; если уйти от гадалки с полным кошельком, откат догонит потом обоих. Поэтому, когда Эстер потянулась хотя бы за какой-то мелкой монетой, а одноглазая ведунья начала чуть ли не открещиваться, стало ясно — хорошо это не закончится.

Иногда не помешает быть… чересчур осторожной.

Бедняга Даниэль ворчит, но повинуется, и они отправляются в путь. Они покидают близкие к дому, относительно знакомые земли с пышными полями злаков и изумрудными холмами с лиственными деревьями, переходя в темные, холодные и пугающие леса.

Медленно, почти незаметно, природа перетекает из одного настроения в противоположное. Перед ними простирается массив древних деревьев, их ветви переплетаются, словно паутинки, закрывая небосвод от нежных лучей солнца. Туман зловеще навис над сырыми землями, словно покрывало.

Эстер еле могла сдерживать дрожь в руках, пока повозка шла по извилистой дороге, прокладываемой через неожиданно мрачные лесные просторы. Так далеко от отчего крова она еще никогда не бывала, и теоретическое знание географии тут как-то совсем не поднимало настроение; да, между независимым городом и графством лежат богом забытые чащи. Ведьме ли природнице этого бояться? Стыдно даже.

Густая листва склонилась над путниками, словно свод пещеры. Звуки природы здесь несколько приглушены, похоже, время остановилось, замерло в темных объятьях леса. Неровный полет растрепанных, будто камнями подбитых ворон навевает жуткие мысли. Из-под ветвей доносится шуршание. Одинокий старый дуб возвышается над остальными деревьями, его искривленные ветви словно вытягиваются к небу, образуя зловещую фигуру. Мох покрывает стволы и камни, создавая впечатление, будто земля поглощает все живое, и теряется ощущение перспективы — то ли лес к небу, то ли корни к костям…

Не светлой служительнице матери-природы ежиться от тревоги в таких условиях. А все же что-то пробирает.

Густую тишину спящей чащи прорывает отчаянный, скрипящий крик. Зов о помощи. Эстер просит кучера остановиться, и выпрыгивает из повозки, едва та успевает замедлиться. Это не человеческий голос. Так звучит раненый зверь, пораженный не только болью и опасностью, но и предательством родного леса.

Эстер ступает осторожно, стараясь идти на звук, но ветви на мерзлой земле предательски хрустят под подошвой. Пульс учащается, кровь стучит в висках, и ведьма старается успокоиться, не давая собственным эмоциям затуманить голову и помешать найти зверя.

Корни сплетаются в коварные узлы под ногами, колючие ветви цепляются за подол накидки и платья; девушке несколько раз приходится останавливаться и сворачивать в другую сторону, будто ее пытаются запутать. Сбить с дороги. Предупредить? Помешать? Она не может позволить себе роскоши задуматься об этом, когда вновь слышит крик раненого животного.

Это лиса. Она попала в охотничью ловушку, и ей перебило заднюю лапу; бедное создание все извелось, пытаясь вырваться из металлических тисков, но лишь ухудшало ситуацию. Когда Эстер приблизилась, лиса вновь заметалась в ужасе, не ожидая, что человеческая незнакомка способна проявить сочувствие и помочь.

К ее собственному несчастью, лесная красавица была идеальной целью для браконьера: с густым темным, почти черным мехом и великолепным хвостом. Снег меж деревьев оттаял еще не полностью, и она выделялась среди белизны сугробов, как уголек на шелковом платке. Не рискуя приближаться к раненому зверю и дальше, Эстер медленно и осторожно опускается на колени и прижимает одну ладонь к земле, игнорируя боль от контакта льда и кожи. Вторую она кладет себе на грудь, туда, где можно ощутить участившееся биение сердца.

В слова свои она почти не вкладывает голоса, только чистую, первородную силу. С щелчком распахивается ловушка, освобождая лапу. Ни один рукотворный механизм не способен сопротивляться воле ведуньи; и лечение — главное ее призвание. Между ребер девушки зарождается зеленая искра, через несколько секунд сжимается в сгусток чистой колдовской энергии, и по пальцам вжатой в почву руки перетекает к раненому зверю. Лиса в ужасе пытается отползти, но магия настигает ее быстрее, и забирает всю боль. Соединяет хрупкие кости, затягивает кожу, останавливает кровь. Исправляет жестокую ошибку другого человека; восстанавливает баланс в природе.

Целительницы призваны избавлять от страданий.

Не веря в такую удачу, лиса вскакивает и слегка переминается на месте, будто проверяя, а точно ли боль закончилась. Внимательными, почти человеческими бусинками глаз смотрит на Эстер, еще застывшую в позе призыва. Изучает. Может быть, даже запомнить пытается — вот ты какое, людское сочувствие. Нечастый гость.

Принюхивается, а затем широко машет хвостом пару раз — одновременно благодарность и прощание. И прежде, чем девушка успеет даже на шаг к ней приблизиться, лиса темной молнией отправляется обратно в чащу. Домой.

С облегчением ведунья поднимается с земли, отряхивает юбки, запрокидывает голову и чуть стоит так, наблюдая, как редкая снежная крупа срывается с облаков, и сразу же тает на разгоряченной коже ее лица и рук. Утренняя тревога тихонько отступала. Встречу с таким зверьком тоже можно расценить, как добрый знак — значит, она так и сделает. Дали размяться перед большой работой.

Осталось по этому бурелому обратно добраться до повозки.

***

— Приближаемся к Исендору, — сообщает Даниэль, подстегивая лошадей. — Если не задержимся, на окраине будем уже после заката. Там и до поместья недалеко.

Отлично. Только можно было и не объяснять, на самом деле.

Если леса по дороге были просто пугающими, то чем дальше они ехали, тем больше от каждого дерева начинало сильнее разить смертью. Все покрыло тонким слоем ядовитого пепла после колдовского пожара — кроны склонились к земле, и даже под блеклым мартовским солнцем было видно, что от корней по стволам поднимается черная паутина проклятья. Такое дерево даже на гроб не пустишь, коли хочешь для почившего спокойного посмертия. Все здесь казалось искаженным. Прежде пышные и благодатные поля ныне отторгали любую жизнь, оставляя только пыль и безлюдье. Они будто пережили не