Второй сын - Эми Хармон

– Обещай, что не сдашься, – выдавил он. – Обещай мне.

– Ох, Хёди.

Он всегда говорил эти слова, всегда говорил их так убежденно, словно их одних уже было достаточно.

– Обещай, что не сдашься, Гисла.

– Что значит – не сдамся?

– Не откажешься от жизни. От… меня. Не откажешься от нас.

– Разве мы когда‐нибудь будем вместе?

– Мы вместе сейчас. Мы были вместе четыре года.

При этих словах у нее защемило в груди.

– Но ведь ты уходишь, – простонала она. – Я этого не вынесу.

– Я вернусь.

– Когда?

– Не знаю. Но я вернусь. Обещаю.

Она ему не поверила, и боль в груди лишь усилилась, стала невыносимой.

Он поцеловал ее в лоб, в глаза, в щеки, в подбородок, а потом коснулся губами ее губ, пытаясь сорвать с них бессмысленное обещание. Она ответила на его поцелуй – жадно, неистово, отчаянно.

Задыхаясь, она отстранилась, сунула руки под его блузу. Он мог дать ей пятнадцать обещаний, мог подарить бессчетное число поцелуев, но это ничего бы не изменило.

– Ты меня разрушил, – прошептала она, внезапно осознав это так остро, что ей пришлось что есть силы сжать зубы, лишь бы не закричать.

Хёд отшатнулся, как от удара.

– Ты меня разрушил. Заставил меня мечтать о жизни, которой у меня никогда не будет. Заставил полюбить себя. Какой же я была дурой. Какой дурой! – дрожа, произнесла она. – Завтра ты уйдешь, а я останусь, желая тебя. Желая того, что ты не можешь мне дать и чего не могу дать я сама.

Он даже не защищался, и от его готовности принять ее обвинения, снести ее бессмысленный гнев вся она вновь словно разлетелась на мириады осколков. Она вцепилась в него и, как безумная, вонзилась зубами в его плечо. Он со стоном зарылся лицом в ее волосы, а она укусила его еще раз, ярясь так, что сама себя не помнила.

– Ты права. Мне нечего дать тебе, Гисла, кроме своего сердца, – вымучил он. – Но оно твое. Каждый его удар. Каждый чертов кусочек. Ты вырвала его из моей груди. Пусть я тебя разрушил – но ты… меня… уничтожила.

Он перекатился на колени и оказался над ней, ухватил ее мотавшиеся в воздухе кулаки, сжал исцарапанные ладони, а потом, пока она билась и вырывалась, взял в руки ее лицо, прижался ртом к ее рту. Она дернулась в сторону от его нежных губ, но он не отступил, касаясь ее с нежностью, благоговением, и постепенно… неспешно… ее страшный гнев сменился мучительным раскаянием.

Должно быть, он почувствовал ее сожаление. Едва она чуть отодвинулась, собираясь просить у него прощения, как он тут же притянул ее обратно к себе, принимая ее покаяние, обращая его в искупление.

Они долго молчали, и говорили лишь их губы, лишь их тела, дрожавшие от исступления и любви. Под его пальцами снедавшая ее боль сменилась нестерпимым наслаждением, а агония уступила место трепету.

И не было больше ни завтрашнего дня, ни разлуки, ни грядущего расставания.

Она не осмеливалась заговорить, боясь, что он остановится. Не осмеливалась открыть глаза, боясь, что все кончится. Но когда Хёд замер, оторвавшись от ее губ, накрыв ее бедра своим телом, она взглянула на него, в его затуманенные глаза, в его любимое лицо, и взмолилась о том единственном, что он мог ей дать.

– У нас нет другой радости, Хёди, – прошептала она. – Ты – мое счастье.

Его губы вернулись к ее губам, и он погрузился в нее, дав ей то, о чем она его просила, и она больше не закрывала глаз.

Тихая песнь заполняла ее тело, звезды в небе мигали и расширялись с каждым движением Хёда. Их сияние пульсировало и нарастало в унисон с набухавшим внутри нее наслаждением, и с каждым вдохом она притягивала к себе новую звезду и впускала ее себе в грудь, а потом вниз, в живот.

– Я тебя вижу. Я вижу тебя, Гисла, – простонал Хёд, не выпуская ее из объятий, и его стон тоже вплелся в ее песню.

«Это звезды, любовь моя. Это звезды», – подумала она, но не сумела ничего сказать. Она летела по небу, оставляя за собой полосу яркого света, сама став звездой. И вот она сгорела. Потухла.

* * *

– Мастер Айво, Лиис пропала.

На пороге святилища стояла Элейн из Эббы, босая, с рассыпавшимися по плечам рыжими волосами. Сонные старшие хранители, вставшие с рассветом, чтобы выслушивать исповеди и раздавать благословения, уставились на нее. На время королевского турнира привычная жизнь в храме прерывалась: грядущий день обещал быть таким же длинным, что и минувший. Перед дверями святилища уже выстроились ряды жаждавших встречи с хранителями.

Поднявшись с кресла, мастер Айво поманил к себе Элейн.

– Подойди, дочь.

– Я видела, как она вышла вскоре после того, как мы легли спать, и решила, что ее, быть может, позвали к королю. Я вновь уснула, но, когда пропел петух, увидела, что ее кровать так и осталась нетронутой.

– Я пойду в замок, – мрачно вымолвил Дагмар, сжав губы. – Этого‐то я и боялся.

– Я пойду с тобой, – тихо сказал Айво. – Остальные пусть обыщут храм. Лиис из Лиока известна своей любовью к уединению.

– Мы уже искали, мастер. Все мы. Мы не хотели говорить тебе, пока сами не убедились, – и Элейн указала на дверь святилища.

На верховного хранителя глядели Башти, Юлия и Далис – тоже босые, с тем же потрясенным выражением на лице. Босоногая Юлия все же успела нацепить перевязь от меча.

– Дочь Йорана, оружие тебе не понадобится, – сказал Айво. Юлия ответила ему хмурым, полным недоверия взглядом.

– Я не расстанусь с ним, пока не найдется Лиис, – сказала Юлия.

Пятеро старших хранителей – в их числе и Дагмар – отправились вместе с мастером Айво в замок, на поиски короля. Толпа на площади зашевелилась и зашумела, решив, что хранители вышли к ним, но храмовая стража сомкнула ряды, отгоняя собравшихся просителей от одетых в лиловое мужчин, и те, словно единое существо, поднялись по ступеням дворца.

– Никому ни о чем не говорите, пока мы не узнаем наверняка. Не следует бить тревогу и поднимать всех обитателей горы… если она здесь, – наставлял хранителей Айво.

Процессия беспрепятственно подошла к дверям в королевские покои. У дверей стоял страж.

– Мне нужно видеть короля, часовой, – сказал Айво. – Он там?

– В чем дело? – со страхом спросил страж.

В предыдущий раз ранний визит, нанесенный верховным хранителем королю, стоил жизни Билгу из Берна. Люди Банрууда не забыли об этом.

– Приводил ли ты Лиис