Маленький содом - Георгий Стаматов

зарабатывать деньги честным путем, думал он. В последнее время ему вообще не везло.

Он перестал давать банкеты; и незаметно порвались его связи с окружающей средой,— его затмили другие.

Знакомые отшатнулись от него. Те, что еще не судились, щеголяли своей безнаказанностью.

Нарзанова сняли с поста председателя «Общества борьбы против закоренелых преступников». Такая несправедливость со стороны бывших собратьев и коллег возмутила его. И он проклял общество — эту ненасытную гидру, чудище, которое притесняет слабых, развращает добрых, подкупает честных, а потом выбрасывает их, как выжатый лимон.

Неужели и он был таким?

Нарзанов заглянул к себе в душу.

Кто же он такой?

Он казался себе то заурядным, современным рантье, то наглым, неуловимым разбойником, только не имеющим ножа.

В общем — нечто неопределенное.

А есть ли что-либо определенное, кроме чиновничьей мелкоты, которая сидит в затхлой канцелярии, в этой жалкой луже?

Но такие, как он, плавают в океане. Их ожидает судьба «Титаника», их могут сожрать акулы! А все-таки они не желают утонуть в какой-то речушке!

Что же делать? Таковы все, таков и он. У животных есть инстинкт, а это — сила: в борьбе за существование каждый пользуется своим оружием. Человек беспомощнее волка, лисицы, гиены, клопа,— и все же каждый защищается, как умеет.

Совершенно случайно Нарзанов снова запутался.

   —  Берегитесь! — предупредил его адвокат.— Дело рискованное. Постарайтесь избежать суда, иначе...

Но миновала и эта чаша.

Нарзанов занял деньги у поклонника Вероники.

* * *

Запершись в своей спальне, этой нарядной келье отшельницы, Вероника не знала, что делать, куда податься. Она перестала интересоваться благотворительностью; глупыми и смешными казались ей и благотворители, и обиженные судьбой, и даже само понятие о добре.

Обиженные! А она? Да беднейшая из женщин, прозябающая в тесном, запущенном домишке, с пьяницей- мужем, нелюбимым и жестоким, но зато с детьми — ее надеждой и радостью,— эта женщина больше похожа на человека, чем она, Вероника.

У нее промелькнула новая, смелая, счастливая мысль. Уйти к нему. Упасть на колени и на груди у него излить свою исстрадавшуюся душу. Они могут быть счастливыми, они ни перед кем не виноваты... Однако они, несмотря на свою безграничную любовь, совершали преступленья, умерщвляли своих нерожденных детей, не смели дать им жизнь.

У нее возникло безумное желание стать матерью. Легче было бы переносить позор, даже нищету, чем этот безмолвный ад. Он поймет, он должен понять ее!

* * *

Вероника редко вспоминала о бoгe, но на этот раз пошла в церковь, а оттуда направилась в мастерскую художника.

Наружная дверь была заперта.

У Вероники зародилось тяжелое предчувствие. Она посмотрела вверх, на окна мастерской: занавески с них были сняты.

Вероника позвонила.

Она дышала с трудом и слышала биение своего сердца.

Дверь открыла незнакомая служанка.

   —  Вам кого?

   —  Господина Лучинского.

   —  Художника?

   —  Да.

   —  Он уехал несколько дней назад.

У Вероники подкосились ноги.

   —  Уехал? Куда?

   —  Не знаю. Квартиру сдал.

Вероника пошатнулась. Чтобы не упасть, она облокотилась на перила. Служанка поддержала ее.

   —  Вам плохо, сударыня? Войдите в комнаты.

   —  Ничего. Пройдет...

Овладев собой, Вероника поблагодарила служанку и вышла на улицу. Да она и вообще очутилась на улице. Эта мастерская была ее единственным укромным уголком. Их уголком.

Жизнь нанесла ей последний удар. Дверь, что вела к возможному выходу, захлопнулась навсегда.

Вероника была одна среди шумных толп.

Она вошла в парк и опустилась на скамейку. Все вдруг переменилось: помрачнело небо, побурела трава, люди казались холодными, злыми. Город стал похож на кладбище.

В эти минуты Веронике искренне хотелось умереть.

* * *

Вероника прочла в газетах о женитьбе Лучинского. Она знала свою соперницу, богатую вдовушку.

От Лучинского пришло письмо:

«Не сердись на меня, дорогая,— не было сил встретиться с тобой перед отъездом. Я женился, но знай, что никого не любил так, как любил тебя. И мы, идеалисты, иногда вынуждены идти на уступки, чтобы добиться чего-нибудь. Мы только кажемся царями, господами своей судьбы.

Прости».

* * *

Несчастная женщина замкнулась в самой себе. Она сидела или в своей спальне, или в парке, все на той же скамейке. Там ей становилось немного легче.

Однажды она еще издали заметила своего поклонника. Они давно не встречались. Он подошел, сел рядом с ней и, помолчав, сказал:

   —  Хотите, поедем за город?

Ее не удивило это неожиданное предложение. Почему бы и не поехать? Чем он хуже других? Разве ей не интересно узнать его поближе?

Они ушли из парка, наняли такси и, промчавшись по бульвару, скрылись из виду за поворотом шоссе.

Остановились они на опушке небольшого леса и вошли в него.

Веронике хотелось забыть все на свете. Глаза у нее горели, как у пьяницы, увидевшего бочку водки; и, нервная, возбужденная, она обняла молодого человека.

А он пожирал ее глазами.

И Вероника отдалась ему... Так человек, томимый жаждой, пьет из грязной лужи.

   —  Дорогая! — воскликнул счастливец.— Раньше я только желал вас, теперь — боготворю?

Но появившийся в ней зверь, насытившись, замолк, и она почти сердито сказала:

   —  Перестаньте говорить глупости? Больше это не повторится. Пойдемте!

* * *

Отношения между Нарзановыми оставались натянутыми, но до разрыва дело не дошло. Нарзанов знал все и боялся, как бы Вероника его не бросила. Она, правда, ничем не скрашивала его жизнь, и все же он испытывал потребность видеть рядом с собой человека, боялся потерять ее, как ребенок боится остаться один в доме.

Но Вероника и не думала уходить от него, она даже побаивалась, как бы Нарзанов в минуту отчаяния не скрылся из дома.

* * *

Мало-помалу она растеряла последние остатки женской нравственной чистоплотности.

Отдавалась она и Нарзанову. Ненавидела его — и все - таки отдавалась. Все ей стало безразлично.

Он не сердился на нее за художника: ведь он когда-то отнял ее у него. Но тот, другой... Как сводить счеты с человеком, которому задолжал сам?

* * *

Прошло несколько лет.

Нарзановы ужинали на террасе. На ковре, у стола, играл хорошенький кудрявый мальчуган. Лица у супругов были умиротворенные.

Вероника думала о своем новом любовнике. Ее пламенный обожатель скрылся, спасаясь от следственных органов.

«Боже мой! Неужели все в жизни зависит от плоти? Даже любовь к Лучинскому?»

Нарзанов спокойно размышлял о своем последнем деле, прекращенном за недостатком улик. Провидение еще оберегало его.

Муж и жена случайно переглянулись — и без малейшей враждебности. Теперь они были близки друг другу —