Ворон Хольмгарда - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ё-отунова кочерыжка… – выдохнул Арнор.
Свенельд не находил слов – даже бранных. Единственное, что он очень хорошо понимал: какое счастье, что с ними сейчас нет Годо.
Глава 9
Спас положение Велерад – через несколько томительных мгновений двинул рукой и сжал колено Свенельда. «Молчи!» – так понял призыв старший из братьев и немного опомнился: сейчас и правда лучше промолчать и перевести дух.
– Добиться этого будет трудно, – мягко сказал Велерад Тойсару. – Госпожа Ульвхильд – величайшая драгоценность среди женщин. Ей всего семнадцать лет, но она затмевает красотой всех, а род ее ведется от богов. К тому же она так прославилась и первым своим браком, и местью за мужа. Мы не можем обещать тебе, что это сватовство сладится.
– Олав согласился отдать ее вашему брату, – ответил Тойсар. – А я уж верно не хуже его.
– Мы передадим твое желание Олаву и госпоже Ульвхильд.
После этого Тойсар удалился вместе с его родичами. Но русы легли спать еще не скоро – трезвые, злые, наговорившись до хрипоты.
– Ты же знаешь, – говорил Свенельд брату, – что сватать Ульвхильд за этого деда все равно что за… за барсука в лесу. Она же и слышать об этом не захочет!
– Знаю! – убедительно отвечал Велерад. – Не захочет. Она ни о ком слышать не хочет, это я тоже знаю. Но если уж дело зашло так далеко… Хазары пытаются мерян перекупить, и если мы хотим оставить их у себя под рукой, надо дать больше. Наше счастье, что у тех ёлсов сейчас ничего нет, кроме этой шубы! Будь у них пять таких шуб – нам бы и этой дани не видать!
– Дать больше – значит отдать им Ульвхильд?
– Может, и это не слишком высокая цена.
– Они забыли, как оказались в наших данниках! – Свенельд не склонен был к щедрости на дары. – Придется им напомнить.
– Я уверен, Олав хотел бы этого избежать. Хуже войны в Мерямаа сейчас ничего и не придумать. Даже если мы разобьем и опять покорим их, земля будет разорена, поступления упадут, а надо ведь еще до булгар добраться! Я уверен, когда Олав все это обдумает, он сам станет уговаривать Ульвхильд согласиться!
– Он может ее уговаривать до самого Затмения Богов. Она, ты знаешь, не та женщина, которая даст ущемить себя ради чужой пользы, а ей вся эта Мерямаа даром не нужна.
Когда они наконец ложились спать, Арнор, мрачно молчавший весь вечер, вдруг сказал:
– Я знаю, кто самый умный во всей Мерямаа.
Свенельд издал некий звук, который можно было понять и как насмешку, и как вопрос.
– Да уж точно не я, саатана! Это некий Алмай-паттар из восточной мери. Я мало знаю об этом мудром, глядь, человеке и даже не уверен, что он жив. Когда он прослышал, что через его леса ползут эти хазарские гады, он сразу понял: давить их надо, как гнид, иначе добра не будет! Собрал людей и пытался с ними покончить. У него почти получилось. Но влез в дело жадный барсук Сурабай и решил оставить часть в живых для выкупа. Потом опомнился и хотел дать им замерзнуть к ёлсам. И у него тоже почти получилось! Но тут явился я, такой добрый, глядь, и спас их! Отогрел и откормил! И даже вернул шубы, глядь! А надо было послушать Алмая и передавить их всех, пока они не открыли свои вончие пасти.
– Тот Алмай боялся нас! – хмыкнул Виги.
– Это потому, что о них он просто ничего не знал!
Свенельд промолчал. Он был согласен, что Арнор поневоле совершил ошибку, и был намерен исправить ее как можно скорее.
* * *
От озера Неро до озера Келе, лежавшего от него на юг, добирались три дня – сперва по Где, потом по верхнему течению Нерли. На озере Келе находилось такое же густо населенное мерянское гнездо, как на Неро вокруг Арки-Варежа. Там была своя важная святыня – Синий камень на берегу, там же стояло селение, где сидел главный хранитель тамошних священных рощ – пан Аталык. Проживая дальше от Бьюрланда и встречаясь с русами только во время сбора дани, южная меря сохранила более сильный дух независимости и к себе русов не пускала: здешний погост стоял не в селении, а за несколько перестрелов от него, за отдельным тыном.
