Второй сын - Эми Хармон

Его станут пороть, или посадят в колодки… или даже хуже. В памяти всплыл образ Билга, образы других мужчин, повешенных на северных воротах.

– Нас не увидят, – сказала она, не допуская и мысли о подобном исходе. – Этого не случится.

– Нет, не случится, – прошептал он, и она услышала то, чего он не сказал.

Он отступил назад, а она вгляделась в его невидящие глаза. В свете луны они мерцали как стекла, как те четырнадцать звезд, что светили ярче других. Теперь она не могла до него дотянуться – как не могла дотянуться до звезд.

– Я увижу тебя снова? – спросила она, зная, что их время вновь подошло к концу.

Он протянул ей свою ладонь, и она прижала к ней свою. Загрубевшая от работы кожа Хёда царапнула шрам у нее на руке, и от волнения у нее закололо в носу.

– Да. Завтра. Но я всегда здесь, рядом. – Он провел пальцем по руне у себя на ладони и сжал кулак. Быстро, решительно обнял Гислу и отступил обратно в тень.

Она закрыла глаза, не в силах смотреть, как он уходит, но он зашагал прочь так тихо, что ей была слышна лишь ее собственная тоска.

* * *

Она пошла обратно в храм по туннелю, но, приблизившись ко входу в святилище, услышала голоса по ту сторону двери и замерла, боясь, что ее снова ищут. Она прислушалась, стараясь понять, кто пришел в святилище в столь поздний час. В каменную дверь была вделана металлическая решетка: через нее Гисле был виден небольшой уголок помещения.

В святилище беседовали мастер Айво и хранитель Дагмар. Они не говорили о ней, не искали ни ее, ни кого‐то еще, и потому Гисла прислонилась к стене, собираясь дождаться, пока они уйдут, но тут же насторожилась, услышав вопрос верховного хранителя.

– Дагмар, ты помнишь женщину со слепым ребенком? – спросил Айво.

Он сидел в своем кресле, спиной ко входу в туннель, но Дагмар стоял прямо перед ним, и Гисла увидела, как хранитель нахмурился:

– Не помню.

– Ты привел ее в святилище. Ты должен помнить, – буркнул Айво.

Дагмар помотал головой.

– Это было во время королевского турнира, спустя несколько месяцев после рождения Байра. У тебя хватало хлопот. – Айво взмахнул рукой, словно речь шла о том, что случилось только вчера. – Глаза у мальчика словно подернул туман. В них не было зрачков. Он был совсем маленьким, лет трех-четырех. Но уже говорил.

Лицо Дагмара разгладилось.

– Помню. Я нашел ту женщину у стены сада. Она была больна и просила о благословении.

– О благословении для сына, – сухо поправил Айво.

– Да… да.

– Я не мог излечить его глаза. И ты знал об этом. Тот мальчик… теперь мужчина. Он – лучник, которого называют Хёдом.

– Не может быть! – воскликнул Дагмар. – Я видел его сегодня. Он меня изумил. Все на горе только о нем и болтают. Он напомнил мне Байра. Быть может, все дело в скромности, с которой он встретил свою победу, но на него было приятно смотреть.

– Хм-м, – пробормотал Айво. – Он очень способный. Я думал, что однажды он мог бы стать хранителем. Когда я впервые его увидел, он удивил меня своей склонностью к рунам.

Гисла старалась не дышать, но пыль, роившаяся в туннеле, щекотала ей ноздри.

– Сегодня он приходил ко мне вместе с учителем и просил позволить ему стать послушником.

Она прикрыла рот рукой, сдерживая стон. О, Хёд, почему ты мне ничего не сказал?

– Он не первый с начала бедствия, – сказал Дагмар. – И не последний.

– Да. И я отослал его так же, как отсылал остальных.

Она не могла дышать. Нужно вернуться обратно, на склон. Нужно найти Хёда. Но беседа в святилище продолжалась, и она не решилась покинуть свое укромное место.

– Теперь цели у нас иные, мастер, – сказал Дагмар. – Нам нужно думать о дочерях.

– Да… но я все равно отослал бы его.

– Почему? Ведь ты сказал, что у него склонность к рунам.

– Его обучал Арвин, хранитель пещеры. А значит, он всю жизнь был послушником. Его знания обширны, а умения огромны. И это меня тоже пугает.

– Почему?

– Я не знаю, что он такое: добро или зло.

Дагмар и Гисла ахнули в унисон.

– Как он может быть злом, мастер? – спросил Дагмар.

Айво вздохнул:

– Быть может, зло – не совсем верное слово. Тогда, ребенком, он начертил здесь, на полу, под алтарем, руну слепого бога. Теперь он вырос, но глаза у него все так же пусты.

– Слепой бог не был злом.

– Не был… но зло сумело его использовать. Зло использует тех, кто несведущ.

– И ты полагаешь, что зло может использовать слепого лучника?

– Этого я как раз не решил. Но знаю, что глупо не обращать внимания на знаки. А их множество.

– Но та женщина – теперь я вспомнил ее – сказала, что ты его благословил. Сказала, что ты и ее благословил. Она уходила из храма, воспрянув духом.

– Вовсе не твоими трудами, – пробурчал Айво.

– Вовсе не моими трудами, – с улыбкой признал Дагмар. Они помолчали, погрузившись в раздумья, а потом Дагмар встал, словно беседа была окончена.

Гисле хотелось пронзить обоих клинком. Ее руки дрожали от ярости. Она могла бы кричать, пока их уши не наполнились бы кровью, пока они не взмолились бы о пощаде, в которой было отказано Хёду. Как они смеют? Как смеют его отсылать? Как смеют его судить?

– Я буду спать спокойнее, когда он уйдет, – пробормотал мастер Айво.

– Он так сильно тебя растревожил? – спросил Дагмар, и в его голосе прозвучало любопытство. – Я удивлен, мастер. Я не заметил в нем тьмы.

Мастер Айво хмыкнул:

– Пусть так… но я не могу не видеть знаков.

– И потому ты его отослал.

– Я его отослал. Здесь ему не место.

Гисла развернулась и кинулась прочь по туннелю, не заботясь о том, что ее услышат или найдут, не боясь, что на полном ходу врежется в каменную стену и вмиг лишится жизни. Когда она выбежала из туннеля на склон, когда наконец вырвалась на волю, в груди у нее все горело, а глаза лишились способности видеть, так же как глаза Хёда, но она все равно не остановилась.

У подножия горы начинался Храмовый лес, и она помчалась к нему, не потрудившись даже свернуть на тропку, чтобы легче было бежать. Склон расстилался перед ней уступами, поросшими низкой травой, и она споткнулась, скатилась вниз, перевалившись через край такого уступа, и лишь после этого все‐таки одумалась, пересекла небольшую поляну