Рассказы, повести, сценарии и другое - Наталия Небылицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бабоньки! Товар принимайте, готовый загружайте!
– Примем и загрузим, если ты нам еды и курева привёз, – отвечает одна из женщин, говорит она с сильным акцентом.
– Как обещано! – шофёр достаёт из кабины сумки с едой.
Женщины выгружают из «газели» картонные пакеты, в которых внавалку лежат бутылочки из-под духов. Потом они аккуратно заносят в кузов уже готовую к отправке продукцию: розовые, клетчатые, голубые коробочки, уже запечатанные в прозрачный целлофан. Теперь отличить их от настоящих духов совершенно невозможно.
– Шеф просил передать вам зарплату. За вычетом разбитой тары. Распишитесь.
Недовольно ворча, женщины расписываются в ведомости и только потом пересчитывают деньги.
– Да здесь и половины обещанных не хватает! – возмущается одна из девушек.
– Где наши паспорта? – спрашивает другая.
– Без понятия. Все вопросы к шефу. Я кто? Я делаю, чего приказано. Всё. Буду завтра.
– Скажи шефу, работать не будем, если не вернёт паспорта.
– Сами говорите. Мне до лампочки, не мои проблемы.
Шофёр забирается в кабину и даёт по газам. Женщины о чём-то очень громко спорят, но понять их нельзя, так как говорят они по-молдавски.
25. Натура.
Звягинцевы едут в своей машине – серебристом «Ауди», за рулём Любаша. Сумерки. Автомобильная пробка, продвигаются Звягинцевы еле-еле, рывками.
– Зря мы без охраны, страшно, – раздражённо бросает Любаша.
– Захотят ограбить – и никакая охрана не поможет. А так – свидетелей меньше. Перестань нервничать.
– Ненавижу пробки.
– Кто ж их любит?! Давай в правый ряд, уже подъезжаем.
Любаша с трудом перестраивается, останавливается у кромки тротуара.
– Жди. Двери запри. Меня не будет не менее сорока минут.
– Ладно, ладно. Я пока посмотрю новости. – Любаша включает телевизор, вмонтированный в панель.
Интерьер.
Сергей входит в помещение банка. Затёртый ковёр, пара кожаных кресел. У стойки, где сидит охранник, Сергея ждёт неприметный мужчина в чёрном костюме.
– Я жду вас уже полчаса, – ворчит мужчина.
– Пробки, да ещё гололёд. Насилу доехали.
– Пошли.
Они проходят по коридору, спускаются по боковой лестнице вниз. Операционный зал.
Любаша в машине смотрит телевизор. На экране – Израиль, последствия террористического акта: несколько машин скорой помощи, носилки с ранеными, плачущие люди, полицейские и врачи помогают раненым…
Интерьер.
Квартира Ксюши и Рахили. Работает телевизор. На экране Израиль, последствия террористического акта. Закадровый комментарий журналиста: «Взрыв произошёл на автобусной станции. Несколько десятков человек ранено, шестеро убито…»
На носилках маленький мальчик. Крупно его лицо.
– Выключи, выключи, я не могу больше! – Ксения встаёт с кресла, делает шаг к столу, на котором лежит пульт. Рахиль прикрывает его рукой.
– Ах, видеть не можешь?! А мы вот так живём! Каждый день, каждую минуту! Не война, а планомерное уничтожение всего и вся. Сотни искалеченных и убитых. Эти шалавы уверены, что люди заболеют саркомой души – боязнь лечь спать в своём доме, выйти на улицу, сесть в автобус, страх жизни. И неважно, где это происходит – в Иерусалиме, Каспийске, Москве или в Америке.
– Угомонись. Ты же не на трибуне!
Но Рахиль продолжает:
– Не отсидишься, не залезешь в щель, как таракан.
– Будет тебе кликушествовать. Ты ещё о конце света заговори.
– Мне нужны деньги, – без перехода, какой-либо паузы и очень резко вдруг произносит Рахиль.
– Сейчас принесу, – Ксения выходит в другую комнату, открывает ящик письменного стола, берёт потёртую, ветхую косметичку, достаёт из неё три бумажки по сто долларов и тощенькую пачечку пятисотрублёвых купюр. Возвращается к Рахили.
– Вот.
– Что это ты мне суёшь?
– Ну, ты ж сказала, нужны деньги.
– Ха!
– Что означает твоё «ха», хотела бы я знать?!
– Ой, не могу! – Рахиль давится смехом. – Святая простота! Мне нужно много, очень много денег!
– Да на кой они тебе?
– Я организовала негосударственный Центр психологической помощи для пострадавших во время террористических актов и для родственников погибших.
– Ты? Не может быть! Неужели в Израиле подобных организаций нет?
– Есть десятки.
– Ну и?
– А нужны сотни по всему миру.
– Да ты всегда, как чёрт от ладана, шарахалась, если предлагали вступить в партию, профсоюз или…
– Сравнила рыло с топором!
– Грубиянка.
