Последняя роза Шанхая - Виена Дэй Рэндел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За дверью студии раздались голоса, говорившие по-японски.
Дверь затряслась. Кто-то пытался проникнуть внутрь.
Если бы они нашли его, то всадили бы ему пулю в голову. Эрнест сгреб в охапку всю непроявленную пленку, альбомы и фотографии и свалил их в кучу на полу. Среди кучи бутылочек с химикатами, фотоувеличителей и фотобумаги он нашел спичечный коробок с логотипом отеля.
«Ни одна фотография не должна быть повреждена». – Голос Сассуна зазвенел у него в голове.
Эрнест чиркнул спичкой и бросил ее в кучу. Пламя зашипело и ожило. Он подкинул еще больше альбомов и фотографий. Огонь зашипел, облизывая своими языками ковер, письменный стол и диван. Настало время убираться из студии, но теперь снаружи раздавался смех и звон стекла.
Поднялся дым. Горло запершило, лицо обдало жаром, а волосы опалило огнем. Задержись еще хоть на минуту, он сгорел бы заживо. Зажав нос, Эрнест прижался спиной к стене, пошатываясь, пробрался мимо огня и потянулся к дверной ручке. Рукой он задел крышку картотечного шкафа у двери, и что-то тяжелое упало к его ногам. Фотоаппарат Сассуна. Он подобрал его, засунул в кожаную сумку, лежавшую рядом, и перекинул через плечо. Он уничтожил фотографии, сделанные этим человеком. Это самое меньшее, что он мог сделать. Затем Эрнест открыл дверь и практически вывалился наружу.
Его приветствовал сладковатый, холодный воздух, пропитанный запахом сигаретного дыма, джина и виски. Задыхаясь, он сделал глубокий вдох и поднял руки вверх. Но никто на него не кричал – японцы ушли.
Эрнест бросил еще один взгляд на пылающую студию и выбежал в коридор. Он нажал на кнопку лифта. Ничего не произошло. Поэтому он сбежал вниз по лестнице, переполненной паникующими гостями в бархатных домашних одеждах и белых халатах отеля. Добравшись до седьмого этажа, он снова нажал кнопку, и из лифта вышли два японских солдата, которые направили на него свои винтовки.
Похолодев от страха, Эрнест поднял руки вверх. Солдат, стоявший ближе к нему, вонзил штык в кожаную сумку.
Эрнест указал вверх.
– Огонь! Огонь!
Они посмотрели вверх, а он бросился к лестнице и помчался вниз. Почти добравшись до лестничной площадки, он остановился.
Под сверкающей люстрой фирмы Lalique японский солдат направлял толпу на лестнице, а в громкоговорителе раздавались указания на английском:
– Все гости собираются в вестибюле. Все гости собираются в вестибюле. Любой, кто откажется сотрудничать, будет расстрелян. Любой, кто откажется сотрудничать, будет расстрелян.
Если бы он проследовал вместе с толпой в вестибюль, то оказался бы в ловушке. Но он не мог вернуться к солдатам с винтовками. В отчаянии Эрнест огляделся по сторонам, пряча сумку за спину. Он добрался до первого этажа, и справа от него, рядом с лестницей, заметил разбитые бомбой окна. Почувствовав воодушевление, он пробежал по куче гильз и обломков, запрыгнул на мягкий диван под подоконником и нырнул в окно.
Внизу были рикши, военные мотоциклы, автомобили, кричащие люди, экипажи и еще больше японских солдат с винтовками в руках. Но он ошибся этажом. Это был не первый этаж, а второй.
– Нет! – Он хотел ухватиться за подоконник или оконную раму, но руки схватили лишь пустоту, а ноги рассекли воздух.
Глава 47
Айи
Ченг прислал группу швей, чтобы они сшили мне новые туники. Теперь он принимал решение, что мне надевать, и он счел неприличным носить облегающие платья, которые подчеркивали мои изгибы.
Я неподвижно стояла перед высоким зеркалом, пока швеи снимали мерки и делали выкройки на ткани в четыре раза больше моего размера. Не было ни вытачек на талии, ни дополнительной подкладки вокруг груди, ни аккуратной отделки по подолу – всей той утонченности, к которой я привыкла при пошиве высококачественных платьев. Они быстро пошили туники на ножной швейной машинке. Одна черная, другая серая, обе с воротником-стойкой, доходящим мне до подбородка. Надев одну из них, я стала похожа на клецку – шея скрыта за высоким воротником, длинные рукава закрывали руки до кончиков пальцев – мое тело закутано в бесформенный балахон.
Эрнест не узнал бы меня, если бы проходил мимо.
* * *
Я снова начала мучиться бессонницей.
Ночь была слишком тихой. Каждый скрип за стеной, каждый шорох в саду, каждый порыв ветра будили меня, как дыхание призрака. Свет свечей скользил по стене, тени сгущались за шкафами. В ушах снова зазвучали обрывки резкой музыки. Я обняла себя за плечи и свернулась калачиком на кровати. Страх, словно кандалы, сковал мое тело.
Перед рассветом я отправилась на поиски Ина, чтобы не быть одной. Но его комната была пустой, очень странно, особенно в такой час. Приблизившись к внутреннему дворику, я услышала скрип, доносившийся от парадной калитки. Грабитель? Калитка, как ни странно, была не заперта. Я приоткрыла ее и выглянула наружу. На улице рядом с поворотом в переулок, всего в одном квартале отсюда, стоял Ин в рубашке с подтяжками. Держа в одной руке фонарик, он протянул пачку банкнот невысокому лысому мужчине в халате. Позади него двое мужчин вынесли из переулка ящик. Ин открыл его свободной рукой и достал длинную палку, похожую на метлу. Винтовка.
В ярости я закрыла калитку. Все деньги, что я ему давала! Он не играл в покер. Он занимался незаконной торговлей оружием. Его могли убить! Я отправилась в столовую и села за круглый стол в ожидании брата. Но, должно быть, задремала, потому что, когда проснулась, рядом со мной стоял мой старый дворецкий.
– Где Ин? – Светало. Дом все еще спал.
– Младший хозяин сказал, что у него игра в покер, – ответил он, громко сглатывая слюну, это была его привычка. Он накрыл для меня завтрак – два мраморных яйца, миску каши с зеленым луком и миску мягкого тофу – и развернулся, чтобы уйти.
– Ты можешь остаться со мной? – попросила я.
– Да, мисс Шао. Вам нужно что-нибудь еще?
– Нет. Просто останься и расскажи что-нибудь. – Я взяла теплое мраморное яйцо. Сваренное вкрутую, маринованное в течение нескольких часов в чайных листьях и стручках аниса, яйцо обладало уникальным, усиленным вкусом чая. Это было мое любимое блюдо. Я ударила его о стол и начала чистить. Очистив скорлупу, я остановилась. Внезапно мне стало грустно. У меня не было ни бизнеса, ни любви, ни будущего. Я чувствовала себя