Маленький содом - Георгий Стаматов

Нельзя! Правда, любовь всесильна, но можно всю жизнь никого не любить,— и нельзя голодать даже несколько дней.

Бросить Нарзанова? Нет, она не рождена для подобных подвигов. Как можно уйти из этого дома, который стал для нее родным?

* * *

Переодетый в легкий домашний костюм, Нарзанов сидел, облокотившись на письменный стол, с забытой, незажженной сигарой в руке, и перелистывал свою биографию.

Он много работал. Занимался экспортными операциями, вел обширную переписку. Перевозил всевозможные товары и по суше и по воде, самостоятельно и вместе с компаньонами. В торговом мире его знали как опытнейшего дельца, умеющего ловить «момент», избравшего себе девиз: «Реклама, кредит, честность».

Ему верили, и потому дела его шли хорошо. Какой-то филантроп-американец пожертвовал полмиллиона левов обществу, председателем которого состоял Нарзанов, с тем условием, чтобы пожертвованный им капитал положили в банк, контролируемый государством, а проценты с него шли на пособия выходящим из тюрьмы рецидивистам, преимущественно ворам, решившим стать ремесленниками-кустарями.

Нарзанов так очаровал недоверчивого янки своими манерами, а особенно наивными, детски-добродушными глазами, что тот, боясь оскорбить его, не решился положить деньги в банк лично, а поручил это дело ему, Нарзанову.

Расставшись с американцем, Нарзанов почувствовал, что температура у него повысилась, а пульс учащается.

Но, будучи человеком принципиальным, он знал себе цену; такую сумму он мог бы заработать и честным путем.

И вот он прибег к небольшому компромиссу: он не присвоил эти деньги, но и не положил их в банк. Он стал ссужать ими солидные фирмы в критические для этих фирм минуты, ссужать под чудовищные проценты, и предварительно заручившись «гранитными» поручительствами. В конце года, представляя отчеты, он начислял проценты на пожертвованный капитал в размере банковских процентов.

Государственный ревизор совершенно случайно узнал, что Нарзанов утаил какую-то крупную сумму. И вот он за одним веселым ужином полуофициально, полудружески намекнул об этом. У Нарзанова сразу пропал аппетит.

Смелый, когда предстояла рискованнейшая операция, но пугавшийся даже тени следователя, он на другой же день с утра помчался к своему адвокату. Тот немедленно полетел к ревизору.

   —  Согласитесь, что деньги следовало внести в банк. Почему он этого не сделал?

   —  Потому что он не сумасшедший; он заботится об опекаемых обществом беднягах. Сколько процентов дает банк? А господин Нарзанов помещал деньги и получал двадцать процентов. (Старая крыса, конечно, не сказала, как велики были эти проценты в действительности.) Вы, чиновники,— удивительный народ! Всюду вам мерещатся преступления. Формализм и рутина разъедают Болгарию. Человек делает благодеяние, а вы вместо благодарности упрекаете его.

   —  Но американец поставил определенные условия! Государственный банк — надежное учреждение. А любая частная фирма может обанкротиться. Тогда что он будет делать?

   —  Тогда господин Нарзанов выплатит обществу и капитал и проценты. Непонятно, почему государство так беспокоится? Больше того, мы уведомили обо всем этом самого мистера Райта!

Ревизор умолк. Ему даже стало стыдно, что он не сразу все понял — так это было просто. Но после того, как. они: расстались, ревизор вдруг опомнился и бросился догонять адвоката.

   —  А разница между банковскими процентами и двадцатью процентами?..

Адвокат мило улыбнулся.

   —  Разница? Будьте спокойны — она у нас.

* * *

Ночью Нарзанов вспомнил о своем первом, поверхностном знакомстве с уголовным кодексом.

Теперь та история казалась ему ребячеством. А вот сейчас — другое дело. Раскрылась афера с фальшивыми банкнотами. Арестована целая банда. Фамилия одного из фальшивомонетчиков привела его в дрожь: этому типу Нарзанов давал деньги взаймы. Газеты намекали на какое-то, пока еще не найденное, письмо от лиц, «известных в финансовом мире». Эти лица якобы помогали фальшивомонетчикам выписывать из-за границы необходимые им машины.

Встревоженный Нарзанов отправился к своему испытанному адвокату.

Оба всполошились.

Спустя несколько дней роковое письмо было найдено, но не следственными органами. Нарзанов немного успокоился.

Позже среди задержанных по этому делу было названо несколько имен опасных свидетелей. «Согласятся ли они молчать? Как устроишь встречу с ними?..» —думал Нарзанов.

Часы пробили пять утра.

Нарзанов почувствовал, что устал от жизни, от людей, от самого себя. Он разделся и лег. И вдруг вспомнил о боге. Не перекрестился, только смиренно прошептал:

   —  Господи, да минет меня и эта чаша!

Смеркалось.

Вероника вышла из дома и, дойдя до площади «Святой недели», села в трамвай. На одной из остановок она быстро вышла, свернула на почти всегда безлюдную улицу, остановилась возле высокого дома и, взглянув на его номер, скрылась в подъезде. Поднявшись на второй этаж, она постояла перед дверью, машинально прочитала надпись на маленькой изящной табличке: «Доктор Апалов, гинеколог», нажала кнопку звонка.

Послышались шаги. Дверь открыла новая горничная.

   —  Пожалуйте! — сказала она и провела посетительницу в приемную.

Вероника обежала глазами знакомую обстановку — мебель, картины, взяла со стола модный журнал.

Из соседней комнат послышался нежный голосок:

   —  До свидания, доктор!

Немного погодя перед Вероникой предстал молодой элегантный господин. Земной божок, так сказать, «православный падишах» дамского царства, разбросанного по всей столице, один из тех счастливчиков, кому суждено вечно спасать женщин, не жаждущих детей. Такие, как он, всегда и всюду остаются светскими кавалерами и, предлагая пациенткам лечь на операционным стол, обращаются с ними так любезно, как будто приглашают их на модный танец в клубе. Это люди с широкими сердцами и карманами. Медицина разрешает им безнаказанно видеть чужих красивых жен в дезабилье.

   —  Опять? — сочувственно спросил он.

   —  Да.

Вошли в кабинет. Ей вдруг стало стыдно, как невинной девушке.

   —  Как странно, доктор, что при других обстоятельствах я ни за что не позволила бы вам взглянуть на мои подвязки. А сейчас...

   —  В этом-то и сила нашей науки. Она не ведает, что такое стыд,— важно ответил доктор и осторожно помог ей положить голову на подушку.

* * *

Несмотря на все старания Нарзанова и его адвоката, в газетах однажды было названо и его имя. Это не было ни опечаткой, ни ошибкой.

Его привлекли к суду и судили вместе с другими. Большинство обвиняемых было осуждено. Нарзанова и еще нескольких оправдали.

В ушах его потом долго звучали обрывки речи защитника:

«Моего подзащитного обвиняют в предумышленном финансировании — как это громко звучит! — шайки фальшивомонетчиков... Господа судьи! Вы не имеете права его судить. Надо прекратить дело. Прекратить не для того, чтобы выпустить его на свободу,— нет! Господин Нарзанов опасен для общества: он сумасшедший! Не нужно даже назначать экспертизу. Подумать только: в наше время человек дает золото каким-то неизвестным личностям в расчете на что?.. На