Рассказы, повести, сценарии и другое - Наталия Небылицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Присаживайтесь, Марина. Ничего, если я по-простому, без отчества?
– Ну, что вы, что вы!
– Слушаю вас.
– Наш журнал «Ракурс» планирует создать серию статей о бизнесе в России, вернее, о людях, которые стараются вести дело честно и чьи состояния нажиты не на оружии, наркотиках и крови.
– И много вы таких наскребли?
– Не много.
– Спасибо за откровенность. Вам ещё придётся побеседовать с моим партнёром.
– Да, надеюсь с ним встретиться. Вы не возражаете, если я включу диктофон?
– Само собой. Как построим беседу? В форме вопросов и ответов?
– У меня иной подход. Рассказывайте всё, что вам хочется. Потом выделим главное.
– Начнём от «печки»?
– Как угодно.
– Я родился в…
Интерьер.
Кабинет. На стене портрет Путина. Из окна виден памятник героям Плевны.
Звягинцев разговаривает с хозяином кабинета. Оба говорят очень тихо и какими-то недомолвками.
– Почему такая срочность? – спрашивает хозяин кабинета.
– Нужен твой совет.
– Проблемы?
– Пока нет, но Букашкин как-то странно себя ведёт.
– И всё?
– Нет. Начались неожиданные сбои. То поставщики неправильно оформят документы на товар, то забывают печати поставить.
– Может, совпадения?
– Нутром чую – нет. Что-то надвигается.
– Слушай, мы с тобой знаем друг друга тысячу лет, ты никогда не увлекался мистикой. От своей благоверной заразился?
– И Егор мне сделал предложение.
– Руки и сердца? Ну, что ты вскинулся, уж и пошутить нельзя.
– Отдать, вернее, продать мне.
– Понятно, – после некоторой паузы произносит хозяин кабинета, – Всё?
– Да.
– Покупай.
– Сейчас или подождать?
– Немедленно.
– Очень уж аппетит у него разгорелся. – Сергей жестом просит бумагу у хозяина: «У меня столько нет. Нужен беспроцентный кредит». Подвигает бумажку. Визави быстро пишет: «Сколько?» Сергей пишет: «2 000 000». Но они продолжают разговаривать. – Правда, дело его всегда не очень интересовало. Деньги любит до потери сознания.
– Так кто ж их не любит? – произносит хозяин кабинета, но одновременно пишет на бумаге: «Откат?».
Сергей чиркает небрежно: «10%», хозяин в ответ: «25», Сергей: «15», хозяин: «20».
– Согласен. – Сергей накрывает ладонью исписанный листок. – Но не до такой же степени!
– До такой, – отвечает хозяин, зажигает листок над пепельницей, пепел растирает металлической линейкой, что лежит на столе, в пыль, – Ты курить ещё не бросил?
– Нет.
– Не бережёшь ты себя. Ладно уж, кури, только потом пепельницу вымой, ненавижу этот запах.
Сергей, кивнув, поднимается, заходит в соседнюю комнату, где расположен личный туалет хозяина кабинета. Возвращается.
– Спасибо за совет. Не забыл, что у нас в пятницу барбекю, мы с Любашей ждём?
– Помню, помню. Как мы нынче выражаемся! «Барбекю-ю-ю»! Нет чтобы по-русски – шашлык!
– Ну, сказанул! Шашлык пришёл к нам из тюркского языка, кажется. – Рассмеялся Сергей.
– Иди, иди, грамотей, мне работать надо.
Интерьер.
Небольшая галерея. Вернисаж. «Клубится» самый разнообразный люд: от экзотически разодетых завсегдатаев околосветских раутов до настоящих ценителей живописи. Здесь же Рахиль и Ксения. Входят Любаша и Звягинцев. Оглядываются, берут бокалы с подноса, стоящего на столике у входа. Они чувствуют себя не очень уютно – мир не их, но таковы правила игры, необходимо время от времени появляться в обществе. Любаша замечает Ксению, и это её не просто удивляет – шокирует. Но всё же она решает подойти:
– Ксюша? Каким ветром сюда занесло?
– О! Рада вас видеть! – Ксюша говорит чуть громче, чем позволяют приличия. – Рахиль, хочу представить тебе мою хозяйку Любовь Александровну.
Многие оборачиваются, стихают разговоры.
– Очень приятно, – Рахиль протягивает руку, она сама любезность, – Ксюша о вас говорит с такой теплотой! – Рахиль явно веселит эта ситуация, приятно поиграть в кошки-мышки со снобами.
– Правда? А вот и мой благоверный, знакомься Сергей, простите, не расслышала вашего отчества.
– Ну, что за церемонии, можно и просто по имени. Успели посмотреть картины? Вы, конечно, знаете, что постмодернизм нынче уже вчерашний день, как, впрочем, и концептуализм Кабакова. Или вы поклонники нонконформизма Зверева и Плавинского? – ерничает Рахиль.
Любаша и Сергей совершенно ошарашены, но Любаша, как всегда, берёт инициативу в свои руки:
– Стыдно признаться, но нам с мужем больше по душе Шилов.
