Северная и восточная Тартария - Николаас Витсен

что автор черпал информацию из русских источников, многие из которых были утеряны, и установить их теперь не представляется возможным. Соглашаясь с Алексеевым в том, что в полном переводе на русский язык Северной и Восточной Тартарии необходимости нет, Андреев считал нужным перевести фрагменты, основанные на неизвестных русских источниках[1445].

Сейчас, когда полный перевод на русский язык, наконец, опубликован, читатели могут сами судить, насколько справедливы были уверения М. П. Алексеева и А. И. Андреева. Действительно ли Витсен своим «энциклопедическим» трудом открыл «совершенно новую эпоху» в науке о Сибири? Столь категоричные утверждения не могут не вызывать сомнений, и высказывания Алексеева и Андреева подверглись критике еще до Второй мировой войны. В 1937 году не менее авторитетный историк Сибири С. В. Бахрушин оценил значение книги Витсена гораздо ниже. На его взгляд, Северная и Восточная Тартария — объемный компилятивный труд, наполненный очень разнородными и не всегда хорошо переработанными сообщениями об Азии. Книга основана на случайно полученной и не проверенной информации XVII века о России. По мнению Бахрушина, она, возможно, содержала много новой и познавательной информации для тогдашнего европейского читателя, но русским инициаторам освоения Сибири в XVIII веке от нее было мало пользы[1446]. М. П. Алексеев и А. И. Андреев не стали вступать в дискуссию. Во второй части своего исследования (об источниковедении Сибири XVIII в.) Андреев упоминал Витсена лишь мимоходом. Алексеев не продолжил свое подробное исследование об изучении Сибири в XVIII веке.

В 1968 году историк Э. П. Зиннер опубликовал монографию, в которой рассмотрел работы западных путешественников и ученых XVIII столетия о Сибири. Хотя эта книга была представлена как продолжение идей М. П. Алексеева, Зиннер разделял скорее мнение Бахрушина о Витсене, чем Алексеева или Андреева. Согласно Зиннеру, европейская литература XVIII века о Сибири отражала развитие естественных наук в эпоху Просвещения. От работ предыдущего столетия она отличалась эмпирическим, систематическим характером и ясными границами, которые были обозначены между легендами и фактами, поддающимися проверке. В этом отношении Витсен принадлежал еще XVII столетию, поскольку, по-видимому, записывал полученные данные в порядке поступления и не систематизировал их согласно критическому научному принципу: «Трудно дать даже приблизительное представление обо всем богатстве материала в труде Витсена». Эта избыточность материала привела к тому, что Северная и Восточная Тартария стала хаотичной книгой, полной повторов. В противоположность ей Северная и Восточная части Европы и Азии (Das Nord und Östliche Teil von Europa und Asia), написанная в 1730 году последователем и конкурентом Витсена шведом Филиппом Иоганном фон Страленбергом (Philipp Johann von Strahlenberg), отличалась, по мнению Зиннера, «стремлением систематизировать материал в виде «словаря» или своеобразной «сибирской энциклопедии»[1447].

Возможно, Алексеев, Андреев, Бахрушин и Зиннер были не в состоянии основательно изучить книгу Витсена на языке оригинала. Тем не менее, расхождения в их мнениях неслучайны. Они отражают реальные достоинства и недостатки Северной и Восточной Тартарии. Похвала М. П. Алексеева Витсену была справедливой, ибо тот действительно проложил новые пути в исследованиях. Объемом своей книги, происхождением ее материала и выбором ее предмета Витсен явно отличался от своих предшественников XVII века. Оценка Алексеева была подтверждена немецким историком Урсулой Менде (Ursula Mende), которая в 1968 году дала Северной и Восточной Тартлрии следующую характеристику:[1448]

«Труд Витсена представляет новую группу литературы о России, которая стала преобладать в XVIII и XIX столетиях, и показывает, в какой степени изменился (западный — Б. Н.) интерес к России. Уже не центральная область государства, старые русские княжества, являются предметом исследования, но завоеванные с XVI столетия земли иноязычных племен, которые также станут духовным достоянием (европейской публики — Б. Н.).»

У. Менде также указывает на то, что Витсен был первым западным европейцем, широко использовавшим русские источники. Такая возможность появилась у Витсена исключительно благодаря его хорошим контактам в России, откуда к нему приходил материал. Менде считала, что это сотрудничество между западными европейцами и русскими было характерным для значительной части научной литературы о России, появившейся после 1700 года.

Действительно, от более ранних западных картографов и писателей Витсена отличает поразительное богатство деталей, присущее его карте и книге о Тартарии. Во многих случаях именно Витсен первым из современников предоставил конкретную и обширную информацию об определенном регионе, обычаях населявшего его народа и его языке. К тому же, неукротимая страсть Витсена к коллекционированию разнообразных сведений не ограничивалась Сибирью. Он подробно сообщает о Маньчжурии и Корее, бассейнах рек Амура и Волги, Монголии, Тибете, Центральной Азии, Крыме и Кавказе, а порой «совершает вылазки» в Японию, Китай, Америку и Австралию. Но все же этот поток информации вызывает не только благодарность и восхищение читателя.

Почти каждый, кто пролистает книгу Витсена и прочтет несколько страниц, будет склонен согласиться с замечаниями Бахрушина и Зиннера. Северная и Восточная Тартария является своего рода пакгаузом XVII века, который до краев наполнен разнородными сообщениями о всевозможных народах и землях, собранных, однако, весьма произвольно. Это не книга, в которой повествование ведется логически, а объемное досье с информацией по большому количеству предметов. Не нужно быть большим специалистом, чтобы заметить, что Витсен (или его информанты) многое исказили и что, возможно, не все изложенные в Северной и Восточной Тартарии факты верны. То же самое относится к его карте Тартарии 1687 года. И все же, по мнению А. И. Андреева и других специалистов, она дает более тщательное и подробное представление о Сибири, чем карты всех его западных предшественников[1449], но в то же время сразу бросаются в глаза ошибки, которые она содержит.

III. Автор и его труд

Андреев также полагал, что самого Витсена нельзя обвинить в том, что недостатки его карты еще долго препятствовали адекватному отображению Сибири западными картографами XVIII века. Амстердамский ученый, подчеркивал Андреев, считал свое картографическое достижение «лишь первоначальным опытом и принимал все меры к тому, чтобы карта его не получила широкого распространения»[1450]. Действительно, есть подтверждения тому, что и после 1687 года Витсен продолжал уточнять карту. На рубеже XVІІ-XVІІІ веков он изготовил ее новую версию и в конце жизни работал над третьим, окончательным вариантом, который не закончил. Сохранилось всего девять экземпляров обоих изданий карты, что дает основания предполагать, что Витсен не выпустил свою карту в продажу[1451]. То же самое произошло и с его книгой. Издания 1692 и 1705 гг. были напечатаны, но в книжную торговлю, насколько известно, не поступили.

Может быть, Витсен не опубликовал окончательные версии карты и книги, потому