Рассказы, повести, сценарии и другое - Наталия Небылицкая

– О чём?

– Вы обвинение тем хулиганам уже предъявили?

– Нет. Оформляю.

– Вот и хорошо.

– Что же тут хорошего, у меня сроки дознания прошли.

– Вот и славненько.

– Вы опять, как в тот раз, издеваетесь?

– Я забираю наши заявления.

– С чего это?

– По двум причинам. Первая. Моя подруга и её семья уезжают…

– Это мне до лампочки. А дело уже заведено, так что запрещаю…

– Мы не свидетели, не ответчики. Приказать вы нам ничего не можете. Ну, подумаешь, подрались!

– А вторая?

– Что вторая?

– Причина, чёрт возьми!

– Что же вы такой гневливый, а? Разве так можно? Погубите себя в расцвете лет.

– Опять смеётесь, – подозрительно смотрит на Ксению.

– Самую малость. Вторая причина посерьёзней. Судебной перспективы у этого дела практически нет. Адвоката вы им предоставили? Нет. Врачебного освидетельствования мы не проходили, да и серьёзных увечий они нам не нанесли. За разжигание межнациональной розни их тоже не осудишь. Свидетелей-то нет, не правда ли? Дело в суде рассыплется, а они ещё больше возненавидят всяких инородцев. Да и жалко мне их, недоумков.

– Они-то вас не пожалеют, прибьют и не чихнут.

– Вполне вероятно.

– Касьянов!

Входит Касьянов.

– Приведи тех, из первой.

– Зачем?

– Поговори у меня!

Ксения открывает свою сумочку, достаёт сложенные вчетверо бумажки, протягивает Иосифу:

– Вот заявления об отзыве жалобы. Здесь одно с переводом, он прикреплён вот тут.

– Почему это?

– Ну, не знает человек русского, непонятливый вы наш!

– А!

Иосиф достаёт из сейфа папку, складывает туда заявления.

– Не пожалеете? Потом на меня донос не настрочите?

– Ничего-то ты, парень, в людях не понимаешь.

– Я одно понимаю – человек животное мерзкое, подлое, злое, тупое.

Касьянов вталкивает в кабинет парней. Вид у них затравленный.

– Касьянов, сними наручники.

Касьянов расстёгивает наручники, парни вжимают головы в плечи. Ничего от их победительности не осталось.

– Вы их что, пытали? Почему они такие запуганные?

– У меня в отделении никто никого не пытает! Иди, Касьянов. А вы скажите спасибо вот ей, забрала заявление. Но если ещё раз кого-то тронете, я вам припаяю такую статью! Мало не покажется. Чего топчетесь? Вон!

Хулиганы опрометью бросаются за дверь.

47. Натура.

Ксения выходит из здания милиции. Её поджидают хулиганы. Ксения сначала решает пройти мимо, но потом разворачивается, подходит к ним:

– Какие проблемы?

– Ты, тётка, чего так раздобрилась?

– Это вместо спасибо?

– Ненавижу, – вдруг кричит один из парней.

– Ой, не смеши меня. Для того чтобы ненавидеть, надо сперва научиться любить, а ты никогда и никого не любил, так что и ненавидеть тоже не можешь. Иди домой, помойся, от тебя тюрьмой несёт, дом-то у тебя есть?

– Дура!

– Это точно! – Ксения разворачивает и уходит очень медленно.

– Убью! – несётся ей вслед, а она, не поворачиваясь, взмахивает рукой и… показывает кукиш.

48. Натура.

Двор загородного дома Звягинцевых. Площадка перед домом заполнена машинами, здесь же «джип» Егора. В дальнем конце сада пруд, на берегу бревенчатая небольшая баня в стиле «а ля рус». Вьётся сизоватый дым, растворяясь в блёклом, уже весеннем небе. Из бани выскакивают голые, окутанные паром Сергей и его знакомый из «большого» кабинета, с которым полгода назад Звягинцев договаривался о кредите. Они прыгают в воду, охая и постанывая от холода.

49. Интерьер.

Внутри дома Звягинцевых большой бассейн, в воде – Любаша и Рахиль. Плавают, стараясь обогнать друг друга. Любаша плывёт «саженками», белые, сильные руки. Рахиль движется «брассом», сильно отстаёт. Разница в возрасте, как никак.

Рахиль и Любаша выходят из воды, опускаются на лежаки, стоящие у самого края бассейна.

– Вы плаваете, как сибирячка, – говорит Рахиль.

– Я ещё в 15 лет на спор Енисей переплывала.

– Оттуда родом?

– Ниоткуда я не родом. Там наш интернат был.

– Сирота, значит?

– Нет, – и уже после небольшой паузы, – интернат для трудных подростков

– А родители…

– Мать посадили, когда мне было 10 лет.

– И где она сейчас?

– Умерла в лагере. От туберкулёза.

– Но отец-то есть?

– Мать его зарубила, топором.

– Простите, Любаша. Мне жаль.