– И в России тоже организую. Вот для чего нужны деньги.
– Ага.
– Что означает твоё «ага»?
– Ага – это то же, что твоё вечное «ха».
Подруги дружно расхохотались. Утирая слёзы, выступившие на глазах, Ксения решительно произносит:
– Будут.
– Кто?
– Не кто, а что.
– Ограбим банк?
– Что-то в этом роде. Сядь и послушай внимательно. Не перебивая. На днях мои хозяева сделали очень странное предложение, – но договорить Ксения не успела, раздался резкий и длинный звонок.
– Кого это черти принесли, – идя открывать, ворчит Рахиль, – как всегда на самом интересном месте.
Она распахивает дверь. На пороге Мара, Йоська и весь их «выводок» от мала до велика – шесть мальчишек в чёрных лапсердаках, на макушках кипы, а вдоль чумазых мордашек вьются пейсы.
– Мама! Ты жива?!! – кричит Мара и бросается к матери, чтобы обнять. Но не тут-то было, Рахиль делает шаг назад, выставив вперёд руки.
– Спокойно. Страсти-мордасти оставим на потом. Сначала объясните, как вы тут оказались?
– Ксюша.
– Ну?
– Дала телеграмму.
– И что в ней?
– Немедленно приезжайте.
– И всё? Это ещё не повод срываться с места…
– Рахиль, может, вы нас в дом пустите? Дети устали, голодны и не мыты, – вступает Йоська.
– Дети? Какие дети? Я тут не вижу никаких детей, одних байстрюков!
Шестёрка с визгом повисает на Рахили, она не выдерживает их веса, падает на пол, обнимает всех поочерёдно. Сущая куча-мала. Мара с мужем втискиваются в квартиру.
Вся семейка за обеденным столом. Дети стучат ложками по тарелкам.
– У вас же нет кошерной еды! – возмущается Йоська.
– Ходи голодный, – тут же парирует Рахиль, – и потом, ты же раввин, вот и проверь еду сам.
– Мама, перестань ехидничать, – вступается за мужа Мара, – хоть ты, Ксюша, вразуми её!
– Эта задача мне не по плечу. – Ксюша выходит на кухню и тут же возвращается с кастрюлей. – Ешьте овсянку, она без молока, только с оливковым маслом. Это-то можно?
Дети набрасываются на еду.
Интерьер.
Загородный дом Звягинцевых. Любаша разливает чай. Сергей расставляет рюмки, наливает из графина тягучую, словно патока, наливку. За столом Рахиль. Ксюша возится на кухне. Рахиль смотрит на приборы, приборов только три, рюмки тоже только три. Любаша замечает взгляд гостьи, вскакивает, достаёт из буфета ещё один прибор и кричит:
– Ксения, мы без вас не начинаем, идите же.
– Спасибо, я чуть позже, – не заходя в столовую, отвечает Ксюша.
Рахиль едва заметно, но язвительно улыбается, чуть-чуть, уголком рта.
– Рахиль Борисовна! Сначала вопрос. Можно?
– Да ради Бога!
– Вы гражданка Израиля? Только Израиля?
– Нет, у меня двойное гражданство. Пока ещё гениальная Дума не отменила, кажется.
– Тогда… Не согласились бы вы стать совладелицей акций моей фирмы?
– Что-что?
– Мы обсудили с Любашей. Вы человек, которому можно доверять, не правда ли?
– Стойте, стойте! Давайте-ка я сначала выпью вашей настойки, а то у меня в голове коловращение образовалось.
– Конечно, конечно! Мне её привезли с православной ярмарки. Волшебный напиток! – Сергей суетливо пододвигает к гостье рюмку.
Сделав несколько глотков, Рахиль ставит рюмку на стол довольно резко и так же резко говорит:
– Ха! Вы мне предлагаете стать поручиком Киже?
– ???
– Неважно. Зиц-председатель Фукс?!
– М-м…
– Сколько?
– Что – сколько?
– Ну, Серёженька, вы меня прекрасно поняли!
– 500. Долларов, разумеется.
– За каждую акцию?
– Нет, это вроде гонорара за услугу.
Совершенно неожиданно для хозяев Рахиль вскакивает, предварительно резко опустив на стол обе ладони, отчего приборы подпрыгивают, графин и рюмки звенят. Чай из чашек расплёскивается. И Рахиль смеётся, долго и почти до слёз.
– Ксюша! Немедленно сюда! – кричит Рахиль, отсмеявшись.
– Ну?
– Ты слышала?
– Нет. Но я же тебе говорила, что у них есть предложение, а ты, как всегда, не дослушала.
– Давно я так не веселилась.
Любаша и Сергей мрачно молчат. Потом Сергей вздыхает:
– Каковы ваши условия?
– Зачем вам это – не спрашиваю, но кажется, догадываюсь.
– Могу объяснить.
– Не надо, Сергей. Лишнее.
– Вы отказываетесь в принципе? Можем удвоить.
– Мы не на базаре.
– Хорошо, изложите ваши условия.