Рассказы, повести, сценарии и другое - Наталия Небылицкая

Рассказы, повести, сценарии и другое

Наталия Ильинична Небылицкая

© Наталия Ильинична Небылицкая, 2016

Составление и комментарии Лариса Ильинична Вайсфельд

ISBN 978-5-4483-2053-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Анкета для каталога «Кино, театр, ТВ. Золотой запас»

Фильмы и проза Небылицкой Н. И.

Избранная фильмография

«Золотой конёк», «Зимовье на Студёной» (реж. И. Негреску), «Весна, война, любовь» (реж. А. Бланк), «Дымка» (реж. И. Негреску), «Рождённые свободными» (реж. А. Дорман), «Тёплый дом» (реж. Е. Небылицкий), «Дитя моё!» (реж. Е. Небылицкий), «Мой утренний город» (реж. Е. Небылицкий). «Время собирать камни» (реж. Я. Назаров) и др.

И ещё более 40 документальных, научно-познавательных сценариев фильмов, вышедших на экран, удостоенных призов на международных фестивалях короткометражных фильмов.

Я постоянно пишу прозу и публикуюсь.

Рассказы: («Некрасивая», «Три дня», «Никитины кони», «Мегера», «Алло. Это я», «Жаркая улица», «Как делали нарты», «Аннушка», «Старая история», «Лагуна» и проч.).Стихи напечатаны в различных литературно-художественных журналах («Юность», «Литературная Грузия» и др.). Кроме того, вышли в свет повести «Автопортрет в розовом», «Сквозняк» и «Белка в колесе», роман «Бал бесноватых».

После этого списка Н. Н. Небылицкой написано несколько сценариев и проза.

Сценарий «Кошачий глаз» – поэтическая легенда о человеческой подлости, о благородстве и счастье в конце пути.

Сценарий «Эй, Грымза» ярко отображен темперамент и благородство пожилой еврейки – участницы Второй мировой войны, о людях с «промытыми» мозгами. Заканчивается событиями на Дубровке

Сценарии

Художественные

Эй, грымза!

«Cogito, ergo sum»

Интерьер.

Аэропорт Бен-Гуриона. Израиль.

– Мама, мама! Умоляю, останься.

– И не подумаю.

К стойке регистрации движется на приличной скорости странная процессия: впереди старая женщина в длинной, развевающейся на ходу юбке, в пёстрой кофте с нелепыми рюшами, на ногах её мужские, остроносые ботинки, которые были в моде лет тридцать назад – это Рахиль; за ней едва поспевает дочь Мара: парик съехал на левое ухо, на тёмном платье, застёгнутом под горлом, проступают на спине тёмные пятна пота; сзади вприпрыжку несётся Йося – худой, долговязый молодой человек, на его макушке к копне кудрявых волос зажимами прикреплена белая кипа.

– Мама! Ты там погибнешь!

– Мне война надоела, я уже пережила одну, больше не желаю.

– В Москве тоже террористы, – басит зять Йося.

– Ха! По сравненью с палестинцами это сущие дети!

– Ты думаешь только о себе, ты просто эгоистка, – плачет Мара.

Старуха останавливается, как вкопанная. Мара налетает на неё.

– Что ты сказала? Повтори.

– Хоть деньги-то возьми, – всхлипывает дочь, протягивая тощую пачку денег, перетянутую аптечной резинкой.

– Деньги тлен.

– Чем мы вам не угодили? – вопрошает зять.

– У вас в доме даже мухи перемёрли от скуки.

– Не век же веселиться! – возражает зять.

– И это называется учёный, раввин?! «Весёлость не может быть чрезмерной, но всегда хороша, и наоборот – меланхолия всегда вредна».

– Вы мне этого еретика Спинозу не цитируйте! – кричит зять.

– А кого мне цитировать? Сталина, что ли?

– Демагог!

– От такого слышу, – парирует тёща.

Паспортный контроль. Девица в форме. Бледное лицо с каменным выражением равнодушия.

– Документы, пожалуйста (говорит на иврите).

– Вот, детка, – по-русски отвечает Рахиль, потом переходит на иврит, – мой билет, мой паспорт.

– Мне не нужен билет. Вернитесь, снова пройдите под контрольной аркой.

Рахиль возвращается. Проходит. Звенит тревожный сигнал.

– Откройте сумку. Что у вас в карманах? Холодного, огнестрельного оружия нет? Покажите.

– Я тебе сейчас всё покажу, детка. – Рахиль открывает потёртую сумку, трясёт ею над столом, пусто. – А карманов нет. Зато есть кое-что.

– Предъявите.

– Минуточку. Йоська, отвернись.

Зять послушно отворачивается. Рахиль задирает длинную юбку, обнажая правое бедро. От колена и вверх – уродливый, неровный шрам.

– Это ещё что? – ни возмущения, ни гнева в голосе девицы. То же каменное выражение равнодушия.

– Там штырь. В госпитале один кудесник вставил, ещё в сорок пятом. Ранение, кости раздробило, а он мне ногу спас.

