Лирика 30-х годов - Борис Пастернак

Арсений Тарковский

Перед листопадом

Все разошлись. На прощанье осталасьОторопь желтой листвы за окном,Вот и осталась мне самая малостьШороха осени в доме моем.

Выпало лето холодной иголкойИз онемелой руки тишиныИ запропало в потемках за полкой,За штукатуркой мышиной стены.

Если считаться начнем, я не вправеДаже на этот пожар за окном.Верно, еще рассыпается гравийПод осторожным ее каблуком.

Там, в заоконном тревожном покое,Вне моего бытия и жилья,В желтом, в синем и красном — на что ейПамять моя? Что ей память моя?

«Под сердцем травы тяжелеют росинки…»

Под сердцем травы тяжелеют росинки,Ребенок идет босиком по тропинке,Несет землянику в открытой корзинке,А я на него из окошка смотрю,Как будто в корзинке несет он зарю.

Когда бы ко мне побежала тропинка,Когда бы в руке закачалась корзинка,Не стал бы глядеть я на дом под горой,Не стал бы завидовать доле другой,Не стал бы совсем возвращаться домой.

«Если б, как прежде, я был горделив…»

Если б, как прежде, я был горделив,Я бы оставил тебя навсегда,Все, с чем расстаться нельзя ни за что,Все, с чем возиться не стоит труда, —Надвое царство мое разделив.

Я бы сказал:— Ты уносишь с собойСто обещаний, сто праздников, стоСлов. Это можешь с собой унести.

Мне остается холодный рассвет,Сто запоздалых трамваев и стоКапель дождя на трамвайном пути,Сто переулков, сто улиц и стоКапель дождя побежавших вослед.

«Отнятая у меня, ночами…»

Отнятая у меня, ночамиПлакавшая обо мне, в нестрогомЧерном платье, с детскими плечами,Лучший дар, не возвращенный богом.

Заклинаю прошлым, настоящим,Крепче спи, не всхлипывай спросонок,Не следи за мной зрачком косящим,Ангел, олененок, соколенок.

Из камней Шумера, из пустыниАравийской, из какого кругаПамяти — в сиянии гордыниГорло мне захлестываешь туго?

Я не знаю, где твоя держава,Я не знаю, как сложить заклятье,Чтобы снова потерять мне правоНа твое дыханье, руки, платье.

Дмитрий Семеновский

«Земляника душистая сплошь…»

Земляника душистая сплошьОкатила подножия рощ.Черника, куда ни пойдешь,Закапала кочки, как дождь.

И пальцы и губы твоиВ их липкой лиловой крови.На плечи загаром леглаБлагодать золотого тепла.

По душе нам с тобою пришлисьЭти сечи, поляны, палы,Просторная, блеклая высь,Тонконогих берёзок стволы.

Звон кузнечиков легок и сух.Он, как песня, ласкает нам слух.Эту песню июльскую мыВспомним в синем затишье зимы.

Вспомним поля медовую сушь,Мхов лесных голубое шитье,Шмеля придорожного плюш, —Все летнее счастье свое.

И долго, и долго, мой друг,В дни седые морозов и вьюгС наших рук и бровей не сойдетЗнойных дней золотистый налет.

И бодро пойдем мы с тобойПод легкою ношей труда,Как шли васильковой тропойВдаль, где леса темнела гряда.

Юрьевец

В. Семеновской

Поднимись по тропинке на темя высокой горы,Встань у края обрываИ взгляни, как за Волгой лугов разлетелись ковры,Как синеет лесная дремучая грива.

И, мечтой улетая туда, где туманы легли,К полным тайны и сумрака борам, —Ты вздохни всей громадой воды и цветущей земли,Всем великим простором.

Ты почувствуешь, как вырастает и крепнет душа,Обновляется клетка за клеткой.Красноствольные сосны тебя обступили, дышаКаждой дымчатой веткой.

А внизу, пред подножием глинисто-рыжих холмов,Весь в звучании бодрого гула,Расстилается Юрьевец лентой садов и домов,Унжа к Волге сестрою прильнула.

О, каких эта ширь не навеет видений и дум!Вспомнишь древние были.Вот по этим тропинкам ступал протопоп Аввакум,Здесь и меч, и пожары народную силу губили.

И, раздев бедняка, разживались казною купцы,Надрывался бурлак по пескам юрьевецким.Та пора далека. Заживают былого рубцыПод целительным солнцем советским.

