Северная и восточная Тартария - Николаас Витсен

названий, наименований народов, в связи с чем он в своей «Истории Российской» делал особые примечания: «В тех же примечаниях нужным казалось образование названий народов и урочищ древних показать, которые большею частью сарматского, а отчасти и татарского языка, о которых, так весьма ко изъяснению древности нужных, ни языка знания, ни прилежания европейцы не имеют и пользы оных не знают и от того в рассуждениях немало погрешают, из-за чего в Страленберговой книге описания Татарии с избытком видим, что он, не зная нужных языков, странные и несогласные с истинным образования имен нагородил»[1771]. То же самое Татищев мог бы сказать и о книге Витсена. При написании «Истории Российской» он начал подготовку «Лексикона российского исторического, географического, политического и гражданского», поскольку в ходе работы испытывал большие затруднения при использовании ряда иностранных лексиконов, потому что в них «великие о России неисправности» содержатся, так что «ни единого артикула во всем правильнаго без погрешности отыскать невозможно»[1772]. В «Дополн-ке росписи Лексикона гражданского»[1773], в которой перечислены имена историков и названия обобщающих исторических трудов, есть и имя Витсена[1774], правда, без какого-либо комментария. Скажем, об А. Брандте записано: «Брант, Езда в Китаи», о Герберштейне: «Герберстейн. Езда в Русию», о Кирхере: «Кирхер, Описание Китай»[1775]. В работе «О географии вообсче и о русской», говоря о чертеже Сибири, выполненном в царствование Алексея Михайловича, В. Н. Татищев сослался на книгу амстердамского бургомистра: «Витсен, бургомистр амстердамский, объявил, что она [карта — Авт.] на дереве вырезана и напечатана была, токмо по довольном от меня испытанию никто не явился, чтоб оную напечатанную видел и, хотя сказывают, что есть в архиве Сенатской, токмо никто отыскать и показать мне не мог»[1776].

Так на примере В. Н. Татищева мы видим, как изменялось отношение к книге Н. Витсена Северная и Восточная Тартария как к научному произведению. Особенность её композиции как свода печатных и устных источников приводила к тому, что в первую очередь она использовалась уже не столько как источник новых сведений, сколько как своеобразная библиография и хрестоматия. Изучение книг, на которые ссылался Витсен и которые пересказывал или цитировал, приводило к тому, что сама Северная и Восточная Тартария становилась уже как бы пройденным этапом. Ученые в России обращались непосредственно к самим опубликованным источникам книги Витсена, благо академическая библиотека была богатейшим книжным собранием, а в России шла огромная переводческая и издательская деятельность. В академическом Архиве хранятся рукописи переводов по той тематике, которая так интересовала и волновала любознательного Витсена. Доступная уже на русском языке историография России и соседних с ней государств разрасталась: выполнялись переводы с китайских рукописей о китайской хронологии[1777], китайской истории[1778], с калмыкского языка[1779]; в Академию наук присылались рукописи по истории татар[1780], составленные на основе письменных и устных источников. И что особенно важно — отыскивались, переписывались, присылались в Петербург сами исторические источники. Академия наук вела работу по составлению карт России, для чего в губернии и уезды отправлялись геодезисты, которые не только определяли месторасположение географических пунктов, но и вели опросы населения в соответствии с разработанными анкетами (например, одна из редакций анкеты В. Н. Татищева включала 198 вопросов по истории, географии, обычаям, религии, климату, флоре, фауне, археологическим находкам и т. д.). Академические экспедиции XVIII века вели беспрецедентную по широте охвата собирательскую и исследовательскую деятельность. Таким образом, сведения, собранные и опубликованные Витсеном, были уже просто недостаточны и казались пройденным этапом, поскольку перед российской наукой стояли более сложные задачи: написание достоверной истории России на основе собираемых исторических источников; географическое описание Российской империи и создание ее карты; поиск минералов и руд для разработки; исследование флоры и фауны; описание народов, проживающих в Российском государстве, изучение их языков. Вся эта работа выходила за стены библиотек и проводилась непосредственно «в поле». Вероятно, интерес к публикациям путешествий, историко-географическим описаниям России по материалам экспедиций петербургских ученых способствовал тому, что в 1785 году Северная и Восточная Тартария была переиздана в Нидерландах, точнее, к изданию 1705 года был выгравирован новый титульный лист с измененным названием и добавлены несколько новых иллюстраций. Причины и история появления третьего издания книги Н. Витсена требуют дополнительного исследования. Мы же подчеркнем, что П. Боддарт, который в названии книги значится как автор вступительной статьи к новому изданию, был хорошо осведомлен о деятельности петербургских ученых, так как с одним из них, П. С. Палласом, он был хорошо знаком и состоял в переписке. Интерес к собранным Н. Витсеном материалам возобновился с осознанием необходимости исторического подхода в исследованиях гуманитарного направления, когда стала понятна важность сопоставления данных в их исторической последовательности, поиска наиболее ранних источников. А такие ранние сведения по истории, этнографии, языкам, археологии, поступившие к Витсену из России с иллюстрациями, которые сами по себе служили материалом для исследований, и давала книга голландского ученого. Возобновившийся интерес коснулся, прежде всего, сравнительного изучения языков и народов, живущих в России. Упомянутый нами П. С. Паллас, привлеченный Екатериной II к созданию «Сравнительного словаря всех языков и наречий...»,[1781] составил список из 149 азиатских и 51 европейского языков, собрал по ним материал, который и составил словарь, вышедший в 1787-1789 гг. Подготовительные материалы к словарю, находящиеся в СПФ АРАН в фонде академика А. М. Шегрена[1782], свидетельствуют о том, что Паллас обращался и к опыту Витсена.

Отметим, что много внимания книге Витсена уделял Ф. П. Аделунг, пожалуй, так же, как и в своё время Г. Ф. Миллер и X. Винсгейм, подробно, постранично изучавший её текст, о чем свидетельствуют его опубликованные труды, и рукописи, хранящиеся в петербургских архивах[1783]. Знаменательно, что на работы Аделунга обратил внимание голландец Я. Схелтема, автор труда о Петре I[1784]. В первом же письме Я. Схелтемы Аделунгу[1785] от 18 августа 1817 года появляется имя Николааса Витсена: «...уже в течение длительного времени я с большим уважением и с большой пользой читаю произведения, которые Ваше Высокоблагородие публиковало на немецком языке. Мне будет приятно вступить в переписку с Вами и быть в курсе тех исследований, которые будут проводиться в Петербурге, и знать Ваши размышления о России, о которой я хотел бы знать чуть больше... Мне будет очень приятно иметь некоторые разъяснения о трудах царя и о голландцах, которые были в сношениях с Россией и, например, я очень заинтересован получить копии писем Николааса Витсена к царю. Я прочитал в