Лирика 30-х годов - Борис Пастернак

Летнее письмо

Напиши хоть раз ко мне   такое же большоеи такое ж   жаркое письмо,чтоб оно   топорщилось листвоюи неслось   по воздуху само.Чтоб шумели   шелковые ветви,словно губы,   спутавшись на «ты».Чтоб сияла   марка на конвертежелтоглазым   зайцем золотым.Чтоб кололись буквы,   точно иглы,растопившись   в солнечном огне.Чтобы синь,   которой мы достигли,взоры   заволакивала мне.Чтоб потом,   в нахмуренные хвои,точно   ночь вошла темным-темна…Чтобы все нам   чувствовалось вдвое,как вдвоем   гляделось из окна.Чтоб до часа утра,   до шести, намголову   откинув на руке,пахло земляникой   и жасминомв каждой   перечеркнутой строке.У жасмина   запах свежей кожи,земляникой   млеет леса страсть.Чтоб и позже —   осенью погожей —нам не разойтись,   не запропасть.Только знаю:   как ты не напишешь…Стоит мне   на месяц отойти —по-другому   думаешь и дышишь,о другом   ты думаешь пути.И другие дни   тебе по нраву,по-другому   смотришься в зрачки…И письмо   про новую забавуразорву я накрест,   на клочки.

Вдохновенье

Стране   не до слез,      не до шуток:у ней   боевые дела, —я видел   как на парашютахбросаются   люди с крыла.Твой взгляд разгорится,   завистлив,румянец   скулу обольет,следя,   как мелькнувши,      повислив отвесный   парящий полет.Сердца их,   рванув на мгновенье,забились   сильней и ровней.Вот это —   и есть вдохновеньеприлаженных   прочно ремней.Казалось:   уж воздух их выпил,и горем   примята толпа,и вдруг,   как надежда,      как вымпел,расправился   желтый тюльпан!Барахтаться   и кувыркатьсяна быстром   отвесном путии в шелковом   шуме каркасавнезапно   опору найти.Страна моя!   Где набрала тытаких   нерассказанных слов?Здесь молодость   бродит крылатаи старость   не клонит голов.И самая ревность   и завистьглядят,   запрокинувшись,     ввысь,единственной   мыслью терзаясь:таким же   полетом нестись.

Остыванье

Смотри! Обернись! Ведь не поздно.Я не угрожаю, но — жаль…И небо не будет звездно,и ветви остынут дрожа.Взгляни, улыбнись, еще встанешь,еще подойдешь, как тогда.Да нет, не вернешь, не растянешьспрессованные года!И ты не найдешь в себе силы,и я не придумаю слов.Что было — под корень скосило,что было — быльем поросло.

Ты меня смертельно обидела,Подождала, подстерегла,злее самого злого грабителяоглушила из-за угла.Я и так и этак прикладываю,как из памяти вырвать вернейэту осень сырую, проклятую,обнажившую все до корней.Как рваный осколок в мозгу,как сабельную примету,я сгладить никак не могусвинцовую оторопь эту.

От ногтя до ногтя, с подошв до кистейя все обвиняю в тебе:смешенье упрямства и темных страстейи сдачу на милость судьбе.Я верил, что новый откроется свет —конец лихорадки тупой,а это — все тот же протоптанный следдля стада — на водопой.Так нет же! Не будет так! Не хочу!Пусть лучше — враждебный взгляд.И сам отучусь, и тебя отучуот жалоб, от слез, от клятв.Прощай! Мне милее холодный лед,чем ложью зажатый рот.Со мною, должно быть, сдружится зимаскорее, чем ты сама.Прощай! Я, должно быть, тебя не любилЛюбил бы — наверно, простил.А может, впустую растраченный пылмне стал самому постыл.

Счастье

Что такое счастье,милый друг?Что такое счастьеблизких двух?Выйдут москвичи из норок,в белом все, в летнем все,поглядеть, как на планерахдни взмывают над шоссе.По шоссе шуршат машинына лету, налегке.Тополевые пушины —по Москве, по реке.А по лесу, по опушке,здесь, у всех же на виду,тесно сдвинуто друг к дружке,на серебряном ходуедет счастье краем леса.По опушке по леснойпахнет хвоевым навесом,разомлелою сосной.Едет счастье, едет, едет,еле слышен шины хруст,медленно на велосипедекатит драгоценный груз.Он руками обнял стан ей,самый близкий, самый свой.А вокруг зари блистанье,запах ветра, шелест хвой.Милая бочком уселасьу рогатого руля.Ветер проявляет смелость,краем платья шевеля.Едет счастье, едет, едетздесь, у всех же под рукой, —медленно на велосипедеощущается щекой.Чуть поблескивают спицыв искрах солнечных лучей.Хорошо им, видно, спитсядруг у друга на плече.А вокруг Москва в нарядах,а вокруг весна в цвету,Красной Армии порядок,и — планеры в высоту.Что ж такое счастьеблизких двух?Вот оно какое,милый друг!

Анна Ахматова

«Тот город, мной любимый с детства…»

Тот город, мной любимый с детства,В его декабрьской тишинеМоим промотанным наследствомСегодня показался мне.

Все, что само давалось в руки,Что было так легко отдать:Душевный жар, молений звукиИ первой песни благодать —

Все унеслось прозрачным дымом,Истлело в глубине зеркал…И вот уж о невозвратимомСкрипач безносый заиграл.

Но с любопытством иностранки,Плененной каждой новизной,Глядела я, как мчатся санки,И слушала язык родной.

И дикой свежестью и силойМне счастье веяло в лицо,Как будто друг от века милыйВсходил со мною на крыльцо.

Заклинание

Из высоких ворот,Из заохтенских болот,Путем нехоженым,Лугом некошеным,Сквозь ночной кордон,Под пасхальный звон,Незваный,Несуженый, —Приди ко мне ужинать.

«Не прислал ли лебедя за мною…»

Не прислал ли лебедя за мною,Или лодку, или черный, плот? —Он в шестнадцатом году весноюОбещал, что скоро сам придет.Он в шестнадцатом году весноюГоворил, что птицей прилечуЧерез мрак и смерть к его покою,Прикоснусь крылом к его плечу.Мне его еще смеются очиИ теперь, шестнадцатой весной.Что мне делать! Ангел полуночиДо зари беседует со мной.

«Одни глядятся в ласковые взоры…»