Когда ты исчез - Джон Маррс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саймон опустил взгляд на ванну, на лежащий перед ней коврик, и по комнате пронесся холодный ветерок. Волоски на руках встали дыбом. Саймона охватила паника, пришлось несколько раз глубоко вдохнуть. Глаза забегали, вспомнился аромат мыльной пены и приглушенный голос из спальни.
Саймон тряхнул головой, прогоняя лишние мысли, и протяжно выдохнул.
«Держись», – велел он себе, надеясь, что разум не подведет.
Глава 16
КЭТРИН
Нортхэмптон, три года назад
2 февраля
– Бесполезно, с ними только хуже, – проворчала я, сняла с носа очки и запихнула обратно в футляр.
Потом захлопнула бухгалтерскую книгу, в которой копалась все утро, приводя дела в порядок, потерла усталые глаза и полезла в ящик стола за болеутоляющим.
Лодыжку опять скрутило артритом. Мне не хватало сил работать в прежнем ритме.
Несмотря на годы, на зрение я никогда не жаловалась, и это немало радовало – казалось, что тем самым я поборола возраст. Однако по работе мне требовалось обращать внимание на мельчайшие детали. Поэтому войну с очками я все-таки проиграла.
Когда цифры поплыли перед глазами и меня каждый день начала мучить головная боль, я сдалась и записалась на прием к окулисту. В награду получила чек на двести фунтов и проклятые очки. В них я стала до ужаса похожей на мать. Причем толку от очков было мало: проблемы со зрением ушли, но головные боли никуда не делись.
Я выпила две таблетки и отложила бухгалтерские сводки до более удобного случая.
Над самым домом что-то взревело. Я вышла в сад и подняла голову к небу. Там летели три желтых старинных биплана…
В голове будто взорвалась бомба.
Хлынула боль, какой я еще не испытывала. Перед глазами потемнело, в черноте вспыхнули яркие белые звезды. В висках взвыло, как воет гитарный усилитель Джеймса, когда его врубают на полную мощь. Я упала на колени и ногтями зарылась в траву.
Боль исчезла почти сразу, зато меня накрыло тошнотой. Я медленно встала и на ощупь поплелась в дом, хватаясь за стены и подоконники, чтобы не упасть. Рухнув на диван, принялась шумно дышать.
Наконец перед глазами прояснилось.
Я зажмурилась и проспала остаток дня и всю ночь до самого утра.
САЙМОН
Монтефалько, Италия, три года назад
11 февраля
Все началось с безобидной шишечки на указательном пальце левой руки – крохотной, почти незаметной, размером с миниатюрный подшипник.
Лючиана пожаловалась, что та чешется, и зуд не унимается, чем ее ни мажь. Так прошло две недели; она начинала злиться, и я уговорил сходить к врачу – вдруг ее укусил какой-то ядовитый жук. Врач признался, что такое видит впервые, поэтому на всякий случай решил перестраховаться и направил на биопсию. Не прошло и пяти дней, как нас опять вызвали на прием. Оказалось, что неприметная шишечка вот-вот разрушит нашу идиллию.
Мы в срочном порядке сдали еще десяток анализов в надежде, что скопление раковых клеток единичное и их легко будет удалить. Дожидаясь результатов, мы жили как обычно, словно ничего не происходит. Лючиана была уверена, что бояться нечего; я же в глубине души осознавал, что тьма, от которой я скрывался последние двадцать лет, снова меня настигла.
Благодаря своим деньгам результаты мы получили быстро – неутешительные. Очаг рака был вторичным. Его паразитический родитель давно обосновался в правой груди, расползаясь оттуда по всему телу.
– Есть основания предполагать, что метастазы уже поразили почки и желудок, – мрачно объявил врач и сделал паузу, давая нам время осознать новости.
Лючиана отреагировала спокойно, как на известие о крахе одного из своих предприятий.
– Какие у меня варианты? – спросила она без всякого выражения, уверенно глядя врачу в глаза.
– Боюсь, болезнь зашла слишком далеко, – тихо ответил тот. – Мне жаль, я бессилен.
– Всегда есть варианты, – уверенно отозвалась Лючиана и крепко сжала под столом мою руку.
– Попытаемся немного обуздать рост опухоли. Но по самым оптимистичным прогнозам, вам остается год. Максимум полтора.
Лючиана кивнула.
– Хорошо. Год – это немало, я многое успею.
Мы вышли из кабинета слишком ошарашенные, чтобы говорить. С собой нам дали длинный список медицинских процедур, призванных замедлить развитие раковых клеток. Мы украдкой покосились на часы: Лючиана – видимо, желая засечь время, которое ей осталось провести рядом со мной. Я же – чтобы выбрать подходящий момент для расставания.
КЭТРИН
Нортхэмптон, три года назад
14 февраля
Второй приступ сразил меня две недели спустя, когда я бродила по супермаркету, выбирая продукты. Началось все в точности так же: неожиданный слепящий взрыв, темнота, белые точки, головокружение и ужасная паника. Не только из-за боли, но и потому, что тот первый раз оказался не единственным.
Я схватилась за полку, чтобы устоять, однако не удержалась и неуклюже сползла на пол. Кто-то помог мне встать, меня отвели в кабинет к управляющему; какой-то милый юноша предложил вызвать «скорую». Я отмахнулась, заверив, что просто закружилась голова: сейчас посижу немного, и пройдет.
Я пыталась обмануть себя, решив, что это запоздалая реакция на гормональные таблетки, которые мне выписал гинеколог. Но разница между приливами и этим чувством – словно с меня заживо снимают скальп – была очевидна. Можно сколько угодно скрещивать наудачу пальцы и молиться, чтобы все поскорей прошло… толку, разумеется, не будет.
И все же я предпочла сделать вид, будто ничего не происходит. Взяла пару дней отпуска, оставив магазины на Селену, а сама спряталась дома. Прошла неделя, приступов больше не было, и я успокоилась. Разумеется, зря – потому что новый оказался еще страшнее.
В гостях у Эмили и Дэниэля я сидела у внучки в комнате и играла с Оливией в куклы, как вдруг изо рта полились бессвязные, путаные слова.
– Тедди пирог его найди, – забормотала я.
Мысленно я знала, что именно хочу сказать, но вслух получался бред.
Я заговорила снова, и опять ничего не вышло.
– Баба, ты такая смешная! – захихикала Оливия.
Впрочем, смешно было только трехлетнему ребенку.
Я на пробу произносила одну фразу за другой, и все звучали неправильно. Я в ужасе вскочила и пересела к внучке на кровать.
– Баба мама, – взмолилась я. – Мама… баба.
Оливия испуганно вытаращила глаза и выскочила из комнаты, громко зовя Эмили.
Я, окаменев, осталась сидеть на кровати. Успела услышать, как она бегом спускается по лестнице, и потеряла сознание.
САЙМОН
Монтефалько
16 февраля
Господь милостив? Чушь! Как по мне, он бессердечный мстительный ублюдок, который обожает надо мной
