Маленький содом - Георгий Стаматов

какие-то там будущие, воображаемые выгоды? Какие выгоды? Доходы от фальшивых банкнотов!.. Нет! Даже сумасшедший не пошел бы на это, а прокурор назвал моего подзащитного прожженным мошенником! Далее, обвинение поступило недобросовестно, упомянув в обвинительном заключении о никому не известном письме, будто бы компрометирующем моего подзащитного. Но все это басни — такого письма в природе не существует!»

Никогда Нарзанов не бросался в объятия жены с такой пламенной страстью, с какой он кинулся на шею своему защитнику, когда суд вынес оправдательный приговор.

* * *

По этому поводу был устроен грандиозный банкет.

На банкете снова появились отрекшиеся было от Нарзанова — до конца процесса — друзья. Они пришли ознаменовать победу справедливости.

Ели, пили и ругали правосудие.

Вскоре адвокат поднялся из-за стола, отодвинул свой стул, откашлялся и начал минорным тоном имитировать утреннее чириканье беззаботных божьих пташек.

Голос его звучал все громче и громче.

«Но вот на горизонте современной Аркадии — крохотного земного рая — появились темные точечки, мрачные облачки. В храм Венеры и Аполлона проникла незваная гостья — Фемида! Господин Нарзанов, отныне в книге жизни, хотя вы и оправданы, начертано: «Судился».

Обидно это, более того — позорно. Но для кого? Только не для вас! Легко быть непорочным, легко скрыться, как улитка в своей раковине, чтобы не участвовать в битве жизни. Гордиться надо тем, что тебя обвиняют в невероятных, чудовищных злодеяниях, гордиться, что против тебя ополчилось все общество, а ты снова оказываешься невинным! И я, и многие из наших виднейших единомышленников согласились бы, чтобы нас так судили и оправдали. Такие судебные решения для нас, господа, все равно что свидетельство о честности!»

Когда банкет подходил к концу, молодой почитатель и ученик нарзановского торгового гения, безнадежно влюбленный в Веронику, встал и заговорил полупьяным голосом:

   —  Господа... и... господа... Сожалею об одном... Не о том, что оправдали Нарзанова... Нет!.. Почему он... вернее, почему госпожа Нарзанова... не хочет иметь детей?.. Протестую!.. И пью за здоровье будущего наследника!.. Она должна иметь его... Этого требуют... общество... Болгария... Я готов... если господин Нарзанов...

Оратору не удалось закончить речь. Ему попросту заткнули рот и увели его в соседнюю комнату: побоялись, как бы он не уточнил, какую именно обязанность готов взять на себя.

* * *

Как-то раз вечером этот обожатель Вероники, будучи трезвым, после панегириков ее красоте отпустил несколько шпилек по адресу ее благоверного; рассказал ей о деньгах американца, об афере с банкнотами и о многом другом, еще не известном следователям; посвятил ее в некоторые интимные подробности из жизни Нарзанова; описал их совместные оргии, происходившие до знакомства с нею.

Веронику возмутила развязность этого избалованного мальчишки, сынка богача.

   —  Раньше вы говорили о нем иначе,— презрительно возразила она.

   —  Тактика! Тактика, сударыня! Надо было сбить противника с толку!

   —  Повидимому, вы рассчитывали не столько на свои положительные качества, сколько на недостатки соперника?

   —  В любви все средства хороши,— не важно, какое оружие было у победителя.

Она уже не слушала его. Встала и ушла, не простившись.

Пред ее мысленным взором всплыл образ художника. Вероника задумалась об их отношениях. Неужели в них есть что-то преступное?

   —  Нет!

Она почувствовала себя виновной перед ним. Ведь она изменяла ему с мужем. Но она не могла бороться и побеждать, а бежать ей было некуда,— никто не нуждался в ее родственных чувствах.

Минутная слабость стала причиной вечных страданий.

Она подошла к своему дому. Нарзанов стал ей еще противнее. Как не хотелось ей возвращаться домой! Но куда же деваться? Больше того — что делать, если он действительно совершил преступление? Оправдают ли его? А если исчезнет и последнее утешение—материальное благополучие?

* * *

Вероника вернулась от своего возлюбленного. С Нарзановым она не хотела встречаться, прошла прямо к себе в спальню.

Радуясь одиночеству, она и на супружеском ложе все еще вспоминала любовное свидание. Слабый свет висячей лампы, затененной абажуром, ласкал лицо счастливой женщины. В такие минуты она готова была простить все на свете всем людям.

В коридоре послышалось чье-то бормотанье, грохот падающих стульев.

В спальню вошел Нарзанов. Давно он здесь не появлялся, особенно в такой поздний час.

   —  Что это значит? — с возмущением спросила Вероника, натягивая одеяло до самой шеи.

   —  Ничего... милочка. Не надо на меня сердиться... Сегодня у меня хорошее настроение. Люди правы — дураки мы... Ты красавица, а живем мы с тобой — как незнакомые соседи в гостинице... Нынче вечером я спохватился, что у меня есть жена...

Он подошел к кровати и потянулся обнять жену. На нее пахнуло винным перегаром.

   — Оставь меня! — гневно крикнула она.

В легком прикосновении его руки она вдруг почувствовала всю гнусность его как мужа и человека.

   —  Вот как?..— цинично рассмеялся Нарзанов.— Не признаем законного супруга? А я тебе подарок принес, деточка...

И он снова наклонился к ней.

   —  Убирайся отсюда, говорю тебе!

   —  Ого!.. Дело принимает серьезный оборот. Понимаю... Д-да! Мы тоже, кое-что слыхали... Художники... мастерские... позирование...

   —  Что? Что такое? — Вероника приподнялась на кровати.— Ты? Ты смеешь меня обвинять? Ты? Вор! Фальшивомонетчик!

Нарзанов мгновенно отрезвел и растерялся. Всего он мог от нее ожидать, только не этого.

   —  Так.. так...— пробормотал он.

Нетвердыми шагами он направился к выходу, обронив подарок: на ковер.

   —  Конец!.. Можно разжалобить судью, можно подкупить кого угодно... А тут мы бессильны!.

* * *

Нарзановы уподобились двум враждебным лагерям в военное время; причем ни тот, ни другой не собирались ни наступать, ни отступать. Обе стороны были настороже.

Она жила только своей любовью и ходила к врачам, с риском сойти в могилу на Орландовском кладбище.

Он знал только свои аферы и адвокатов, за спиной которых ему всегда мерещились прокурор и Центральная тюрьма.

   —  Брак не связывал их ни духовно, ни физически. Они были и оставались чужими друг другу.

Эта жизнь им опротивела.

Нарзанов взял себя в руки. Ему теперь неприятны были даже оправдательные приговоры. Он решил ликвидировать все сомнительные сделки с подозрительными сообщниками. На это потребовались деньги. Он мог добыть их, но только рискуя иметь нежелательные конфликты с законом, этим бичом авантюристов, правда молчаливым, иногда спящим, но жестоким к тебе, как сытая кошка, если ты попался в западню. До сих пор Нарзанов безнаказанно кушал приготовленную для него приманку и ловко ускользал. А вдруг роковая дверца захлопнется за его спиной?

Он пришел в отчаяние. Неужели он и правда не способен