Толкин и Великая война. На пороге Средиземья - Джон Гарт

бы в жизни не подумал, что ты – в нашем развеселом Браме[100], как ты его когда-то называл. Хотелось бы мне вырваться со службы хоть на денечек – и я бы помчался прямиком туда с тобой повидаться». Толкин, как отмечал Уайзмен, не присылал ему никаких стихов с тех пор, как друзья еще в марте поругались насчет их «чудаковатости». Так что Толкин отправил другу несколько своих произведений и, возможно, благодаря подсказкам Уайзмена, в течение ноября переработал длинное полуавтобиографическое стихотворение «Верность скитальца», написанное в разгар тогдашнего спора, переименовав дистих в «Город грез и Град нынешней скорби».

В субботу 2 декабря 1916 года Толкин предстал перед военно-медицинской комиссией. Вот уже неделю как температура у него держалась нормальная, но он по-прежнему был бледен, слаб, у него постоянно ныли и болели ноги. Комиссия пришла к выводу, что через шесть недель он сможет вернуться в строй. На самом деле Толкин подумывал о том, чтобы перевестись в Королевские инженерные войска – предполагалось, что там безопаснее, чем в боевом подразделении. Вероятно, эта идея имела некоторое отношение к сестре его отца Мэйбл и ее мужу Тому Миттону, чей дом в Моузли Толкин использовал в качестве адреса для переписки; сын Миттонов Томас Юарт Миттон служил связистом в Королевском инженерном корпусе. Кристофер Уайзмен предлагал Толкину обратиться к отцу Тминного Кексика сэру Джону Барнзли, чтобы тот взял его в свою бригаду. Из этого замысла ничего не вышло; а пока Толкин был к военной службе не пригоден, так что комиссия отправила его домой.

В отсутствие мужа Эдит отслеживала его перемещения по настенной карте. До сих пор любой стук в дверь мог возвестить о страшной телеграмме из военного министерства. Возвращение Толкина в Грейт-Хейвуд было исполнено драматизма: Толкин посвятил ему балладу из шести куплетов «Серый мост Тавробеля». Tavrobel (‘лесной дом’) – это номский эквивалент названия «Хейвуд» [Haywood] (‘загражденный лес’), но в данном случае любые мифологические истолкования, по всей видимости, вторичны по отношению к личностным[101]. Действие происходит в месте, где «струятся два потока» – Трент и Сау; есть и отсылка к старому мосту для вьючных лошадей, переброшенному через эти две реки в Грейт-Хейвуде. Прочие параллели с жизненной ситуацией самого Толкина нет нужды расшифровывать – баллада превращается в диалог, исполненный любви и тоски:

«О де́вица, в час первых звезд   Кого ты ждешь с улыбкою,Взойдя на Тавробельский мост,   Завидев тени зыбкие?»«Я жду тебя – в час первых звезд,   Сквозь сумерки закатные,Ко мне спешишь ты через мост,   Домой пришел обратно ты.Увял мой тавробельский сад,   И в Тавробеле – горе:Ушел ты много дней назад   За реки и за море».«Я уходил в далекий путь —   За море и за реки,Мечтая, что когда-нибудь   Вернусь к тебе навеки».

С его последним куплетом, оплакивающим утраченные «дни солнечного света», «Серый мост Тавробеля», стихотворение вроде бы и пустячное, тем не менее, западает в душу. Толкиновские стихи из последней пачки Кристофер Уайзмен, вопреки своему обыкновению, безоговорочно объявил «великолепными» и пообещал, что если Толкину удастся опубликоваться, то он сможет договориться о положительном отзыве в «Манчестер гардиан». «Я уверен, – писал он с корабля “Сьюперб”, – что если твои произведения и впрямь появятся в печати, ты поразишь наше поколение так, как никому до сих пор не удавалось… На самом деле, с моей стороны было бы слишком самонадеянно говорить что-то о стихах как таковых, но боюсь, они убьют старый добрый Девятнадцатый Век окончательно и бесповоротно… Куда ты нас выведешь, остается только гадать…» Теперь Уайзмену казалось, что Дж. Б. Смит далеко отстает и до сих пор остается сугубо викторианским писателем. Безусловно, добавлял Уайзмен, ЧКБО было «одним из самых необычайных объединений, когда-либо существовавших», – два поэта, радикально противоположные друг другу, и сам он, подходящий на роль разве что министра финансов.

Уайзмен беспокоился за Смита, и не только в связи с его последними поэтическими произведениями, которые казались Уайзмену «значительно ниже его обычного стандарта». Он уже давно просил Толкина написать «и рассказать мне о нем все как есть», но Толкин не видел Смита с августа, а письма становились все более и более короткими. С тех пор как 3-й батальон «Солфордских приятелей» был преобразован в «пионерный» батальон землекопов, его бойцы участвовали только в одной атаке, в основном же они просто прокладывали дороги и рыли окопы. У такого подразделения не было нужды в разведывательной работе, так что на плечи Смита легли скучные обязанности квартирьера. Всякий раз, как батальон передислоцировался с места на место, Смит выдвигался первым, распоряжался насчет расквартирования, а потом встречал и распределял на постой личный состав. Неудивительно, что он жаловался, как «бессмысленность происходящего» убивает его. В конце октября 1916 года, пока Толкин лежал в госпитале в Ле-Туке, Смит стал адъютантом командира части, ответственным за обеспечение батальона личным составом. Он возвестил о своем новом назначении с комичной ложной скромностью («А я таков, увы, увы!»), но на практике ничего интересного в должности адъютанта не было – в «пионерном» батальоне его обязанности сводились главным образом к штамповке рутинных приказов на марш. «Меховые поддевки должны быть аккуратно скатаны и пристегнуты поверх рюкзаков, – писал обычно он. – Необходимо строгое соблюдение дисциплины на марше; ни в коем случае не разрешается отставать от своей части… Приказ по батальону № 252, параграф 3: транспортировка незакрепленных предметов или тюков на марше строго воспрещается».

Все это противоречило самой натуре Смита. От природы он был неорганизован, своенравен и непоседлив. Некогда он в отчаянии написал: «Мне не удалось сделать успешную карьеру в армии, потому что я не могу ни проникнуться армейскими идеалами в деловых вопросах, ни тем более воплотить их. Что значит “опрятный”? Что значит “справедливый”? Что значит “строгий”? Не знаю и никогда не узнаю, хотя из чувства долга честно пытаюсь понять». Теперь он с горечью шутил: «Командир корпуса во дворе… а ваш покорный слуга забился в свою адъютантскую кроличью нору и весь дрожит. Я панически боюсь, что он ворвется ко мне и вопросит, почему я не выполнил его приказ XYX/S7/U5/3F от вчерашнего числа или еще что-нибудь в том же роде». Школьник, который некогда считал «обаятельного прохиндея» Робин Гуда «одним из самых реалистичных персонажей во всей литературе», и «ярый и беззаветный почитатель» толкиновской мифологии оказался в плену армейской канцелярщины.

Поднаторев в языке военных приказов и сводок, Смит сумел отстраненно описать в официальном разведдонесении от 1 июля массовую гибель тех, с кем он жил и работал бок о бок на протяжении полутора лет: «По причине шквального пулеметного огня противника наступление осуществлялось короткими перебежками. Мы понесли тяжелые потери». Поэзия