Последняя роза Шанхая - Виена Дэй Рэндел

и иностранцев, отправленных в лагеря. Все европейцы и американцы, обладавшие богатством и защитой своих стран, теперь были заключенными, а он, человек без страны, без работы и без друга, остался незамеченным. В мире, где шла война, он был одинок, без гражданства, и теперь только ему решать, как жить, выживать и преуспевать.

Глава 49

Айи

Я отвернулась к окну, в ушах звенела резкая критика Ченга.

– Ты можешь ехать быстрее? Посигналь им! Неужели эти люди слепы? Разве они не видят мою машину? – Он отказался повернуть назад, и я перестала умолять. Насколько я могла слышать, разрушительного взрыва не было. Эрнест должен быть в безопасности. Я планировала выбраться отсюда и сразу же найти его.

Наконец, вдалеке замаячили гигантские серые каменные львы. Когда мы въехали во внутренний дворик, Ченг сжал мою руку словно тисками. Он позвал Синмэя. Несколько минут спустя Синмэй появился на каменной лестнице, ведущей в его кабинет, располагавшийся в здании рядом с гостиной. Лучи солнечного света, пробивавшиеся сквозь листву дуба, скользили по его длинной серой мантии, словно сверкающие гусеницы.

– Что происходит?

Половина Шанхая была разбомблена и сожжена, но он казался невозмутимым, как будто наблюдал за огнем, разгорающимся в печи. Когда его репортеры описывали, как европейцы и американцы, попивая свои напитки в кофейнях, хвалили современное вооружение японцев, которым они обстреливали китайский район, Синмэй с горечью сказал, что иностранцам в Поселении было на нас наплевать. И вот теперь Поселение было в огне, а он сидел в своем кабинете, задрав ноги на стол. Какими же странными мы, люди, были. Мы построили между собой забор из колючей проволоки и отвернулись от страданий других, но мы забыли, что невосприимчивость к боли была иллюзорной. Ибо, какими бы разными мы ни были, у всех у нас по венам текла кровь, а в груди билось сердце, и все мы могли погибнуть при взрыве бомбы.

– Я пойду в свою комнату. – Я попыталась вырвать свою руку из хватки Ченга. Но он только крепче сжал меня.

– Нам нужно поговорить, Синмэй.

– Заходите. – Синмэй нахмурился.

Я подозревала, о чем он хотел поговорить. Будучи гордым человеком, Ченг не простил бы мне того, что я сказала ему в машине. Возможно, он хотел расторгнуть нашу помолвку, которая должна быть одобрена Синмэем, как главой дома. Я испытала невероятное облегчение. Это было бы самым идеальным решением. Ченг сохранил бы свое достоинство, а я была бы свободна.

Окрыленная, я вошла в тускло освещенный кабинет моего брата. Внутри стояла духота, никакого притока свежего воздуха. Солнечный свет пытался проникнуть сквозь замысловатые решетки двери, но безуспешно. Пэйю с чашкой в руках сидела в кресле из красного дерева рядом с черным столом. Позади нее няня качала ребенка, завернутого в толстые слои пальто.

– У тебя кровь, Айи. – Пэйю поставила чашку. – И твое платье!

– Это не моя кровь.

– Что происходит? – Синмэй сел за стол из древесины кедра, заваленный свитками.

– Ты не поверишь. Айи поехала увидеться с пианистом и чуть не погибла. – Ченг заставил меня стоять, словно я была преступницей. Его вспыльчивый характер проявлял себя во всей красе, будто приведенный в действие шестеренками, зубцы которых затачивались на протяжении двадцати одного года его жизни.

– Иностранца с обложки журнала?

– Ты бы слышал, что она сказала в машине! Но это неважно, старший брат. Могу я получить твое разрешение на то, чтобы она жила в моем доме? Это для ее же безопасности.

Я была потрясена.

– Я не могу жить в твоем доме, Ченг. На самом деле, я давно хотела тебе сказать, что хотела бы отменить нашу свадьбу.

Тихое воркование няни, укачивающей ребенка, прекратилось. Ченг, раздраженно выхаживающий по кабинету, остановился.

– Отменить свадьбу? Но мы уже разослали приглашения! – В голосе Пэйю звучало изумление.

Синмэй вскочил на ноги, отпихнув стул из розового дерева, который перелетел через всю комнату.

– Ты что, с ума сошла?

Я отшатнулась. Его неодобрения следовало ожидать, но я не представляла себе такой сцены.

– Вы помолвлены. Все в Шанхае знают об этом.

– Я хочу пересмотреть свое будущее.

– Твоя семья принимает решения о твоем будущем.

Я повернулась к Ченгу.

– Не могли бы мы поговорить наедине?

Ченг ударил кулаком по столу.

– Ты хочешь бросить меня ради иностранца? В этом все дело? Ты трахалась с ним? Признавайся.

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне…

Синмэй дернул меня к себе.

– Ты переспала с иностранцем?

Ченг схватил меня и повернул лицом к себе.

– Я знал, что ты лгала мне. Я знал. Ты обманывала меня.

Синмэй снова дернул меня на себя.

– Тебе лучше объяснить это, или я никогда тебя не прощу.

У меня закружилась голова, попятившись от них, я ударилась спиной о вращающуюся дверь. Лицо Ченга превратилось в зловещую маску, а ярость Синмэя пугала. Я, двадцатиоднолетняя женщина, была никем, всего лишь пешкой в их игре.

Ченг рассмеялся. Его смех звучал ужасно.

– Ты подумала обо мне? Как я буду выглядеть в этой ситуации? Люди будут смеяться надо мной! Ты не можешь так поступить со мной!

– Мы не потерпим такого позора. Мы не скажем об этом твоей матери. Свадьба состоится, как и было запланировано, – сказал Синмэй, его лицо покраснело от ярости.

– Не тебе принимать решение, Айи. Ты выйдешь за него замуж. Как старший брат, я приказываю тебе. Старший брат заменяет отца, – сказал он, процитировав пословицу.

Я прижала руки к груди, но не отвела взгляда.

– Если ты не желаешь меня слушаться, тебе следует уйти. И никогда не возвращаться, – грозился Синмэй, указывая на внутренний двор.

Снаружи двор был окутан бледным сумраком, солнечный свет пропал, земля, выложенная камнями в виде ромбов и кругов, была мокрой от вчерашнего дождя. Если я бы я ушла, мне никогда больше не позволили бы вернуться в дом, и мое место в семье было бы стерто из памяти. С таким же успехом я могла бы никогда и не существовать. Именно это случилось с моей опозоренной сестрой, которая стала наложницей магната в Гонконге.

Я отказывалась быть изгнанной.

– Эмили была права, что оставила тебя. Ей будет лучше без тебя.

Он размахнулся, и моя голова откинулась назад. Шлепок, резкий и громкий, оглушил меня.

Меня никогда раньше не били, даже не щипали грубой рукой. Я закрыла лицо руками, дверь детских воспоминаний распахнулась, словно сорванная с петель сильным ветром. Все эти годы я видела и дрожала от страха, когда мой отец-наркоман терял рассудок, закатывал скандалы, матерился и избивал мать, если