Копье и Лавр - Федор Кукин

сказанное. У кого-то на лице так и осталось недоумение. У кого-то проступили раздражение, отвращение или неверие.

Джохар дышал часто и тяжело, будто какая-то мысль сидела у него прямо в горле. Наконец, решившись, он повернулся к императору.

— Отец, не буду лгать: я ничуть не верю этому белорожему колдуну и его россказням о волшебных огнях! Но в одном он прав: проникнуть в Орифию и узнать их секреты будет полезно. Для меня будет честью взяться за это дело!

Аббас покрутил завитки бороды, обдумывая план действий.

— Быть посему, сын наш. Как посол империи ты отправишься в Орифию, разведаешь их колдовские тайны и подорвешь их оборону изнутри. В чем бы она ни состояла, в волшебных огнях или в чем-либо еще.

«Нет!» — хотелось закричать Тамриз. Как, как может отец так ошибаться? Такое задание требует такта, и хитрости, и умения говорить с людьми! Что натворит там этот кровожадный бык Джохар?! Мечта прадеда окажется не исполненной только потому, что отец преступно слеп к недостаткам своего любимчика!

Последней каплей стал самодовольный взгляд Джохара, брошенный через плечо отца. Тамриз знала этот взгляд с детства. «Он любит меня, а не тебя», — говорил этот взгляд. «Я важный, сильный и храбрый. А ты стой за его спиной и помалкивай».

И тут, уже без всякого разрешения, Баррад Дарафалл заговорил снова:

— План императора подобен прекраснейшему из алмазов с ничтожной трещиной. Увы! От этой трещины может разбиться и весь алмаз.

По залу пробежала волна ужаса. Возражать императору вообще считалось делом опасным. Но спорить с владыкой, когда он уже высказал свою волю — верный способ убить и себя, и тех, кому не повезет оказаться рядом.

— Хочешь сказать, мы ошибаемся? — в голосе Аббаса зазвенела сталь.

— Доблестному Джохару нет равных в битве и в совете мужей. Но пусть владыка рассудит: тут ведь потребуется долго жить среди варваров, — на этом слове лицо под капюшоном исказила гримаса, — слушать их подлые речи, прятать вражду под тенью дружбы и лгать о намерениях! Выдержит ли благородное сердце Джохара такую низость?

«Твой сын круглый дурак, и ты прекрасно это знаешь», — перевела про себя Тамриз с языка придворной лести.

— Дочь императора справится куда лучше.

Если бы прямо сейчас в зал ворвалось одно из гигантских чудовищ древности и проглотило ее целиком, Тамриз от всего сердца поблагодарила бы чудище. Изучающие, изумленные взгляды мужчин были невыносимы. Даже отец взглянул на неё с недоумением, будто забыл, что дочь стояла здесь всё это время.

— Тамриз? — скептически произнёс Аббас. — Что она смыслит в таких вещах? Она не обучена войне и смерти.

— Но она девушка, о император.

— При чем здесь это?

— Орифийцы чтут храбрых женщин. Их лучшее войско из женщин и состоит. Если послать к ним принцессу и сказать, что она желает научиться у орифиек их прославленному воинскому искусству, ей, несомненно, поверят. Более того, такая просьба может вызвать у варваров симпатию.

— Силы моей жизни принадлежат императору!

Слова верности вырвались у Тамриз без раздумий, в порыве момента.

— Пусть владыка прикажет, и я исполню любую его волю!

Джохар вот уже несколько минут не понимал, к чему идет разговор, льстят ему или обманывают. Но сейчас он почуял, что шанс показать себя уходит сестре-слабачке, и вспыхнул от зависти и возмущения.

— Исполнит?! Да она не удержит в руках и ножа для мяса! Ты почему ещё здесь?! — взорвался он на сестру. — Вон! Ей не место в совете мужей!

— Пусть отец и владыка сам скажет, где мне место, — ответила Тамриз, поражаясь собственному спокойствию.

Но трусить перед братом ей было нельзя. Не сейчас, когда у нее появился такой шанс проявить себя.

И снова девушка заметила, как после её слов на лице Баррада Дарафалла мелькнула одобрительная улыбка.

Аббас II думал менее минуты.

— Обычаи орифийцев нам ясны. Мы используем их слабость перед женщинами и обратим себе на пользу. Готовься к отплытию, дочь наша.

***

Тамриз нагнала фигуру в черном уже на террасе. Висячие сады погрузились в сон, только цикады наполняли ночь мелодичным трезвоном.

— Стой, чернокнижник!

Дарафалл обернулся. Ночные тени скрыли его черты под капюшоном; только стеклянный глаз сверкнул серебром, отражая свет полной луны.

— Ответь: зачем помог мне? Зачем уговорил обо мне отца?

Тамриз ожидала льстивой и витиеватой речи в ответ. Но здесь, в саду, где они были наедине, колдун не сказал ничего.

— Ты знаешь обычаи язычников стократ лучше меня. Ты мог отправиться сам. Или выучить любого из слуг отца. Почему предложил меня? Отвечай же! — повысила голос Тамриз, гневаясь на молчание язычника. — Что тебе до меня?!

В глубине сада плеснул фонтан: какая-то поздняя пташка слетела утолить жажду.

— Ты одинока, принцесса, и сердце твое томится, — тихо ответил Дарафалл. — Только подвиг и смелое дело в силах утолить твою тоску. А в моих силах было помочь тебе.

От удивления Тамриз даже не заметила, сколь грубо колдун пренебрег этикетом обращения. Как дочери императора, ей угождали рабы и льстили мужи государства. Но никто с самых ранних лет детства не говорил с ней о ее чувствах. О том, что она ощущает и почему. Это казалось странным и почему-то неправильным.

Девушка придала голосу властность, надеясь скрыть за нею смущение.

— Научи меня, безбожник. До моего отплытия ты расскажешь мне о делах Орифии, о законах, богах и обычаях. Все, что мне нужно знать, чтоб заручиться доверием варваров.

Голова в капюшоне чуть наклонилась.

— Сила моей жизни принадлежит отважной Тамриз.

Черный силуэт шагнул с террасы и быстро сгинул в тени висячих зарослей.

В ту ночь Тамриз Хеменид в последний раз стояла на террасе, слушая пение цикад и ощущая на лице мягкую прохладу ночного сада.

Глава 3. Последний обол

— Горе мне! — завыл Солон, хватаясь за редеющие седые волосы. — Моя лодка, моя лучшая лодка!

— Меня саму еле вытащили. Жаркий был бой, —