Толкин и Великая война. На пороге Средиземья - Джон Гарт

на эти душераздирающие письма (у Самнера осталась годовалая дочь) было одной из самых тяжких обязанностей; у Толкина сохранилось несколько таких посланий.

Неподалеку от тех рубежей, которые толкиновский батальон удерживал в конце сентября 1916 года, теперь высится Тьепвальский мемориал, на котором начертано более семидесяти тысяч имен. Многие из них принадлежат тем, чьи неопознанные тела захоронены под простыми белыми камнями на 242 кладбищах, испещривших сельскую местность в окрестностях Соммы; есть там и имена солдат, от которых, подобно Роусону, не осталось и следа[94].

После шестидневного отдыха, главным образом в Бузенкуре, где Толкин снова жил в одной палатке с Хакстейблом, его опять отправили на передовую вместе с фузилёрами, и с тех пор он практически не вылезал из окопов. Танки так и не обеспечили решающего прорыва, намеченного на сентябрь, и борьба за все более безотрадные ярды слякотной земли продолжалась по мере того, как близилась зима. Теперь толкиновский батальон отправили в холмы за Тьепвалем, в миле или чуть больше от прежнего британского рубежа: эта пустошь, хотя и почти не пострадавшая от артобстрела, была крайне труднопроходима и удалена от проложенных путей снабжения. Связисты синхронизировали часы командного состава батальона, и фузилёры отбыли – промаршировали вверх по холму к Овиллеру, мимо развалин, некогда бывших местной церковью, и с трудом дотащились до лабиринта тесных траншей. 6 октября Толкин обосновался в батальонном командном пункте перед наконец-то захваченной всего неделю назад фермой Муке́, бесцеремонно переименованной в «ферму Муки»[95] – с ее сложным лабиринтом укрепленных подвалов и погребов. (Ее поблескивающие крыши были видны из леса Блайти, когда Дж. Б. Смит и «Солфордские приятели» готовились к атаке 1 июля. Им предоставили карту фермы, поскольку предполагалось, что они прибудут туда с лопатами и кирками через час и сорок минут после выхода из леса.)

Фузилёры заняли комплекс из трех рядов окопов; Хакстейлу и роте «А» досталась передовая Гессенская траншея. Напротив находилась протяженная траншея «Регина»: ее удерживали немецкие морские пехотинцы. С правого фланга и с восточной стороны «Регину» атаковали канадские войска. Слева не стихала перестрелка и грохотали взрывы: продолжалась борьба за Швабский редут. Отряды, доставляющие продовольствие на мулах, то и дело попадали под артобстрел на открытом гребне, где окопы были чисто символическими. Там, возвращаясь с передовой, погибли десять человек из рабочей команды, а командовавший ими офицер на следующий день скончался от ран.

Пребывание Хакстейбла на Сомме, не продлившись и месяца, внезапно завершилось. 10 октября в тыльный бруствер его окопа, так называемый парадос, угодил снаряд – и стена обвалилась прямо на офицера. Хакстейбла откопали, но осколки шрапнели изрешетили ему ногу, а один застрял в кости голени. Пострадавшего доставили в полевой лазарет, а оттуда отправили в Англию. Он получил то, о чем так жадно мечтали многие солдаты – «ранение Блайти», а вот Толкин утратил заместителя и приятного в общении друга.

В тот же день роту «А» и прочих отвели на резервные позиции между фермой Муке и передовой линией и приставили к работе. Как всегда, нужно было копать – углублять, расширять и укреплять окопы. Гессенскую траншею покинули как раз вовремя: ведь в четверг 12 октября немцы контратаковали по всему фронту. На следующий день Толкин и батальонный КП переместились вперед, к Цоллернскому редуту, в пяти сотнях ярдов позади Гессенской траншеи. В тот вечер их «поприветствовали» снарядами со слезоточивым газом; обстрел продолжался всю ночь, но в субботу поступили обнадеживающие новости: Швабский редут пал. Два дня спустя пришел приказ генштаба захватить траншею «Регина».

Погода стояла терпимая, если не считать одного-единственного дня, когда шел проливной дождь, но в понедельник 16 октября лег иней. Близилась зима, которая неизбежно загонит пехоту в укрытия. Захват траншеи «Регина» на господствующей высоте должен был обеспечить британцам круговой обзор удерживаемых немцами дорог, полей и городков к северу. Допросили пленных, аэропланы слетали на разведку. Толкину впервые выдали новый набор закодированных наименований частей, чтобы сбить с толку немецкую разведку. Во вторник фузилёры – теперь их осталось меньше четырех сотен – спустились с плато отработать атаку в безопасном месте, у Овиллерского поста на перекрестке дорог сразу за старым британским рубежом к западу от деревни Овиллер. Утомительный переход в четыре мили вверх по траншеям к передней линии начался после наступления темноты в среду, 18 октября 1916 года.

В тот день Дж. Б. Смиту исполнилось двадцать два. Он пережил свои худшие страхи, но, судя по письмам, настроение его делалось все более мрачным. После августовской встречи он говорил о том, с каким удовольствием перечитал «Мабиногион» и предостерегал Толкина, что его титул «Сказителя ЧКБО» под угрозой: на него покушается Кристофер Уайзмен (в письмах разглагольствовавший о том, как «нашел в камберлендской глуши бразильский браслет с жуком»). Но вскорости Смит уже снова сожалел о том, что упустил свой шанс сойти с ума; его тяготили сожаления и бремя ответственности. «Пожалуй, я заглушил бы эту горькую ноту, если бы я ощущал, что делаю сейчас хоть что-то мало-мальски сто́ящее, – писал он. – Однако ж, сдается мне, убивает меня именно что бессмысленность происходящего». Теперь письма его сводились к нескольким фразам – он либо умолял друга прислать о себе весточку, либо мечтал вырваться на свободу. «В моей отяжелевшей голове уже зарождаются мысли об отпуске. Нет мочи ждать! – как говорят в Ланкашире. Он мне уже дважды снился; наверняка на третий раз сбудется наяву». Толкин тоже жил в предвкушении отпуска, который неизменно маячил в самом ближайшем будущем, но сейчас ему приходилось еще тяжелее, чем Смиту. Если август был ознаменован «всеобщей усталостью», то октябрь, по всей видимости, истощил последние силы. «Случалось, что от постоянного недосыпания люди едва не лишались рассудка», – вспоминал Чарльз Дуи. Все вокруг тонуло в грязи и слякоти, дули пронизывающие ветра – очевидцы «поражались, что плоть и кровь способна такое вынести».

Час «Ч» для начала штурма толкиновским батальоном траншеи «Регина» был назначен на четверг, 19 октября, вскоре после полудня, но когда в четыре утра фузилёры наконец-то засели в Гессенской траншее с запасом ручных гранат и мешков с песком, им пришлось разворачиваться и возвращаться обратно на Овиллерский пост. В среду лило ливмя, потоки дождя не прекратились и в четверг утром, так что нагорье превратилось в трясину. Ясно было, что нейтральная полоса сейчас – непроходимое болото. Телеграфные линии отрубились, а использовать зрительную сигнальную связь в плохую погоду было невозможно. Штурм отложили на сорок восемь часов. Однако три дозора предприняли вылазку – удостовериться, что вражеские проволочные заграждения перерезаны. На сей раз это и впрямь было проделано, да