После Арки-Варежа Свенельд не ждал, что на озере Келе все пройдет гладко, и радовался, что взял с собой Арнора с дружиной. Хоть и небольшая, всего десять человек – трое мерян, остальные русы, тоже частью из смешанных семей, – дружина Арнора была хорошо вооружена и снаряжена. Все побывали в сарацинском походе, были людьми проверенными и опытными, все имели привезенные как добычу шлемы, а пятеро – даже кольчуги. Вместе с Виги получалось двенадцать человек. Их поддержку Свенельд весьма ценил, еще и потому, что все они, как местные жители, знали язык, людей и обычаи Мерямаа. После похода на Валгу каждый обзавелся булгарской лошадью, взятой в яле Сурабая, и отряд мог считаться немалой силой.
– Знаете, что я вспомнил, – сказал как-то по дороге Халльтор, вожак приведенных Свенельдом наемников-свеев. – Я слышал, был один вождь, его звали Стюр Одноглазый, если не путаю. Рассказывали, что он набрал себе двенадцать человек в дружину, и отбирал очень строго. У него в усадьбе лежал камень, и он принимал только тех, кто мог поднять этот камень. Годились ему только такие люди, кто не ведал страха и никогда не вел себя малодушно. Говорят, у каждого из них было силы, как у двенадцати обычных людей.
– Берсерки? – спросил Арнор.
Они с Халльтором ехали рядом. После знаменитой битвы на Итиле Халльтор хромал на левую ногу, но завести хозяйство и осесть в Свеаланде или в Хольмгарде не пожелал, не мысля себе никакой другой жизни, кроме походной. Между походами он тосковал, терял сон и лез в глупые приключения, где мог свернуть себе шею без всякой пользы.
– Нет, я не слышал, чтобы из них кто-то носил медвежьи шкуры. У них было много странных обычаев: они не перевязывали раны раньше, чем через сутки, никогда не применяли силу к женщинам и детям.
– Они жили в древние времена?
– Нет, я в Свеаланде знавал людей, которые с ними встречались. Этот Стюр был «морским конунгом», всегда летом ходил в походы, а зимовать просился к кому-нибудь в большую усадьбу. Говорят, худо приходилось тому, кто пытался ему отказать, но тем, кто его принимал, он давал очень дорогие дары. Он и его люди, говорят, совершили много подвигов. Правда, давно о них было ничего не слышно. Вы почти как они – вас тоже двенадцать, и вы вооружены всем на зависть, – Халльтор оглянулся на вереницу всадников, где у каждого на седле висел щит с умбоном и упрятанный в кожаный мешок шлем. – Думаю, вы тоже совершите тут немалые подвиги.
– Мы будем еще лучше! – заверил Виги. – Мы с Арни происходим от медведя, а это делает нашу отвагу куда выше обычной, человеческой.
– Думаю, у вас скоро будет новый случай ее проявить!
К берегам озера вышли ближе к вечеру третьего дня, пока еще не стемнело. Над мерянским селением – оно называлось Келе-бол – вился густой дым очагов. Лежащее неподалеку замерзшее озеро навевало жуть – безграничное совершенно ровное пространство, покрытое белым снегом, выглядело каким-то островом смерти среди земного мира. Полоса желтой сухой осоки, торчащей из снега, обозначала границу, где кончались ровные, низкие берега и начинался лед.
Пока обоз приближался, из селения показалась толпа. В этом ничего особенного не было – как и везде, местные кугыжи встречали сборщиков дани, чтобы обменяться приветствиями и условиться обо всем необходимом. Встреча обычно происходила перед воротами здешнего Руш-бола (погосты эти у местных жителей все одинаково назывались «Русский двор»). Но сегодня меряне двигались не к погосту, а к берегу озера, где в двух-трех десятках шагов от воды лежал Синий камень.
У мери много священных камней, но этот, камень озера Келе, был старейшиной над прочими. Он обладал силой исцелять болезни, давать хорошую погоду для урожая ржи, приплод скота, обильное потомство людям, изобилие рыбы в озере. Известно было, что камень отличается беспокойным нравом: при жизни дедов, как рассказывали, он лежал совсем в другом месте и перемещался чудесным образом сам. Причем эти прежние места указывали в разных сторонах и на разном расстоянии от нынешнего; потомки давно умерших дедов, бывало, горячо спорили о том, где именно камень лежал раньше, потом мирились на том, что он успел побывать и в том овраге, и на том пригорке, и в той
