Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

Не раз уже литовцы рассчитывали нечаянным нападением взять замок, но всегда, вовремя замеченные, они встречали дружный отпор.

Блистательно удавшееся дело похищения княжны Скирмунды было задумано и решено под его влиянием, и рыцари ещё раз могли убедиться в рассудительности и храбрости своего вождя.

Граф был против экспедиции, предпринятой с девятью рыцарями великим комтуром Гуго Зоненталем, даже сказался больным и, скрепя сердце, отпустил трёх своих рыцарей в поход. Он говорил, что невозможно рисковать, нападая на целый возмущённый народ с относительно малыми силами и что гораздо лучше выжидать за крепкими стенами замка результатов похищения княжны Скирмунды.

Пылкий и увлекающийся Гуго Зоненталь был другого мнения, он был старший, и граф Брауншвейг должен был уступить. Возвращения рыцарей из набега ждали в этот вечер, поэтому командор приказал рыцарям-братьям не отлучаться, чтобы с достойной почестью встретить возвращающихся победителей или оказать помощь в случай преследованья.

Вечерня отошла. Рыцари не расходились, но молча прошли в трапезную и заняли место вокруг пылающего камина. Никто не хотел первый начинать разговора из боязни, что командор прервет говоруна резким замечанием.

— Не едут! — первый заговорил командор, — странно что-то. Солнце скоро сядет. Неужели они проведут ещё ночь в походе? Как ты думаешь, брат Карл? — обратился он к одному из рыцарей.

— Я ничего не думаю, брат командор, — отвечал мрачно рыцарь, — чему быть суждено, то сбудется!

— Нехорошо быть фаталистом! — строго заметил командор, — Бог нам дал свободную волю.

— Но люди написали строгие уставы, которые мешают её проявлению.

— Если наш устав тебе не нравится, брат Карл, почему ты не ищешь другого конвента?

— Всё во власти Божией, — отвечал рыцарь, — могу я переменить конвент, может и конвент переменить устав.

— Никогда! — резко воскликнул командор, — пока я жив, никогда!

— И жизнь, и смерть людей в руке Божией! — возразил упрямый рыцарь.

— Но суд над ослушниками в руках людей, поставленных Богом начальниками и судьями.

— Ни один волос не падёт с головы нашей без воли Всевышнего. На каждый суд есть аппеляция! — не унимался спорщик.

— Послушай, брат Карл, — вдруг заговорил командор, слегка смягчая тон, — зачем ты стараешься вывести меня из терпения?

— Разве иметь своё мнение преступно? Разве говорить, что без воли Божией ничего не совершается и что судьбы избежать нельзя — противно каноническим правилам? — продолжил возражать спорщик, зная, что ввиду скорого возвращения начальника в лице великого комтура, командор не решится принять против него энергичных мер, да и самый спор, как догматический, в пределах, дозволенных уставами, не мог быть сочтён за преступление.

— Ну, тебя не переспоришь! — резко проговорил командор и махнул рукою. Очевидно, он сдерживался и не давал воли своему бешеному характеру.

— А всё-таки, благородные братья, — проговорил он после молчания, — меня тревожит эта неизвестность. В случае удачи, гонцы давно были бы здесь.

— Позволь не согласиться с тобою, брат командор, — в свою очередь заговорил заведывающий стражею Гуго Фрейман, — в случае неудачи, отступающие были бы давно в замке!

— Твоя правда! — воскликнул командор, — встреча должна была произойти сегодня рано утром, следовательно, если отсюда до мерзостного языческого капища считать 10 миль, то и тогда беглецы были бы уже давно здесь! Их нет, значит, полная удача, и наши пируют на месте победы!

— И разоряют проклятое капище! — добавил капеллан, присутствовавший на совещании.

— Следовательно, нам их ждать раньше завтрашнего вечера нечего! Это вполне понятно, — заметил граф, — и потому, братья, подкрепив силы трапезой, мы можем мирно идти на покой!

По знаку командора прислужники внесли накрытый простой, грубой, но чистой скатертью стол, поставили на него несколько глиняных тарелок и две миски с кушаньем, да сосуд с холодной ключевой водой и удалились.

Капеллан благословил трапезу, и рыцари дружно принялись за еду. В Штейнгаузене пока ещё не было слободы, и жизнь монахов-рыцарей не раздваивалась. В других конвентах, расположенных около больших городов или имеющих возле себя слободы, жизнь рыцаря делилась между конвентом и частным жилищем на стороне. В тех конвентах общий стол был только проформой, каждый из рыцарей предпочитал собственную кухню убогой монастырской трапезе и хорошее вино — холодной воде, исключительно подаваемой в конвенте.

Но в Штейнгаузене слободы не было, приходилось довольствоваться монастырским столом, оттого-то рыцари и считали назначение их в конвент св. Фомы чем-то вроде ссылки.

Трапеза кончилась благополучно. Рыцари безмолвно поклонились командору и один за другим вышли из трапезной. Остались только двое — командор и капеллан.

— Ну что, видели ли вы, святой отец, сегодня княжну? — с любопытством спросил командор у толстенького краснощёкого капеллана.

— Как не видать? Да только мало надежды исторгнуть её душу из когтей дьявольских, — подняв глаза горе, проговорил капеллан. — Она меня и слушать не хотела, когда я стал убеждать её просветить душу святым крещёнием! Как хорошо вы сделали, что перевели её в эту комнату с узким окном и обитыми войлоком стенами. Мне кажется, в диком фанатизме она способна разбить себе голову о стену!

— Это было бы ужасно. Она нам драгоценна как залог мира с этим диким Вингалой! Если бы не это, я бы давно приказал повесить её на воротах замка.

— Что вы говорите, граф. Да разве можно говорить так про красавицу, подобную княжне Скирмунде? Дайте мне только обратить её в христианство, да это будет знатная невеста для всякого князя. Недаром за неё один из Пястовичей сватался.

— Я не признаю женской красоты. Красота дана женщинам только на соблазн и погибель человеческого рода! — мрачно возразил командор.

— Бьюсь об заклад, если бы вы её в лицо видели, граф, вы бы иначе заговорили.

— Да, это правда. Я не хотел смотреть на язычницу, а когда пришлось везти её на седле, мне казалось, что сам демон ада палит меня адским огнём сквозь железо панциря и белый рыцарский плащ.

— Одно могу посоветовать, посмотрите на неё пристальней, право, не раскаетесь.