Автономное плавание - И. А. Намор

адресу, заведя перед этим часы, и сам тоже едет к месту действия, приглядывая за миной.

– Подожди! – остановил Олега Виктор. – А кто смертник?

– Есть у меня один местный фашик на примете. Его в любом случае надо убирать, а тут и повод хороший.

– Ага! – Виктор все-таки разлил кальвадос по стаканчикам. – Но, знаешь что, не надо его взрывать. Пусть бросит машину и уходит. Чекисты за ним, тут мы и постреляем и его, и этих, и давай бог ноги!

– Тогда нам нужна пара МП-18! Или томпсоновских «трещоток». Впрочем, с «томми-ганами» будет перебор. Здесь не Чикаго, юноша… И сразу же встает во весь рост второй вопрос: где их взять?

– МП-18? Что за зверь такой? – Ну да, Виктор-то не немец, откуда ему такие тонкости знать?

– Первый пистолет-пулемет Шмайсера, с деревянным прикладом и барабанным магазином от «люгера»…

– Знаю, – кивнул Виктор. – Видел пару раз. Ну «шмайсер» я, пожалуй, могу достать… Или в крайнем случае что-нибудь похожее. «Штайер», например… – задумчиво протянул Виктор и закурил. – На черном рынке наверняка есть. Но вообще-то стремное это мероприятие: сам понимаешь, криминал, стукачи, то да се. Ладно, дай подумать, может быть, что-нибудь и придумается. Пока суд да дело, давай я быстренько по лавкам пробегусь. Багет куплю, сыр, ветчину, кофе… Настоящих французских сардин. Они в оливковом масле, очень пряные. Поесть-то нам всяко надо, да и разговор живее пойдет. Фосфор, знаешь ли. Требуют нервные клетки…

– Вот интересный феномен, – отсмеявшись, сказал Олег. – Как немец, я вполне могу говорить всухую…

– А как русский – нет! – заржал Федорчук. – Мы русские такие!

– Это ты мне говоришь? – картинно ужаснулся Олег.

– Я, я! – передразнил его Виктор. – В зеркало на себя глянь при случае… Ну, бывай! Вместе нам светиться ни к чему. Подожди меня здесь, я скоренько!

– Не торопись! – крикнул вдогон Олег. – И купи бриошь с изюмом, к кофе вместо пирога!

Но Виктор вернулся с порога и, тщательно посмотревшись в зеркало, висевшее на стене, как-то скучно и трезво спросил:

– И вот еще что, Олег. Ты, пока меня не будет, подумай, сколько мы постороннего народу в этот раз в графу «запланированные потери» внесем. Полтонны аммонала… Это, знаешь ли, не в тапки срать…

* * *

Накатило на него в поезде. Сидел, дремал. Потом проснулся, глянул лениво в окно, ничего примечательного: не понять даже, едет ли поезд все еще по Франции, или это уже Бельгия. Но это, разумеется, иносказательно. Де-факто это была Бельгия, и де-юре тоже, поскольку паспорта проверяли как раз перед тем, как Баст заснул. Неважно, что там делалось за окном вагона, чьи деревни и поля мелькали за редкими деревьями. Важным стало ощущение, что сон кончился, и он, Олег Ицкович, превратившийся волею обстоятельств в Баста фон Шаунбурга, вернулся к жизни. К самой обычной жизни, даже если это фантастическая жизнь в чужом, но ставшем своим теле, под чужим, впрочем, переставшим уже резать слух, именем и в чужом времени, каким-то образом превратившимся в его собственное.