– Ну что же тут стыдного?! – Рахиль развлекается вовсю, надменность «хозяев» по отношению к подруге она никак простить не может. – Он очень знаменит. И нарасхват. Его любят заказчики, что естественно, ведь ещё Ницше заметил, что человек скорее стремится стать произведением искусства, нежели его творцом. Кстати, Любовь Александровна, вам никто не говорил, что у вас совершенно необыкновенное лицо? И никто не предлагал писать вас? Странно. Я вижу вас в лиловой гамме.
– Спасибо, – бедная Любаша растеряна.
– Однако я вас совсем заболтала, простите, – Рахиль улыбается, – знаете что? Мы с Ксюшей устраиваем небольшое суаре в связи с моим приездом. В пятницу, часиков в семь, буду очень польщена. Приходите. Ксюша, объясни, как доехать.
Интерьер.
Квартира Ксюши и Рахили. Обе накрывают на стол.
– Куда ставишь фаршированную рыбу? – сердится Рахиль. – Надо в центр. Ты не забыла пригласить отца Иоанна?
– Конечно, без него никак.
– Это точно, иначе все будут говорить только о политике. Где посадим твоих работодателей?
– Они не придут.
– Ошибаешься.
– Снобы самого низкого пошиба.
– Спорим?
– На что?
– Дай подумать.
Некоторое время они расставляют нужные для трапезы предметы: тут нож, там вилка, здесь кольца для льняных, чуть накрахмаленных, салфеток. И всё это быстро, споро, ритмично, словно станцевавшиеся партнёры.
– Свечи? – спрашивает Ксения.
– Перебьются.
– Ты чего злишься?
– Неспокойно мне. – Рахиль расставляет свечи.
– Вечно у тебя так: сначала строгое «нет», а потом… – смеётся Ксения. – Ну, какие предчувствия тебя на этот раз терзают?
– А! Не обращай внимания!
– Так как насчёт пари? Придумала?
– Ага. Если Звягинцевы придут, с тебя фант.
– Какой?
– Любым способом уговоришь Мару с детьми и Йоськой приехать в Москву.
– Их надо уговаривать?
– Мою наседку с гнезда очень трудно сдвинуть.
– А зачем?
– Хочу, чтобы хоть чуть-чуть отдохнули от взрывов, горя и крови.
– Ну, так позвони сама.
– Как же, у неё затянувшийся детский негативизм. Если я говорю «жарко», обязательно принесёт мне шерстяную кофту, если я говорю «холодно», врубит кондиционер.
– Я-то что получу в случае выигрыша?
Но тут раздаётся стук в дверь.
– Кто у нас никогда не пользуется дверным звонком? – снимая на ходу фартук, произносит Ксения.
– Я, – доносится из-за двери голос.
Входит человек атлетического вида, тот самый, что был на снимке в альбоме, который рассматривала Рахиль в первый день своего приезда. Только сегодня на нём не солдатская форма и не краповый берет: чёрная, длинная ряса, чёрные, начищенные до блеска, полуботинки, а голова не покрыта, и волосы стянуты сзади резинкой. Рахиль и Ксюша достают ему едва до плеча, целуют, приподнявшись на цыпочки.
– Ха! Во что ты превратился, Ваня? – притворно возмущается Рахиль. – Не о такой судьбе мы с Ксюшей мечтали, когда выцарапывали тебя…
Но не заканчивает фразу, отец Иоанн перебивает.
– Из детского дома, больного, в чесотке и чирьях, – смеётся отец Иоанн, – ты, мама Раша, неисправима, ну сколько можно повторять одно и то же из года в год?!
– Мой руки и за стол, – вступает Ксения.
– И не забудь помыть уши, – вторит ей священник.
Иоанн выходит из ванной, садится к столу.
– А что, других гостей не будет?
– Придут, запаздывают, – Ксения садится напротив, подпирает ладонью щёку и смотрит на молодого человека с умилением.
– Где попадья твоя? – спрашивает Рахиль.
Ксюша под столом бьёт подругу по ноге.
– Чего толкаешься?
– Замолкни, – отвечает Ксения.
– Чегой-то ради?
– Неужели ты ей не сообщила? – обращается Иоанн к Ксюше.
– Бросила? Сбежала к другому?
– Замолкни, Рашка!
– Да что случилось, чёрт подери!
– Не ругайся, мама Раша, грех. – Иоанн встал, отвернулся к окошку.
– Ну-ка, немедленно говори!
– Умерла Маша при родах, – глухо, не оборачиваясь, – ещё в пошлом году.
– Мальчик мой! Почему от меня всегда всё скрывают?
Рахиль вскакивает, обнимает спину Иоанна.
– Ребёнок тоже погиб?
– Слава Богу, с маленькой Машей всё в порядке.
– И где она, с кем?
– Одна послушница помогает, приходит, когда я должен отлучиться.
– Значит так, – Рахиль полна решимости, я заберу девочку с собой. Моя наседка обожает детей. Да и я ребёнка на произвол судьбы не брошу.