Автономное плавание - И. А. Намор

Естественно, Кисси нравилась не одному только Басту. Она и Ицковичу нравилась, но Олег в этом смысле был сейчас несколько крепче. Или все дело во времени суток и степени усталости?

– Не торопись, Кисси, – сказал он, усаживаясь в кресло и закуривая сигарету. – Мы никуда не опаздываем.

Она одарила его чудной улыбкой и соответствующим взглядом: «И не надейся, Баст, я спешить, не намерена…» – и «продолжила» прерванный туалет. На повестке стояли шелковые чулки. Ну, кто бы сомневался! Есть ли что-нибудь более эротичное, чем красивая женщина, натягивающая на стройные ноги тонкие, цвета топленого молока, чулки? Вероятно, есть, но в голову сразу не приходит. Особенно если ты как раз тем и занят, что смотришь, не в силах оторвать взгляд, как эта чертовка надевает чулки.

«Вот же! Ох! Твою… твою…» – Олегу стоило немалых усилий справиться с природной магией женственности, которой кузина Кисси владела в совершенстве, но он все-таки преуспел. Закурил не суетясь, выпустил дым, взглянул «рассеянно» в расшторенное окно, снова перевел взгляд на Кисси и, усмехнувшись, попросил:

– Ты бы рассказала мне, пока одеваешься, что там… тогда было с поездкой Тухачевского.

– С какой поездкой? – она была обескуражена, но еще не решила, как реагировать на такое откровенное хамство.

– Ты сказала, что десятого февраля он приедет в Париж. Об этой поездке что-то известно? С кем он встречался? Где? О чем говорил?

Баст фон Шаунбург казался в меру деловит, но не пережимал. Не допрос все-таки, а светская беседа, да еще и в контексте отношений, осложненных случайным сексом.

– А что это ты вдруг заинтересовался маршалом? – Она вновь стала беззаботна, и голос ее звучал не то чтобы игриво, но чрезвычайно возбуждающе, хотя, видит бог, какой подтекст можно вложить в эту давнюю историю?

«Которая на самом деле еще даже не произошла».

– Да просто любопытно, – Олег пока и сам не знал, почему вдруг заинтересовался Тухачевским. Что-то такое крутилось в голове, но пока неотчетливое, неясное. – Расскажи, что помнишь, – попросил он.

– Он был в Париже с десятого по шестнадцатое февраля. Встречался с военным атташе Венцовым-Кранцем… Обед в посольстве… Он там вроде бы наговорил лишнего…

– Вроде бы? – переспросил заинтересовавшийся этой оговоркой Олег.

– Информация о его беседе с румынским военным атташе, не помню фамилии, содержится в таких источниках, что вполне могла быть инспирирована…

– Кем?

– Ну, не знаю, – пожала она плечами, пристегивая к поясу правый чулок. – Гестапо, например…

«Бинго!» – все так и случилось, вероятно. Просто этим делом занимался кто-то другой, однако и Шаунбургу было известно об интересе Гейдриха к Тухачевскому.

– Слушай, а ты откуда все это знаешь? – спросил Олег, неожиданно сообразивший, что хотя Ольга, как грамотный человек, историк и библиотекарь, могла знать что-то интересное о Тухачевском, но, с другой-то стороны, с чего бы ей все это знать?

– Не поверишь! – улыбнулась Кейт, сбрасывая пеньюар и направляясь к платяному шкафу. – Я одному типу за семьсот долларов собирала библиографию по июньскому процессу. Он диссертацию писал.

– А… – понял Олег и чуть было не потерял нить мысли, увидев, как Кейт надевает платье.

«Черт!»

Но, следует признать, зрелище оказалось захватывающим, и, кроме того, Ольга не обманула ожиданий: она прочла Олегу такую содержательную лекцию о Тухачевском вообще и о его посещении Парижа в частности, что вскоре Ицкович и думать забыл о соблазнах молодой плоти. Он беспокоился только об одном, как бы не расплескать всю ту информацию, что вывалила на него любезная Ольга Сергеевна. Но, к счастью, Баст фон Шаунбург обладал незаурядной – если не сказать больше – памятью, да и Олег на свою «стариковскую» пока не жаловался.

Следующие три дня прошли на редкость хорошо и спокойно. Олег гулял по Парижу – то в одиночестве, то в компании Кейт, которая так и не смогла окончательно превратиться для него в Ольгу, – акцентируя внимание на некоторых градостроительных особенностях этого великого города, или сидел в библиотеке, восполняя пробелы в образовании как Ицковича, так и Шаунбурга. Однако по вечерам – воленс-ноленс – Баст обязался развлекать свою кузину, не позволяя той заскучать и, не приведи господь, впасть в меланхолию. Однако будь то опера, «Мулен Руж» или «Максим», заканчивалось все одним и тем же. Ицкович, давший себе с утра «честное фашистское» не поддаваться больше на чары баронессы Альбедиль-Николовой, вечером или, вернее, ночью находил себя в ее постели или для разно образия ее в своей. И самое неприятное, что это начинало ему нравиться, а угрызения совести звучали все глуше и глуше.

Лишь в первый из трех дней, не выдержав, Олег решил обязательно проведать Федорчука и выяснить наконец, что тут происходит и почему. Но из идеи ничего не вышло, только потерял почти два часа. По указанному адресу – на этот раз Олег проверялся, как положено – Витьки не оказалось. Однако у консьержки его дожидалось письмецо. Впрочем, понять из этой коротенькой писульки что-нибудь вразумительное, кроме того, что «твой друг Гастон» – а именно такое имя значилось в «эльзасском» паспорте – куда-то срочно уехал, но скоро – «дней этак через пять» – вернется, было невозможно. Чертыхнувшись по-немецки и приведя этим консьержку едва ли не в ужас – еще бы, проклятый бош, как-никак, – Олег покинул доходный дом, где под вымышленным именем квартировал Федорчук.

На четвертый день утром он все-таки расстался с кузиной Кисси, условившись встретиться здесь же, в Париже, через несколько дней. И Кейт благополучно уехала в Голландию на встречу с подругой, не подозревая, впрочем, что Олег тоже предполагает – хоть и чуть позже – увидеться с Татьяной. А пока Ицкович снова оказался совершенно свободен и предоставлен наконец самому себе. Тут-то и выяснилось, что делать ему совершенно нечего. То есть на самом деле работы нашлось выше крыши: хоть официальной – фашистской, хоть неофициальной – попаданческой, но ничего «такого» делать как раз и не хотелось. К тому же в голове назойливо крутилось запоздалое опасение, что, несмотря на все благие намерения, – а намерения эти были высказаны Ольгой по ее личной инициативе – случайно или умышленно, но Кейт проболтается об их «парижских каникулах». Разумеется, это было бы неприятно, но…

«Сам дурак!» – твердо решил Баст и отправился в синема. В конце концов, сделанного не воротишь. А мучиться сожалениями, как девица, – то ли давшая раньше времени, то ли не давшая вовремя (вот ведь горе!), или и вовсе давшая, но не тому, – Олег полагал излишним. Один черт, ничего уже не исправишь, только изведешься весь.

Просмотрев четыре фильма подряд – говенные, надо сказать, фильмы, но зато аутентичные – и хлопнув в промежутках и после по рюмахе коньяку, Олег пришел к выводу, что жизнь все-таки хороша и жить хорошо. Теперь можно бы и в отель отправиться, чтобы выспаться за все прошедшие дни, но сначала Олег все-таки снова