Ясновельможный пан Лев Сапега - Леонид Дроздов

сих пор. Кто этот человек, который вошел в историю как Лжедмитрий I? Настоящий потомок российского трона (что менее всего вероятно)? Побочный сын Стефана Батория (вариант, которого придерживался ясновельможный пан Сапега [84, с. 1])? Григорий Отрепьев (версия, на которой настаивало российское самодержавие и советские историки)? Или некто, о ком мы даже не подозреваем?

Вопрос остается открытым, поскольку в его решение вмешивается не только история, но и политика. Может, поэтому до сих пор на него не найдено ответа, который бы удовлетворил все стороны.

Для вашего покорного слуги определяющим, безусловно, является мнение Льва Сапеги. Эта версия о происхождении Лжедмитрия I подтверждается и первоисточниками. На ней настаивают Конрад Буссов и Петр Петрей, при этом первый ссылается на одного из знаменитых нобилей, второй — на Яна Петра Сапегу [80, с. 133; 130, с. 107].

Кстати, этой же позиции придерживаются и английский писатель Р. Сабатини [111, с. 32], и многие польские историки, например Вержбовский, Гиршберг [130, с. 107, 108].

Тем, кто хочет лично разобраться, кто есть кто, можно порекомендовать сравнить изображения Дмитрия Самозванца (прижизненные гравюры XVII века), Стефана Батория (серебряные талеры и юбилейные медали), Ивана Грозного (скульптурный портрет, выполненный антропологом академиком Герасимовым). Даже невооруженным глазом улавливается абсолютная непохожесть Лжедмитрия и Ивана Грозного и невероятное сходство самозванца и короля Стефана Батория. Они похожи настолько, что даже удивляет, почему этого упорно не хотят замечать многие российские историки.

В начале ХХ века вопросу идентификации личности Лжедмитрия I российский историк С. Либрович посвятил несколько работ. Первая, под названием «Неполомицкий Царевич», вышла в 1903 году. В ней ученый детальнейшим образом исследует, мог ли Лжедмитрий быть незаконнорожденным сыном польского короля Стефана Батория и дочери коменданта королевского замка в Неполомицах, что неподалеку от Кракова. Беспристрастно проанализировав всю доступную информацию, С. Либрович констатировал, что фактов для подтверждения этой, как, кстати, и других версий о происхождении самозванца, он не нашел. (Именно так, а не иначе! Историк не отказывает в праве на существование версии о королевском происхождении Лжедмитрия, а всего лишь указывает на отсутствие однозначных доказательств [120, с. 152].) Однако загадка Лжедмитрия I по-прежнему не давала ученому покоя, и в 1911 году он возвращается к этой фигуре в исторической хронике «Царь или не царь?».

Сохранились и другие свидетельства современников событий, которые позволяют предположить, что Лжедмитрий I не имеет никакого отношения к Григорию Отрепьеву, а, вероятнее всего, приходится внебрачным сыном Стефану Баторию. Сам Лжедмитрий I после поражения в битве под Добрыничами, был вынужден чуть приоткрыть завесу — назвать несколько достоверных фактов своей биографии, уступая настойчивым просьбам представителей московской оппозиции Борису Годунову. От него требовали придерживаться ранее придуманной легенды, чтобы сохранить к себе людское доверие и срочно расширить агитацию. К. Буссов сообщает: «Димитрий вновь воспрянул духом и стал без устали каждый день рассылать свои письма, рассказывая в них обо всех обстоятельствах: сколько ему было лет, когда его должны были убить, кто должен был его убить и кто его спас и увез, а также кем был его крестный отец, и что тот подарил ему на крестины, и как он некоторое время жил в Белоруссии, а потом попал к польским панам, и еще как он однажды побывал в Москве с литовским канцлером, господином Львом Сапегой, когда тот был направлен королем к Борису в качестве посла от Польши, и как он, Димитрий, с великой скорбью (которую он все же должен был затаить) смотрел на своего предателя Бориса, восседавшего на его отцовском наследном троне» [80, с. 133; 130, с. 103].

Исходя из этого, можно предположить, что именно на территории ВКЛ Лев Сапега обеспечил самозванцу надлежащую подготовку, и только тогда, когда убедился в том, что все уроки усвоены, передал его Вишневецким как ближайшим кровным сородичам Ивана Грозного. Там его и «запечатлеет» сандомирский воевода Юрий Мнишек, репутация которого и без того была запятнана. Так что авантюрой больше или меньше — значения не имеет. И этот шаг Сапеги вполне объясним: он не хотел бросать тень ни на себя, ни на Княжество.

Присутствие Лжедмитрия в составе посольства Льва Сапеги в Московию доказывает, что он был иностранцем, а не русским. Данное обстоятельство, пожалуй, обнаруживает ряд нестыковок в теории Р. