Ворон Хольмгарда - Елизавета Алексеевна Дворецкая

роще. Более того – камень видели под водой, и возле берега, и на глубине. Зачем камню бегать с места на место, никто не мог объяснить, но всем было ясно, что такая подвижность обличает в нем особенно большую божественную силу. На каждый праздник ему приносили жертвы, а жаждущие исцеления или иной помощи так часто делали ему небольшие подношения, что редкий день на нем не красовались лепешки, яйца, лоскуты ткани, кусочки мяса или медовых сот, рыбины, бронзовые украшения или серебряные шеляги.

Несколько человек прошли к камню – судя по высоким шапкам и посохам, самые уважаемые кугыжи, в том числе пан Аталык, как Свен смог разглядеть с коня. Прочие выстроились чуть поодаль, окружая камень полумесяцем.

Переглянувшись со своими, Свенельд сделал знак обозу остановиться у ворот погоста, а сам проехал вперед, к камню. Сопровождали его отрок-знаменосец, везший «Ворона» на высоком древке, Логи – его телохранитель, уроженец Арки-Варежа, наполовину мерянин по крови, – и Арнор.

Еще издали в толпе кугыжей привлекало взгляд яркое пятно.

– Саатана! – вполголоса воскликнул Арнор. – Шапка! Вот она! Я так и знал!

– Того старшего хазарина? – Свенельд бегло глянул на него. – Чья шуба?

– Она самая. Любопытно, а порты исподние он тоже кому-нибудь подарил? Егинчаку, может?

Шапка на соболях, с большими «ушами», которыми в метель можно закрыть лицо, с острым верхом, напоминающим верхнюю часть хазарского шлема, крытая узорным красным шелком, красовалась на голове пана Аталыка. На всем длинном пологом берегу озера не было другого пятна, способного соперничать с этой шапкой в яркости и привлекать все взгляды. Вещь сам по себе роскошная и дорогая, приличная только знатным и влиятельным людям, в этих местах она могла считаться такой же драгоценностью, как золотой самоцветный венец у греческих цесарей.

И ее нахождение на голове у хранителя Синего камня ясно говорило о присутствии где-то поблизости Самуила и его товарищей. С тем же успехом они могли бы просто стоять рядом с Аталыком. Не видя хазар, не услышав еще ни одного слова, Свенельд уже знал, с чем предстоит столкнуться. Шапка одним своим видом сказала ему все.

Синий камень Келе-озера имел еще одну удивительную особенность: даже в самые снежные зимы снег на нем не держался. Длиной почти в два человеческих роста, сейчас, зимой, он казался темно-серым, но летом, во время дождя и особенно в грозу, наливался синевой грозовой тучи. На неровной поверхности камня виднелись черепа баранов, принесенных в жертву в последний зимний праздник – Шарык-йол. Среди них были и две свежие, явно положенные совсем недавно. Свенельд отметил это: видимо, неурочное жертвоприношение было как-то связано с необычностью встречи. Вид камня наводил на мысли о грозе, о губительном гневе небесных богов. А кугыжи, стоявшие вокруг, будто бы молчаливо призывали эту грозу.

Шагов за пять Свенельд остановился и сошел с коня – из уважения к святыне и седобородым старцам. Остальные тоже спешились, знаменосец и Логи остались на месте, Свенельд и Арнор прошли вперед и встали возле камня, напротив мерян.

– Сай илэда кутурэда? – по-мерянски обратился Свенельд к Аталыку, приветственно подняв руку.

Предписанные обычаем речи он знал на память. «Хорошо ли живете?»

Как и положенный ответ: «Юмолан тау, тол тышкэ» – «Благодаренье богам, пожалуйте сюда».

Но сегодня Свенельд услышал нечто другое.

– Мы, люди кумужа Синего камня, нашу волю, Севендей, объявляем тебе, – начал Аталык.

При первых же словах Свенельд переменился в лице и положил руки на пояс. Меч, Страж Валькирии, висел у него на плечевой перевязи, и золоченая рукоять была скрыта под плащом, но острый, жесткий взгляд его глаз цвета желудя вполне заменял оружие на виду.

– Нам известно, что Олав с правителями хазар поссорился и торгового мира в Итиле лишился, – продолжал Аталык. – Более Олав никаких нужных нам товаров предлагать не сможет. Поэтому мы дань ему платить более не будем. Теперь мы сами будем торговать серебром, медью и бронзой, и если Олав хочет получать эти товары, то должен с нами договор на новых условиях заключить. Вам, людям Олава, мы дадим позволение провести ночь на Русском дворе и съестные припасы на один день. Завтра же вы должны поехать к Олаву и ему слова наши передать.

– А дочь Олава в жены не желает получить почтенный кугыж? – вполголоса на языке русов обронил Арнор, переведя для Свенельда эту речь.

Как и Свенельд, он не удивился услышанному. Удивился одному: как быстро меряне Келе-озера пришли к этим мыслям. Точнее, их привели.

– Эти люди у вас, – сказал в ответ Свенельд, и это не было вопросом. – Хазары.

– К нам прибыли посланцы кагана и тоговых людей Итиля, чтобы дружбу и выгодную торговлю нам предложить, – подтвердил Аталык. – Несправедливые условия союза с Олавом терпеть мы больше не будем, потому что теперь не мы от него в торговле зависим, а он от нас.

– Теперь слушайте меня. Сейчас же вы присылаете ко мне троих главарей, этих… – Свенельд вопросительно глянул на Арнора, и тот подхватил:

– Самуила, Хаварда, Ямбарса.

– Да. С остальными делайте что хотите, но эти трое должны быть доставлены ко мне. Я вырву их лживые языки, которые нанесли дерьма в ваши…

«Пустые головы», хотел он сказать, но сумел сдержаться.

– А завтра вы начнете подвозить дань, как у нас условлено. И перед камнем, – Свенельд указал на серую спину спящего чудовища, – подтвердите все ваши обеты. Тогда я забуду то, что здесь услышал. Иначе я возьму сам – и дань, и головы этих людей, и ваши.

– Послушай меня, Аталык! – воззвал Арнор. – Эти люди обманули вас! Они простые бродяги, которые хотят одного – поссорить русов и мерян, вызвать между нами раздор. Вся Мерямаа превратится в пожарище, а хазарам только того и надо. Они обещают вам выгодную торговлю, но хотят только того, чтобы русы не могли ездить в Булгарию через Мерямаа, не нашли новые выходы на южные торги, не усилились после ссоры с хазарами и не могли поддержать булгар, которые рвутся выйти из-под хазарской власти. Вот все, чего хотят эти ползучие твари. Ваше благополучие им не дороже плевка. Не поддавайтесь, как дети, на пустые посулы и не губите себя.

Но меряне услышали из этой речи только то, что касалось возможного ослабления русов, а это ослабление они считали выгодным для себя и желали ему способствовать.

– Это не пустые посулы! – возразил Аталык. – Ведь это правда, что вас больше никогда не пустят на торги Итиля? Правда, что вы и не сможете туда попасть прежними путями, потому что ты, – он кивнул на Свенельда, – ты, Севендей, разорил земли, где тот путь пролегал. Вы везде несете разорение и смерть. Мы не позволим вам нашими богатствами пользоваться, а нам какие-то объедки бросать. Каган тоже хочет сохранить торговлю, ради этого он послал к нам уважаемых людей с предложением равноправного союза, выгодного и нам, и ему.

«Я несу разорение и смерть?» Безотчетно Свенельд потер то место в верхней части груди, где под слоями теплой одежды находился красный шрам. Но думал он при этом о шрамах Годо – трех шрамах на лице, которые тот вынес из первой, самой кровопролитной для русов битвы на Итиле.

Тот день от этого отделяло без малого два года, низовья Итиля от озера Келе – сотня дневных переходов. Но в речах Аталыка Свенельд совершенно ясно слышал отзвуки той битвы. Эхо Итиля неслось над белым светом, отдаваясь в Киеве, над берегами Дона, Упы, Оки, Волхова, Валги… Там был нанесен губительный удар прежнему, за века устоявшемуся укладу жизни многих и многих племен, родов и престолов. Тот уклад продолжал рушиться, а новый пока рисовался только в мечтах – только для тех, кто умел видеть далеко-далеко вперед, охватывать мысленным взором чуть ли не весь белый свет. Но пока важнее было не будущее, а сегодняшний день и необходимость уворачиваться от падающих обломков.

– Вы не получите от хазар никакой выгоды без помощи Олава, – попытался убедить мерян Арнор. – Аталык, и вы, мужи мерянские не позвольте, чтобы за эту шапку у вас купили мир в Мерямаа, достаток и волю ваших детей.

– Три поколения, как мы лишены воли! – сурово ответил Аталык. – Теперь у нас есть случай сбросить эту унизительную узду! Неудивительно, что вы этому противитесь. Но время вашей власти прошло, теперь мы сами будем собою править!

– А не зря говорят, что мы напрасно позволяем вам жить на нашей земле! – воскликнул другой кугыж, Егинчак. – Если бы наши прадеды не позволили вам у нас поселиться,