Йоханнес Кабал. Некромант - Джонатан Ховард

— Что ж, думаю, на этом всё, — спешно сказал он, пытаясь снова накрыть автомат брезентом. Тот, как будто по собственной воле, продолжал спадать. — Мы пойдём, сэр. Спасибо за содействие. Вы были очень терпеливы.

— Не за что, сержант, — любезно сказал полицейскому Кабал, глядя, как тот уходит, подгоняя ухмыляющихся подчинённых.

Кабал посмотрел им вслед и поправил очки.

— Интересное место, эта ваша ярмарка, мистер Кабал, — сказал Барроу у него за спиной.

— Спасибо, мистер Барроу, — поворачиваясь, ответил Кабал.

— Это вовсе не комплимент. Просто комментарий: интересное место. Взять хотя бы этот зал.

— Вот как? — Кабал поднял брови. — Чем же он интересен?

— Автоматы эти. — Барроу указал на вертепчики. — Ужас и смерть без конца. Тут мы подходим к последней — той самой, в которой, по сведениям полиции, содержался рецепт яда — а там чистой воды комедия. Странно, вы не находите? Ни к месту.

— Люди такое любят, — ответил Кабал. — Так мне сказали. Этот автомат был добавлен позднее.

— Позднее так позднее. — Барроу пошёл к двери и задумчиво посмотрел на балаган. — Не нравится мне ваша ярмарка, мистер Кабал. Она внушает мне отвращение.

— Мы не можем гарантировать, что угодим всем.

— Я не это имел в виду. Ещё на службе, во время расследования меня, как и любого другого, посещали догадки. Иногда они были обоснованы, иногда нет. Но порой у меня возникало особое ощущение — самый что ни на есть мерзкий вкус во рту. Противный, ни с чем не сравнимый вкус. Сидел я однажды на допросе одного паренька, он проходил как возможный свидетель убийства. Заметьте, всего лишь свидетель. Уважаемый человек, который, возможно, видел нечто полезное.

— И вы ощутили этот ваш волшебный мерзкий вкус?

— На полную катушку. Он и оказался нашим убийцей. Но тогда он даже подозреваемым не был. Вот что важно. У меня не было причин его подозревать.

— Вы уверены, что взяли нужного человека, а не сфабриковали дело, потому что забыли почистить зубы тем утром?

— Не думаю, что даже самый рьяный любитель теорий полицейского заговора поверит, что мы подставили человека, закопав четыре тела у него за домом и разбив сверху сад камней.

— Сад камней? — Кабал представил себе эту картину. — И правда, на правдоподобную историю не тянет. В таком случае, может, вы и были правы. Полагаю, говоря, что моя ярмарка внушает вам отвращение, вы полагаетесь на этот необыкновенный криминалистический привкус?

— Дома я, пожалуй, выпью чашку очень крепкого чая. Надеюсь, это его перебьёт.

— Так и сделайте. Быть может, однажды, до суда будут допускать улики, основанные на ощущениях. А пока, желаю вам хорошего дня. Я бы с радостью поспал пару часов, если это вообще возможно.

— Хорошего дня, мистер Кабал, — сказал Барроу и направился в сторону города.

Кабал степенно зашагал к себе в кабинет, но едва Барроу скрылся из виду, бросился бежать. Запыхавшись, он влетел в вагон, открыл ящик стола, взял из коробки верхний контракт и положил его во внутренний нагрудный карман.

— Так она это сделала? — сказал Хорст.

Кабал подскочил.

— Я тебя там не видел, — сказал он, убирая коробку и аккуратно запирая ящик.

— Я не хотел, чтобы ты меня видел. Так она убила своего ребёнка?

— Да. Разве это не чудесно? — Он замолчал. — Не то, что она убила своего ребёнка, конечно же.

— Нет. Не очевидно. Совершенно не очевидно. Полагаю, ты собираешься пойти к ней и предложить выход из этого затруднительного положения?

— В этом и задумка, — сказал Кабал. Ему совсем не нравился тон брата.

Хорст долго сверлил его глазами. Посмотрел на часы.

— Солнце скоро взойдёт. К тому времени нам, существам ночи, надо быть у себя в логове. Оставить день существам света.

— Хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым? Ничего не выйдет.

— Мой младший брат только что спланировал убийство ребёнка. Если после этого тебя не мучает совесть, я уже ничего не смогу поделать. Вчера я предлагал тебе шанс всё искупить. Ошибочка вышла, прости. Отец всегда говорил, что у меня не получается распознать безнадёжный случай.

— Неужели? — Кабал надел пальто. — Как непохоже на отца за что-то тебя критиковать.

Хорст поднялся с того места, где сидел — на ящике с одеялами, и Кабал с трудом поборол желание отшатнуться.

— Не будь лицемером. Будешь вспоминать о соперничестве между братьями, чтобы оправдать каждый свой поступок? «О, не вините меня за преступления против человека, Бога и природы. Это всё потому что мой брат такой идеальный.» Да ни один суд присяжных не усомнится в твоей невиновности.

Он улыбнулся и снова сел.

— Рассказать, что самое смешное? Год назад, когда ты пришёл за мной, я был рад тебя видеть. В конце концов, за мной вернулся мой брат. Он не сразу удосужился это сделать, но лучше поздно, чем никогда. Да, ты продал душу, а я стал чудовищем, но, помимо этого, всё как в старые добрые времена.

— А теперь ты хочешь сказать, что ошибался?

— Я хочу сказать, что ошибался наполовину. Я ошибался насчёт того, кто из нас стал чудовищем. Целый год я наблюдал за людьми, что подписывали эти контракты, и я молчал, потому что, насколько я понимаю, они бы и так отправились в Ад, подпиши они клочок бумаги или нет. Некоторые, может, были на границе, но не то чтобы за них стоило беспокоиться. А вот та девушка — другое дело. Она никогда бы не сделала того, что сделала, если бы ты ей на это не намекнул. Она бы справилась. Теперь она проклята, даже если не подпишет контракт. И это твоих рук дело. Не сомневаюсь, у тебя есть, что ей предложить, если она согласится. Сделай одолжение, ладно?

— Одолжение?

— Сделай то, что намерен сделать, но оставь контракт здесь.

Кабал нахмурился.

— Но тогда он не засчитается.

Хорст положил подбородок на ладонь и посмотрел на брата. Он и не думал, что его брат может быть таким непонятливым.

— В этом весь смысл, — пояснил он.

Кабал посмотрел на Хорста как на сумасшедшего.

— Тогда смысла в этом нет.

Нахлобучив шляпу, он ушёл, хлопнув за собой дверью.

Хорст очень долго смотрел на дверь, потом взглянул на песочные часы. Время почти закончилось: в верхнем сосуде осталось несколько зёрен неизмеримо мелкого песка.

— Очень жаль, — тихо сказал он сам себе, — больше, чем ты можешь себе представить.

Кабал прибыл в полицейский участок и навёл справки. Он якобы был очень расстроен, что несчастная женщина (в самый последний миг он ухитрился не сказать «душа») сделала нечто столь ужасное в момент душевного потрясения. Выходит, посещение ярмарки неким образом дало, абсолютно непреднамеренно, импульс её расстройству. Поэтому — так как принять ответственность на себя он, естественно, не может — он от всей души хочет ей помочь всем тем, что в его силах. Пришлось проявить настойчивость, чтобы его к ней допустили. Он был более чем уверен, что Хорст прошёл бы без особого труда, а они бы ещё из кожи вон лезли, чтобы ему чашечку кофе сделать. В конце концов, намекнув, что он должен оплатить её судебные расходы, ему позволили поговорить с ней наедине.