Топографический кретин - Ян Ледер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда его останавливали люди в сером, Яков обычно вспоминал знакомого казаха Талгата, который однажды спросил:
— Если приезжаешь сюда жить, сколько надо дать, чтобы взять московский паспорт?
Конституция, в отличие от какого угодно паспорта, работала безотказно. Достаточно было продемонстрировать закладки — и очередной слюнявый тамбовский волк, влезший в мешковатую мышиную хэбэшку с шевроном «ГУВД Москвы» и в законах ни черта не соображающий, ретировался: какой смысл связываться с шибко грамотным, хлопот потом не оберёшься, когда загляни через квартал на базар — и вяжи азеров да рязанских торгашек хоть оптом, хоть в розницу.
Промашка вышла лишь однажды, да и то виновата была не конституция, а суета: в среду утром в метро самый сенокос, и у постового на бюрократические мелочи просто нет времени.
— Так, значит, отсутствует паспорт? Придётся проследовать до выяснения личности.
— Да что её выяснять, командир. Я журналист, вот удостоверение, печать…
— Проследуйте, не стойте у эскалатора, видите, пассажирам сходить некуда. Вот сюда, пожалуйста. Здесь подождёшь до выяснения.
Только когда за Яковом, грузно скрежетнув, закрылась зелёная решётка во всю стену, он понял, что попал. В кино у задержанных всегда есть право на телефонный звонок, и все всегда звонят своим адвокатам. У Якова своего адвоката не было, да и чужого тоже, поэтому он решил позвонить на работу: туда как раз ведь и ехал — хоть предупредить, чтоб не потеряли. Осталось добраться до телефона. Вон он, на столе, в трёх метрах, но — за решёткой. А за столом никого: аллигатор в погонах ушёл продолжать отлов копытных на водопое.
— Не стремись к нему, он вскоре сам вернётся. Я нарочно здесь поставился, чтобы не мотаться с розыском.
У стены на длинной деревянной лавке сидел здоровый бородатый мужик. Говорил вроде и понятно, но заворачивал покруче доцента Баркашина.
— Вы из Сибири? Старовер? — Яков присел рядом. Стремиться и правда некуда: в метро шумно, ломись не ломись, мент всё равно не услышит.
— Не, не Сибирь, Србия, — сказал мужик с ударением на "Р". — Я сам грáдитель.
Слово казалось интуитивно понятным, но Яков решил уточнить:
— Строитель?
— Стрóитэль.
— Давно здесь?
— Два месэца.
— Как два месяца?! А, в смысле в России два месяца… А здесь, в каморке?
— В каморке, — бородатый сладко покатал слово по языку. — Лепа реч: каморка, малая кáмора… Три часу.
— Так долго не отпускают? — Яков заволновался: в его планы не входило торчать тут часы напролёт. — А звонили куда-нибудь?
— Звонили. Шефу на конструкцию…
— На стройку?
Серб кивнул.
— И что?
— И что. Шеф сказал, сам сналазисе как знаш.
— Сналазисе? — тут филологическое чутьё Якову отказало.
— Ну, то значит: вывёртáйся сам.
— Как так сам? Он разве за вас не отвечает?
— Как ýговор подписывал, сказал: отвечает, а тепер тут не отвечает, — строитель с хрустом потянулся и несколько раз сжал и разжал кулаки. — Вот изáджем отсюда, буду ударять палкой, пока не размудачится.
— Палкой? — улыбнулся Яков. — А он бандитов нашлёт. Ну, или в суд…
Серб поскрёб в бороде, пожал плечами, ответил тоном само собой разумеющимся:
— Затопорю.
— Ну что, как там у нас дела? — поинтересовался возникший у решётки постовой. Видно, утренний клёв у него не задался: час пик кончался, а задержанных в малой кáморе так и не прибавилось.
— Плохи дела. Выпускай, командир, мне на работу надо.
— У-у… Всем надо. Соседу твоему тоже вон надо… было. Теперь уже, кажется, не надо, да, Любович?
— Теперь на забор надо, — непонятно ответил серб.
— Куда?
— На забор.
— Как это? — удивился Яков.
— Ну… Туалет. Забор.
— А, на горшок что ли, хочешь? — хохотнул мент. — Так бы и говорил по-людски. Подождёшь, не обделаешься. — И посмотрел на Якова. — Ну а паспорт-то нашёлся?
— Нет, не нашёлся, — Яков подошёл к прутьям вплотную и протянул сквозь них верную синенькую брошюрку. — Вот что нашлось.
— Это что ещё? — вид основного закона, принятого в ходе всенародного волеизъявления, мог убедить, кажется, любого. Но метромент отчего-то не впечатлился.
— Конституция.
— А, так у меня своих вон жопой жуй, — он кивнул в сторону стола. На нём рядом с телефоном стояла монументальная пишущая машинка со свешивающимся почти до пола чёрным шнуром без вилки, из которого торчали разноцветные проводки. К машинке был прислонён изрядный том с надписью на корешке: «Собрание законодательных актов Российской Федерации».
— Вы откройте, командир, — Яков, тем не менее, протянул свою. — Там закладка есть.
Открыл. Увидел пятидесятирублёвую купюру. Зевнул. Закрыл. Протянул книжицу обратно и очень тихо сказал:
— А мы тут взяток не берём.
— А кто тут взятки даёт? — удивился Яков и воткнул в конституцию ещё одну закладку того же достоинства.
На этот раз мент вернул брошюрку пустой. И открыл замок.
— Давай, студент. Паспорт не забывай в следующий раз.
Яков обернулся на сокамерника; тот помахал рукой. Вид у Любовича был не по-нашему беззаботный.
— Счастливо вам, — сказал Яков и шагнул на свободу, в утреннюю сутолоку.
Но то был подземный постовой, он этим кормится, а с омоновцами, да ещё тремя сразу, сторублёвый номер явно не пройдёт, горько размышлял Яков, глядя в суровые глаза спецназа на пороге своей съёмной квартиры в пролетарских Печатниках и не зная, что добавить к только что сделанному признанию в противоестественной любви к конституции.
— Давай это… Давайте в машину пройдём, — не приказал, а почти попросил главный наряда. И, как бы оправдываясь, пояснил: — Сигнальчик-то поступил, реагировать надо.
Автоматчики свои укороченные акаэмы наперевес брать не стали, но вид Якова, покидающего квартиру в их внушительном сопровождении, всё равно привёл старушек в состояние умиления. А уж когда его усадили в непрезентабельный горчичного цвета «москвич» без ручек на внутренней стороне задних дверей, какая-то карга захлопала в ладоши, а другая поднесла к глазам захезанную тряпицу в клеточку.
Один из ментов завёл машину, другой стрельнул у Якова сигарету, а старший задумчиво произнёс:
— Ладно, понятно же, что ты не террорист. Даже на лицо кавказской национальности не тянешь. Мы, короче, тебя до метро подбросим, а этим потом скажешь, что в участок возили на выяснение.
— А может, прямо до Лубянки? — предложил Яков: оттуда до главпочтамта рукой подать, а него в кармане как раз лежало извещение о прибытии бандероли до востребования.
— Ну ты совсем-то уж не борзей, — отрезал старший.
5 февраля
Полураспад
Все живут по-разному, по-разному и умирают. Но это не имеет
