Рассказы, повести, сценарии и другое - Наталия Небылицкая

– Тогда я задержусь ещё ненадолго, – видно, что она обижена.

– Ладно, мне по барабану.

– Сколько тебя учить, деревня? Нельзя так разговаривать! Не солидно!

– Поехали, поехали!

41. Натура.

Киоски возле метро. В одном из них освещённая розоватым светом витрина, вращающиеся стеклянные полки, на которых размещены коробочки и флаконы французских духов. На крыше огромная бутыль и сверкающая неоном надпись: «Полёт фантазии».

Сергей входит внутрь. Сквозь стекло видно, как он разговаривает с продавцами. Выходит, в руках у него несколько газет.

42. Натура. Салон машины.

Сергей стремительно срывается с места.

– Это что у тебя? – спрашивает Сергея жена.

– На, читай вот здесь. Вслух.

– «Трудно в наши дни найти стабильно развивающуюся фирму. Из достоверных источников нам стало известно, что „Полёт фантазии“ исправно платит налоги, не замечен ни в каких махинациях и практически не имеет конкурентов. Президенты фирмы „Полёт фантазии“ господа Букашкин и Звягинцев строили свой бизнес постепенно, пошагово, не наскоком и нахрапом, а грамотно, как и полагается уважающим себя и покупателей деловым людям…» Господи, Серёжа, что за бред собачий! И кто это такой М. Куркин? Неужели ты постарался? Не посоветовавшись со мной?!

– Понятия не имею. Явный псевдоним. И ничего я не заказывал. Клянусь!

– Посмотри мне в глаза!

– Хочешь, чтобы мы разбились?

– Тормози к обочине! Смотри в глаза!

Сергей с трудом выруливает к бордюру тротуара, поворачивается к Любаше.

– И вправду не врешь.

– Вечно ты всем недовольна. Нам рекламка не помешает.

– Чует моё сердце, за этим Егор стоит. Аккурат после того, как ты согласился выкупить акции. Вы о цене говорили уже?

– Нет.

– Всё же, муженёк любимый, ты у меня тюфяк!

– А ты Фома неверующий! К тому же Рахиль ещё не дала согласия взять акции в управление. Всё и лопнуть может.

– А этот, – Любаша указательным пальцем ткнула куда-то вверх, чуть ли не в крышу салона, – уже откат получил?

– Пока нет, дал согласие на Пасху к нам приехать. Надо будет пригласить и Рахиль, пусть убедится – мы люди солидные, не шантрапа какая-нибудь. Ксения обещала приготовить кулич, пасху и, – гоготнул с издёвкой Сергей, – фаршированную щуку.

– Ты и меню уж составил? Даже с домрабыней ухитряешься сговориться за моей спиной!

– Не обижайся, красавица, я тебя берегу, как зеницу ока.

– Помяни моё слово, Егор такую цену за акции завинтит, мало не покажется.

– Не-а! У него тяжёлая депрессуха, ему всё обрыдло, да и на зарубежных счетах столько денег, до конца жизни хватит и после смерти тоже.

– Да уж! Ему не позавидуешь – жена псих, дочка дебилка. Однако поделом.

– Злюка.

– Терпеть не могу подобный тип людей. Ты замечал, как он расплачивается?

– С кем?

– Ну, хотя бы в ресторане. Долго-долго держит каждую купюру, мнёт пальцами.

– И о чём это говорит?

– За копейку удушит. Скупердяй.

Несколько минут они едут молча, и только, когда почти остановились возле подъезда, в котором живут Рахиль и Ксения, Любаша произносит:

– Зря ты всё это затеял, ох, зря.

– Предчувствия терзают?

– Вроде того. Ладно, не забудь за мной заехать.

– Как можно!

43. Интерьер.

Мастерская Рахили. Она находится в том же подъезде, где её квартира, только под крышей. Как ни странно, здесь царит идеальный порядок. Кисти, палитра, краски, – всё на своих раз и навсегда заведённых местах. Рахиль в башмаках и юбке, в которых прилетела в Москву. На голове чёрная шляпа с полями. Любаша сидит в кресле. Поза напряжённая, неестественная, ноги стиснуты в коленках и чуть расставлены в ступнях. Рахиль сдвигает шляпу на затылок, что-то напевает, смотрит то на Любашу, то на холст. Берёт табурет, ставит его напротив модели, усаживается и произносит:

– Мадам! Вы не на приёме у дантиста. У меня нет бормашины, и больно я вам не сделаю. Никогда не позировали?

– Да. Нет.

– Чудненько! Чаю хотите?

– Нет, спасибо.

– А я вот не откажусь. Пошли на кухню.

– Тут и кухня есть? – удивляется Любаша.

– И даже сортир с ванной.

Они проходят на кухню. Пока Рахиль заваривает чай, ставит на стол кружки, Любаша осматривается, постепенно расслабляясь.

– Никогда не предполагала, что художники так работают.