Посмотри: из прохладно-зеленой лесной темноты,Из разбуженных недр захолустьяБыстроходная Унжа несет смоляные плотыНа раздолье веселого устья.

Лесопилка — оса над поволжской звенит шириной,И скликают народ на работу заводы.Не княжой, не купеческий — новый, инойГород смотрится в светлые воды.

Голубые дворцы пароходов плывут по реке,Веют флаги, так празднично-ярки.Крылья чаек блестят. Быстрый катер бежит налегке,Тихо тянутся грузные барки.

А когда от заката зардеют края облаковИ тепло озарятся крутые откосы, —Как торжественно песни густых пароходных гудковОглашают притихшие плесы!

Мотыльками трепещут огни в подступающей мгле.Потемнела верхушка далекого стога,И дрожит от луны на речном переливном стеклеЗолотая дорога.

Всеволод Рождественский

В путь!

Ничего нет на свете прекрасней дороги!Не жалей ни о чем, что легло позади.Разве жизнь хороша без ветров и тревоги?Разве песенной воле не тесно в груди?

За лиловый клочок паровозного дыма,За гудок парохода на хвойной реке,За разливы лугов, проносящихся мимо,Все отдать бы готов беспокойной тоске.

От качанья, от визга, от пляски вагонаПоднимается песенный грохот — и вотЖизнь летит с озаренного месяцем склонаНа косматый, развернутый ветром восход.

За разломом степей открываются горы;В золотую пшеницу врезается путь,Отлетают платформы, и с посвистом «скорый»Рвет тугое пространство о дымную грудь.

Вьются горы и реки в привычном узоре,Но по-новому дышат под небом густымИ кубанские степи, и Черное море,И суровый Кавказ, и обрывистый Крым.

О, дорога, дорога! Я знаю заране,Что, как только потянет теплом по весне,Все отдам я за солнце, за ветер скитаний,За высокую дружбу к родной стороне!

Солнцестан

Желта и уныла пустыня. Гудит негодующий ветер,Белесых песков подвигая сухие сыпучие груды.Кругом поглядишь — только небо, да жесткий   кустарник, да этиУпрямо один за другим идущие к югу верблюды.Ты едешь и день, и неделю, а все нет конца    Кара-Кумам.От душного, пыльного зноя становятся грузными веки,И месяц, как ломтик арбуза, стоит в саксауле   угрюмом,И, к морю добраться не в силах, в песок зарываются   реки.Но будь терпеливым, и скоро, ладонью глаза   прикрывая,Увидишь далеко-далеко в просторно струящемся зное,У серых отрогов Тянь-Шаня, высокого горного края,Зеленый и свежий оазис, цветенье земли золотое.Сюда провели по каналу в пески сыр-дарьинскую   воду, —И хлопок цветет белоснежный, и рис овевает   прохлада.Строитель с киркой вознесенной стоит, улыбаясь   народу,Гигантом из серого камня среди многошумного… сада.

Солнцестан без воды — это желтый платок:Ни дорог, ни полей, ни аула,Только ребра холмов, да горячий песок,Да сухие пучки саксаула.Но вода в Солнцестане — и поле и сад.Под ее неумолчное пеньеЗелен рис на полях, и упруг виноград,И хлопчатника пышно цветенье.Здесь колхозная делится строго вода.Целый год садоводы-узбеки,Говорливых арыков плетя невода,Разбирают на ниточки реки.И недаром работают влага и жар,Не напрасно копает лопата.Выходи поглядеть на осенний базар,Как земля Солнцестана богата!Вот скрипучий арбуз, — он, как тигр, полосат.Вот янтарные груши и дыни,Бархатистый урюк, наливной виноград —Золотистый и дымчато-синий.А за ближним арыком, где дремлет кишлак,Подставляя под солнышко спину,К шелковичной листве прилепился червякИ спускает слюну-паутину.Надо с кокона тихо ее размотать,Не порвать, не запутать без толку, —И начнет со станка эта нитка бежатьЗолотистою пряжею шелка.Посмотри на хлопчатник, простой, как бурьян,Лебединого пуха он краше.Шлет на север тюками его Солнцестан,На текстильные фабрики наши.И несчетно богат бесконечный простор,Сила в нем пробудилась живая.Плодоносны долины, а грудь этих гор —Всех металлов цветных кладовая.Вот каков Солнцестан, золотой Солнцестан!Он лежит, как халат златотканый,Там, где снежных хребтов голубой караванПрорезает степные туманы.

Ночлег