Это странное ощущение, необычное, яркое, ни с чем не сравнимое. Как будто само время – непостижимая субстанция, слившаяся в единый поток с историей – проникло в это свое-чужое тело, наполнило его собой, заставив ожить и прочувствовать реальность и материальность окружающего мира каждой клеточкой. Время кипело энергией в крови, с бешеной скоростью – так казалось, неслось по узостям кровеносных сосудов. История насыщала вдыхаемый легкими воздух ароматами и смрадом эпохи, отчего прояснялось в мозгах и глазах, и мир приобретал свои настоящие цвета, звуки и смыслы. Дико захотелось быть, жить на этой земле, под этим небом, с этими людьми, но на пороге стояла война. Война, которой суждено уничтожить эту цивилизацию и породить новую. Послевоенная Европа только напоминает довоенную, но та несколько архаичная Европа умерла вместе с десятками миллионов убитых, еще большим числом искалеченных, с разрушенными городами и исчезнувшими в огне пожарищ картинами, библиотеками, архивами. Возврата к ней нет и не может быть. И тяжесть этого знания, ответственность за обладание им заставили Олега окончательно принять то, что с ним случилось, как факт, как реальность, данную в ощущениях.

Он встал с дивана. Попутчики дремали, но он спать уже не хотел. Он проснулся. Во всех смыслах проснулся. И неожиданно выяснилось, что, хотя в главном он оставался Олегом, его тело и непосредственные реакции безраздельно принадлежали человеку по имени Себастиан фон Шаунбург, но к прежнему Шаунбургу человек этот никакого отношения, разумеется, не имел. Слияние произошло, адаптация благополучно завершилась, и ему, Олегу-Басту, теперь не нужно опасаться, что он выдаст себя какой-нибудь неправильной реакцией, неподходящим жестом, словечком на неизвестном прототипу языке.

Баст вынул из кармана фляжку, свинтил колпачок и сделал пару сильных глотков, враз ополовинив серебряный сосуд. Коньяк согрел изнутри, чуть-чуть приподняв заодно и настроение.

«Ну, с днем рождения! – усмехнулся Баст, закуривая. – Чтобы коньяк и не поднял настроения? Так не бывает!»

* * *

– Что-то случилось? – спросила она, с напряжением всматриваясь в его лицо.

– Ничего не случилось. Во всяком случае, ничего такого, что могло бы меня изменить, – разумеется, он лгал, но полагал, что ложь во спасение, да еще и ради дела, не есть грех. В конце концов, Таня уезжала, и что же, он – как честный человек – должен вывалить ей на дорожку всю правду?

«В каком-то смысле женщины правы. Все мы кобели! – мысленно усмехнулся Олег. – Ну, пусть не все, но многие. Это-то уж точно».

– Ты изменился…

– Прошло почти две недели.

– Ну разве что, – в ее голосе все еще слышалось недоверие.

– Когда отходит твой пароход? – спросил Олег.

– В девять вечера я должна быть на борту.

– Негусто, – вздохнул Олег. – Поужинаем?

– Ты приглашаешь меня в ресторан? – улыбнулась она.

– Есть возражения? Пожелания?

– Да, одно.

– Слушаю вас, моя госпожа, и заранее повинуюсь.

– Не в центре города.

– Разумеется, – кивнул он. – Это все? Тогда пошли!

Они вышли из здания вокзала, Олег остановил извозчика и назвал ресторан в Хобокене. Район так себе, зато и не центр. И кабак подходящий, Олег сейчас вспомнил о нем памятью Баста, – самое то.

В ландо ни о чем серьезном не говорили. Обменивались милыми репликами по-французски и по-немецки, но не о делах, естественно. Заговорили только в ресторане, когда остались одни в кабинете, «щедрой рукой» брошенном к ногам женщины безукоризненным джентльменом, пекущимся о ее репутации.

– Ты была у Кривицкого? – спросил Олег.

– Ты же знаешь, – Таня удивилась и посмотрела в глаза Олегу. – Что случилось?

– Пока ничего, – усмехнулся Олег. – Но обязательно случится… через несколько минут.

– Интригуешь? – прищурилась она.

– Никак нет, мадемуазель. Скажи, ты никого там не заметила?

– Где? Когда?

– Там, где Вальтер живет… Когда обратно шла.

– На улице… – Таня задумалась. – А знаешь, да! Там, в кафе… за окном… Он на меня так посмотрел, я даже испугалась: а вдруг он знает, кто я такая? Но потом… Все было нормально. Хвоста не