Маленький содом - Георгий Стаматов

   —  Со взрослыми не можем договориться, где уж тут справиться с малышами! И без нас Болгария превосходит другие народы своей плодовитостью.

Вероника безоговорочно соглашалась с ним,— она не хотела иметь детей от него.

* * *

Мать Нарзановой умерла рано, и после ее смерти никто не ласкал девочки в доме ее отца, оптового торговца кожей. Там она чувствовала себя не дочерью, но квартиранткой. Целый день молчала, чтобы не роптать. В гимназии голову ей начиняли чем попало. Кто мог следить за этим? Никто.

Девочка выросла без призора, на улице. В университете она познакомилась с молодым художником Лучинским, полюбила его и предалась ему всей душой, но не телом,— они даже ни разу не поцеловались.

Отец узнал об этом увлечении.

   —  Что? Ты хочешь выйти замуж за маляра? — рявкнул он и больше не сказал ни слова.

Мечты девушки рухнули навсегда.

Нарзанов заключал сделки с ее отцом. Познакомился с нею. И она ему понравилась. Одну из сделок заключили на товар особого рода — на Веронику.

Удар сломил ее, но не убил. Она примирилась со своей участью, но стала скрытной, лживой.

За художника она отомстила. Взяла свое. С тех пор ее жизнь раздвоилась,

В доме мужа — комфорт; в другом месте — любовь. Она убедилась, что супружество — это не тихая пристань. Это служба, тюрьма, Голгофа. Супруги — и мужья и жены — живут не дома, а в чужих спальнях, гостиных, отелях, иные даже на кухнях или в каморках прислуги.

* * *

Нарзановы дают парадный ужин. Не по случаю какого-нибудь торжественного семейного события — нет; оба они отнюдь не в радужном настроении. Просто им нельзя изменить традиции: отказаться от открытия зимнего сезона. Это дало бы пищу для нежелательных кривотолков.

Число приглашенных ограниченное. Нарзановы умеют из всех слоев общества отбирать только сливки. Бывали у них и увлечения: она одно время предпочитала общество докторов, он — жрецов Фемиды.

В городе Нарзановых любили. Но были у них и враги. Ведь люди хулят и господа бога! Так могут ли богачи и красавицы жить спокойно, без завистливых клеветников? Можно подумать, что и богачи и красавицы не имеют права быть честными и счастливыми, что честность обитает только в нищенских конурах вместе с уродливыми оборванками — женами.

В этот вечер Нарзановы были в отвратительном настроении, но, как опытные актеры, играли свои роли мастерски. И гости, прельщенные вкусными яствами и легкими винами, увлеченные болтовней о себе самих, опьяненные нежными, многообещающими взглядами дам, с которыми только что познакомились, не обращали внимания на хозяев. Спорили на самые разнообразные темы: об упадке нравов, о разложении молодежи, об отсутствии чувства национальной гордости, о необходимости воскресить старые болгарские традиции, о страхе перед новым поколением и непоколебимой вере в патриотический дух армии.

О социалистах ни слова,— их уже не считали за людей. Только один из присутствующих возмущался: почему, дескать, до сих пор правительство не приняло специального закона об окончательном истреблении этой группки с помощью какого-либо порошка, как, например, уничтожают блох и клопов, чтобы они не мешали безмятежному покою миллионов счастливых граждан!

В одном уголке заговорили о литературе. С восторгом цитировали поэтов, воспевающих далекое прошлое, неземное, надчеловеческое.

   —  Жизнь — это в конце концов сон! Даже нынешний роскошный ужин — грубая действительность. Конечно, людишки с низменными инстинктами удовольствовались бы и этим!

Ругали реалистов и натуралистов за их небылицы.

   —  Описывают преступников, развратных женщин... Неужели нет других тем? Впрочем, для подобных выродков существуют санитарно-полицейский надзор, суд, виселица. И почему эти литераторы всюду суют свой нос?!

   —  Они нападают только на богатых.

   —  И на женщин. На днях я случайно прочитала роман «Нана». Какая мерзость! Просто страшно раскрыть подобную книгу. А они еще иллюстрировали ее! Я запретила дочерям читать современные романы.

   —  Есть и классические произведения, которые не менее опасны для наших любознательных девственниц.

   —  Какие же?

   —  Дафнис и Хлоя, например.

   —  Ха-ха-ха!.. Самая невинная идиллия! Детские забавы!

   —  И даже в конце?

   —  Конца я не помню.

   —  Вот вы против современных писателей, а я на столике Веры нашла «Афродиту»[39].

   —  «Афродиту»? Что за прелесть! Перечитывала ее несколько раз. Восхитительно!

   —  Значит, «Нана» опаснее?

   —  Никакого сравнения!.. «Афродита» — античный роман, хотя и написан в наши дни. Пьер Луис воскресил наивную любовь далекого прошлого, невинный разврат древности. Для нас это — легенда. А Золя, описавший современную эпоху, не сумел понять, что по одной какой-то кокотке нельзя судить о парижанках, француженках, вообще о женщинах. И не случайно ваш Золя не попал в сонм «бессмертных» [40].

   —  Но после смерти он пролез-таки в Пантеон [41].

   —  «Нана» тут ни при чем. Ему помогло дело Дрейфуса.

Подали шампанское. Гости оживились. А у Нарзановых, наоборот, настроение портилось все больше. Но ни он, матерый волк, ни она, хитрая лиса, ничем не выдавали себя — ни перед гостями, ни друг перед другом.

Часам к двенадцати они остались одни. Бегло обменялись впечатлениями об ужине, пожелали друг другу покойной ночи, даже поцеловались,— но не как любовники, даже не как супруги, а как сообщники. Они были верными союзниками в совместной борьбе против общества, но союзниками вероломными в своих взаимоотношениях; а самому себе не изменял ни тот, ни другой. Захлопнув за собой двери своих спален, они сбросили карнавальные костюмы, сняли маски, так сказать, «вынули из архива свою душу» и принялись ее перелистывать.

* * *

Вероника в ночной рубашке прилегла на кушетку возле печки — единственное место, где она никогда не думала о Нарзанове, если даже он и находился здесь...

Говорят, что у женщин плохая память, поэтому они легко и навсегда забывают все то, что им не нужно. Мужчина за версту чует ненавистного кредитора, а жена не замечает постылого мужа даже будучи в его объятиях.

Задумавшись о своей судьбе, Вероника поняла, что богатство для богача — ничто. Брак не дал ей ни мужа, ни детей, ни покоя. В этом доме или шумные гости — или зловещая тишина больших комнат, загроможденных безвкусной мебелью и безделушками.

Она замечталась и мысленно перенеслась в скромную мастерскую художника. Только там ей дышалось свободно.

Вот уже несколько дней как она была в тревоге: в ней зародилось живое существо, плод нежнейшей любви. Ребенок от «него»! «Их ребенок»! Какое это блаженство! Он мог бы родиться ангельски-красивым!

Нет, нет!