– Когда-когда?

– Во время войны с Гитлером. Ясно? Возьми ручной металлоискатель, сразу убедишься.

Девица проводит прибором по всему телу Рахили. Возле раненого бедра он даёт сигнал.

– Проходите.

Рахиль делает несколько шагов, потом возвращается, наклоняется к уху девицы (Рахиль выше её чуть ли не на голову) и шепчет:

– Не переживай, детка, будь терпелива, к сентябрю, чуть раньше нашего Нового года уже беременная будешь, верно говорю.

Девица отшатывается, потом бесстрастное лицо озаряется улыбкой.

– Верь. Верь. Моя тёща – пророчица, – Йоська всё ещё стоит спиной.

– Тебе слухачом работать, ушки на макушке, – кричит тёща и уходит.

Натура. Ближнее Подмосковье.

Загородный дом. Сад. Голые чёрные ветви яблонь и вишен. Тонкие прутики кустов. Проплешины на земле, кое-где снег уже стаял. По двору носится огромный, лохматый пёс, лает, бросается на глухие ворота. Из дома выходит моложавая женщина в ватнике и джинсах. На голове косынка, прикрывающая цветные бигуди.

– Не бушуй, Герцог! Уже иду.

Женщина, это сторожиха дома Маша, с трудом проворачивает ключ в замке, открывает ворота, въезжает серый автомобиль. Останавливается. Из машины выходит муж Сергей.

– Я жду тут целую вечность.

– Электричества нет во всём посёлке. Автоматика – ёк.

– Звонила?

– Ага. После вчерашнего ветра провода оборвались.

Маша и Сергей заходят в дом.

Интерьер.

Холл с камином. Несколько ступенек ведут в кухню. Посреди кухни стол на 24 персоны, покрытый серой льняной скатертью.

– Что так рано? Садись обедать. Только плиту выключила, – жена Сергея Любаша обнимает мужа.

– Не могу.

– Почему?

– Устал.

– У тебя неприятности?

– Это как сказать.

– То есть?

– Букашкин предложил выкупить свой пакет акций.

– Замечательно! Ты станешь полновластным хозяином.

– Это-то меня и пугает.

– ???

– С чего бы, хотел бы я знать, мой компаньон решил избавиться от бизнеса? Этот типчик просто так ничего не делает, нюх у него, как у ищейки, хватка бульдога… внешность ангела, а фамилия не может быть настоящая.

Оба расхохотались, видно, не в первый раз эта присказка их смешит.

– Есть одна идейка.

– Выкладывай.

– Нужен свой в доску «болван».

– Как в преферансе? Где ж такого возьмёшь?

– А говорят, мне повезло жениться на сироте. Была бы хоть тёща, сестра, брат, вопросы бы не возникали. Не поняла, зачем нужно подставное лицо?

– Отчего же, отлично поняла. Да только нет у нас с тобой таких. Оба мы сироты казанские, – вздыхает протяжно, притворно.

– Думай, Любаша, крути колёсиками. Ты у нас в семье самая умная.

– А сколько ты мне времени дашь? Когда ответ нужен?

– Вчера.

– Не – а, дай хоть недельку.

– И ни минутой больше. А теперь согласен и пообедать.

Но с обедом приходится подождать. Звонит телефон.

– Звягинцев у аппарата. Что? Как это таможня не пропускает? Всё, ждите, еду.

Натура.

Салон машины Звягинцева. Говорит по мобильному, закреплённому на «торпеде».

– Кто тормознул груз? Не может быть! С ним мы в полном расчёте, неужели мало? Как-как? Французы неправильно оформили накладные? Бред какой-то! Сейчас факс им отстрочу.

Звягинцев прижимается к обочине, снимает с «торпеды» мобильник, набирает по-французски текст. Он явно нервничает. Отправляет факс. Перезванивает кому-то:

– Анри, Сергей Звягинцев. Кто отправлял партию «Шанели» и «Мицуко»? А ты где был? Ах, отдыхал! Я тебе факс отправил, немедленно пришли кого-нибудь с правильно оформленными бумагами. Не-ме-дленно, я сказал! Я гневаюсь? Ты еще не знаешь, что бывает, когда я в гневе! Мёрд!

Натура. Москва.

Аэровокзал. Из автобуса выходит Рахиль. Шагает размашисто. Перескакивает через лужи. Переходит через Ленинградский проспект. У метро находит автомат, но карточки у неё нет, достаёт из своей допотопной сумки несколько шекелей, пытается просунуть в отверстие. «Фу, чёрт! – бормочет. – Подражатели хреновы, по западному жить захотели? Ну, ничего, я вас перехитрю!» Рахиль из бездонного кармана своей нелепой юбки вытаскивает телефонную карточку, на одной стороне которой синяя звезда Давида, аккуратно втискивает карточку в отверстие телефона-автомата.

– Ха! Сработало! – шепчет сама себе и набирает номер. – Ксюша? Это я. Живы, живы пока. Ты дома долго будешь? Перезвоню, пока не могу долго говорить.