– Ха! Смотря какие! Вы, небось, думали, вокруг горы мусора, промасленные тряпки со следами красок и тому подобное?

– Ну, не знаю… А у вас сахара нет?

– Так вот же.

– Нет, то песок, а я люблю вприкуску.

Рахиль достаёт из шкафа кулёк, из него перекладывает на блюдце несколько пожелтевших, неровных кусков.

– Ой! Сколько же ему лет? – радуется по-детски Любаша.

– Много. Берите кружку, пойдём работать.

Они возвращаются в мастерскую. Любаша садится, Рахиль стоит, сосредоточенно глядя на модель, потом делает несколько набросков углём.

– Говорите, – строго произносит художница.

– Что? – пугается Любаша.

– Да что хотите. Ну, хотя бы про своё детство.

– Не было у меня детства, – мрачнеет Звягинцева.

– То есть?

– Не хочу об этом говорить.

– И не надо, – легко так соглашается, без обид.

– А почему вы в шляпе?

– Примета. Потеряю – талант иссякнет.

– Да быть того не может!

– И нечего смеяться!

– А когда портрет готов будет?

– Как получится. Хочется поскорее?

– Естественно.

– Скоро только детей зачинают.

– У иных не получается ни быстро, ни медленно.

Рахиль протягивает Звягинцевой бумажную салфетку:

– Промокните глаза.

– Я не плачу.

– Собираетесь. Поговорим об этом?

– Нет.

– Хотите, расскажу про вас?

– Ещё чего! Я про себя и так всё знаю. Лучше объясните, как вы решили с акциями.

– Позже дам ответ.

– Опоздаете, найдутся и ещё охотники.

– Ой ли? Вы предложили взять акции в управление совершенно чужому, постороннему человеку. Отсюда вывод: либо нет никого вокруг, либо…

– Да ничего подобного! Просто вы нам понравились.

– Ладно-ладно, замнём. Лучше скажите, фирма «Полёт фантазии» имеет своё помещение?

– У нас небольшой особнячок.

– Выкупили?

– Куда там! Договор об аренде. На 90 лет.

– Ого! Какие же связи надо иметь!

– Что есть, то есть, – не без бахвальства произносит Любаша.

– Чудненько. У меня проблема с помещением для центра реабилитации.

– Если возьмёте акции, можно подумать и об этом.

За окном клубятся серые сумерки, в мастерской становится темно. Рахиль снимает шляпу, прикрывает подрамник старой клетчатой шалью.

– Всё, свет ушёл. Следующий сеанс через неделю, в то же время.

– Покажете?

– Ни в коем случае!

– Жаль, – произносит разочарованно Любаша.

– Кому полработы не показывают?

Рахиль замечает, что Звягинцева обижена.

– Ха! Обиделась! Шучу же! Просто примета плохая.

– Вот уж не могла предположить, что вы верите во всякую такую чепуху!

– Ещё как! Пойдёмте, я вас провожу. Мне надо домой зайти переодеться. Сегодня важная встреча предстоит.

44. Натура.

Здание Московского правительства. Широким, размашистым шагом спешит к главному входу Рахиль. Входит в Бюро пропусков.

45. Интерьер.

Кабинет начальника. За столом невысокий, пухлый человек. На лице его написана скука и злоба. Раздаётся стук в дверь – лицо мгновенно меняется, появляется маска добродушной глупости, этакий Иванушка-дурачок.

– Войдите.

Входит Рахиль. Она в том же скромном костюме, что ей купила Ксюша. Волосы гладко зачёсаны, минимум косметики, но всё же она есть, и очень её молодит.

– Какие люди! – голосом восторженного кретина «пропевает» хозяин кабинета. – Ты всё такая же красивая, годы тебя не берут.

– Ха!

– И всё тоже твоё знаменитое «ха»! Сколько лет мы не виделись?

– И ты всё такой же… Непотопляемый!

– Почему это?

– Опять в начальниках ходишь.

– Ну, какой же начальник? Просто канцелярская сошка. Так как тебе живётся-можется на земле обетованной? Сбежала?

– Не угадал как всегда. Приехала организовывать филиал моего Центра.

– Что это? Расскажи поподробнее.

46. Интерьер.

Отделение милиции. Ксения у застеклённого окна дежурного.

– Иосиф Иванович у себя?

– По какому вопросу?

– Жалоба.

– На вас?

– Нет, мы подавали.

– Пройдите. Знаете, где он сидит?

– Конечно.

Ксения идёт по замызганному коридору. Стучит в дверь.

– Входите, – раздаётся из кабинета.

Иосиф Иванович сидит за столом, пьёт из большой кружки чай.

– Я вас вызывал? Нет. Ну, и до свиданья.

Ксения спокойно проходит, садится на стул, складывает руки на коленях.

– Покоя от вас нет! Чаю попить и то не дают, – сразу свирепеет Иосиф.

– Да вы пейте, пейте, а я говорить буду.