– Так им и надо.

– Мне вас жаль.

– Зря.

50. Интерьер.

Предбанник. Завернувшись в простыни, сидят Сергей и «большой» начальник.

– Банк в Берне, тут всё записано: название, номерной счёт, пароль, – Сергей протягивает записку.

Приятель смотрит на листок, шевеля губами, берёт спички, лежащие возле него на скамье, поджигает бумажку.

– Запомнил? Так быстро? Не перепутаешь? В школе-то ты памятью не блистал.

– Меня потом хорошо выдрессировали.

– Ну да, ну да, я забыл.

– Такая теперь скучища, Серёга, – с ностальгическими нотками это звучит, – штаны протираю, политпрогнозы царапаю.

– Да уж! Никакого адреналина, не то что работа в тылу без прикрытия, страх разоблачения и тому подобная чепуха.

– Зря издеваешься. Тут рутина, а там – творчество. Тут бумажная метель, а там цунами, вихрь. Тут я шаркаю подошвами о паркет, а в прошлой жизни…

– Крылышки на пятках? Не преувеличивай.

– Да что с тобой говорить!

– Так вернись обратно.

– Он не пускает. Здесь, говорит, нужен.

– Ладно, давай закругляться. Пора к столу.

Кухня. Ксюша аккуратно из деревянной формы опрокидывает на тарелку пасху. На поверхности творожного конуса чётко отпечатался крест. Тут же стоит большое блюдо с фаршированной рыбой. В одну руку Ксения берёт тарелку, на раскрытую ладонь другой ставит блюдо. Вносит в столовую. Гости уже все собрались вокруг длинного овального стола, накрытого кружевной скатертью.

– Вот это эклектика! – Рахиль осматривает стол.

– Смешение жанров, вкусов и религиозных традиций! – поддерживает её «большой» начальник.

– Полный интернационал! – произносит Егор.

– Вот за это и выпьем, – предлагает Сергей.

51. Интерьер.

Дом Звягинцевых. Каминная. Сергей разжигает заранее заготовленные берёзовые чурбаки, орудуя щипцами. Остальные гости сидят возле огня.

– Затоплю я камин, буду пить, хорошо бы собаку купить, – цитирует «большой» начальник.

– Как славно, не правда ли?! Люблю смотреть на огонь, – эту банальность Любаша произносит с особой важностью.

– Кстати, отчего бы вам не завести собаку? – спрашивает Букашкин.

– Ты отлично знаешь, в доме животных Любаша не переносит, да и у нашей прислуги есть кавказская овчарка, дом сторожит. Вполне достаточно.

Рахиль бросает короткий, но внимательный, цепкий взгляд на Сергея, едва заметно улыбается. Сергей старается перевести разговор на другую тему:

– Когда будет готов портрет?

– Какой портрет? – живо реагирует «большой» начальник.

– Рахиль пишет портрет моей жены.

– Вы любитель?

– Нет, профессиональный художник, – отвечает Сергей, – и очень классный. Я видел её работы в салоне.

– Вроде Шилова? – интересуется Егор.

– Нет, Рубенса, – смеётся Рахиль, – а где Ксюша?

– Убирается.

– Мило. Всё же сегодня она у вас гостья.

Любаша вскакивает, бежит на кухню. Здесь всё чисто, расставлено по местам, Ксюша стоит у окошка, смотрит за гаснущий свет, на тёмные деревья.

– Ну что же вы? Все волнуются, куда подевались.

– Да? – рассеяно говорит Ксюша.

– Неловко как-то. Я вас в гости пригласила…

– Иду, иду. Минут через пять…

А в каминной «большой» начальник собирается уходить, прощается со всеми:

– Было приятно познакомиться (это Рахили и Егору). Чудесный день, спасибо хозяюшка.

– Жаль, ваша жена не смогла. Передайте привет и скорейшего ей выздоровления.

– Спасибо за всё, – с этими словами он выходит, его провожает Сергей.

– Я должен отъехать ненадолго, надеюсь, вы подождёте меня, – обращается Егор к Рахили.

– Всенепременно.

– Может, поплаваем ещё? – спрашивает у Рахили Любаша.

– После такого обеда? Как-то двигаться лень.

– Ну, тогда прогуляемся по саду, покажу свой парник, – Любаша старается быть хорошей хозяйкой, но заметно, что всё ей наскучило.

Сумерки превращают сад в диковинную картину – серые проплешины ещё не истаявшего полностью снега, растопыренные ветви деревьев, залежалая, бурая трава на берегу пруда, дымный туман медленно стекает в небольшой овражек возле высокого каменного забора. Откуда-то издалека доносится странная, печальная музыка – то ли звук тромбона, то ли одинокий печальный голос. На грани дня и ночи фигуры Рахили и хозяев кажутся тёмными, удлинёнными тенями.

– Сейчас Егор привезёт нотариуса, подпишем документы. Вы не передумали? – спрашивает Сергей.