Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее - Джозеф Хенрик

class="p1">3. Хороший ученик усваивает это правило еще в детстве и никогда не будет его нарушать (мясо едят при всех), поэтому у него просто не будет возможности съесть табуированную часть безнаказанно — он не получит такого опыта. Редкие случаи нарушения табу, за которыми случайно следовали несчастья или болезни, врезаются в память и передаются потомкам (психологи называют это предвзятостью негативного опыта). А вот случаи, когда за нарушением табу следовал длительный благополучный период, как правило, либо остаются незамеченными, либо забываются, если не документировать все происходящее и не проверять записи.

Мой опыт полевой работы показывает, что любой скептик, усомнившийся в табу, в ответ услышит весьма живые и образные описания конкретных случаев, когда табу были нарушены и за этим последовали неудачи на охоте, болезни и несчастья[232].

Как ни удивительно, несмотря на крайнее разнообразие деталей местных социальных норм и верований, результат во всех группах кочевых охотников-собирателей примерно одинаков: все или почти все члены группы получают ту или иную долю мяса от любой крупной добычи. Разумеется, это не означает, что всем достается поровну. Во многих таких обществах приоритетом пользуются ближайшие родственники, свойственники и обрядовые партнеры охотника, и лишь затем остатки раздают другим членам группы и гостям[233]. Видимо, культурная эволюция изобрела разные варианты решений, сочетания норм, приводящие к одному и тому же: распределению рисков, связанных с полосой охотничьих неудач, среди всей группы[234].

Общинные обряды

Когда на пустыню Калахари спускается ночная мгла, женщины жуцъоан из нескольких групп собираются тесной толпой вокруг ярко пылающего костра и высокими голосами запевают хоровую песню. Затем толпу женщин окружают мужчины и пляшут, выстроившись в круг, — они ритмично топают, и погремушки из коконов бабочек, привязанные к их ногам, мягко шуршат. Вскоре женщины начинают особым образом часто хлопать в ладоши в темпе топота и шуршания. Под аккомпанемент струнных инструментов по периметру начинается главная часть: женщины громко запевают песню, посвященную н/ум, могущественной сверхъестественной сущности, которая может быть и врагом, и защитником. Через час-другой цепочка танцующих мужчин проскальзывает через кольцо женщин, образуя что-то вроде восьмерки. Некоторые мужчины впадают в транс, и танец ускоряется. Впавшие в транс мужчины то и дело с криками бросаются во тьму, чтобы сразиться с духами и осыпать бранью враждебного бога. Обрядовая буря то усиливается, то отступает, и это повторяется всю ночь до самого рассвета, когда все понемногу стихает[235].

Этнограф Лорна Маршалл наблюдала 39 таких общинных обрядов и писала: “Люди объединяются субъективно против злых внешних сил — и объединяются на интимном социальном уровне… какими бы ни были их отношения, в каком бы душевном состоянии они ни пребывали, как бы ни воспринимали друг друга — с симпатией или неприязнью, как бы ни ладили друг с другом, они становятся единым целым, которое поет, хлопает в ладоши и двигается с поразительной синхронностью, влекомое музыкой”. Примерно об этом же писала и Меган Бизеле, этнограф, изучавшая другую группу жуцъоан пятнадцать лет спустя: “Танец — это, пожалуй, главная объединяющая сила в жизни бушменов, и он создает очень глубокие связи, которые мы не вполне понимаем”[236].

Подобные психологически мощные общинные обряды распространены в малых сообществах и среди кочевых охотников-собирателей от австралийских пустынь до североамериканского Большого Бассейна. Проницательные наблюдатели за жизнью человеческих сообществ, подобные Меган и Лорне, в том числе арабский ученый XIV века Ибн Хальдун, утверждают, что общинные обряды оказывают сильнейшее психологическое воздействие на участников и создают прочные личные связи, глубокое доверие и мощное ощущение групповой солидарности. Однако недавно исследователи начали систематически измерять воздействие общинных обрядов на социальные связи и кооперацию и разбивать обряды на активные ингредиенты. В число этих ингредиентов входят (1) синхронное пение, танцы и другие движения (например, марш), (2) совместное исполнение музыки, (3) крайняя физическая усталость, (4) ощущение общей судьбы, (5) совместное переживание ужаса или опасности, (6) вера в сверхъестественное или мистическое и (7) причинно-следственная непрозрачность, или отсутствие инструментальности (то есть участники не знают, почему обряд следует исполнять так, а не иначе, но знают, что надо именно так)[237].

В частности, несколько недавних экспериментальных исследований показали, что синхронное пение и/или движение углубляет чувство сопричастности, способствует доверию и побуждает к сотрудничеству в группе. В ходе одного эксперимента студентов американского университета разбили на четыре группы. Все группы слушали в наушниках гимн Канады и могли прочесть текст, но при этом группам предложили разные задания, иногда с участием чашек. Контрольная группа просто слушала, приподняв чашку над столом. В группе “синхронного пения” участников просили подпевать гимну, что вынудило их петь хором. В группе “синхронного пения и движения” участники и пели хором, и двигали чашками в такт музыке, то есть синхронно друг с другом. Наконец, в группе “асинхронного пения и движения” делали то же самое, что и в группе “синхронного пения и движения”, но музыка в наушниках начиналась в разное время, поэтому участники двигались асинхронно[238].

После этого упражнения испытуемые участвовали в проекте, где можно было вкладывать деньги в совместное предприятие. Чем больше денег участники группы в сумме вкладывали в совместное предприятие, тем больше выигрывал каждый. Однако, поскольку в конце все деньги делились поровну, можно было получить прибыль, не вкладывая деньги в проект и, в сущности, даром воспользовавшись чужими инвестициями. Результаты показали, что синхронность — причем и одновременное пение и движение, и просто хоровое пение — способствует большему стремлению к сотрудничеству и более крупным вкладам, что приводит к большей денежной выгоде для всей группы. Параллельные результаты получены даже для четырехлетних детей, у которых совместное музицирование способствовало просоциальности[239].

Однако, пожалуй, еще более мощные и стойкие социальные связи возникают между теми, кто вместе пережил что-то ужасное. Подобный опыт разными способами искусственно создавался во время обрядов мужской инициации в разных сообществах по всему земному шару и на протяжении всей истории человечества, и мы наблюдаем это во многих сообществах охотников-собирателей. Например, у центральноавстралийского народа аранда инициация — посвящение в мужчины — состояла из четырех основных обрядов, проводившихся в то или иное время на протяжении примерно 15 лет, в возрасте с 10 до 25 лет. Первые три обряда проводились в местной общине и состояли, среди прочего, в том, что инициируемого бросали в воздух, похищали ночью, завязывали ему глаза, кусали, на него наваливалась группа мужчин, ему запрещали разговаривать и заставляли терпеть другие лишения, а кроме того, учили традициям племени через последовательность устрашающих танцев и песенных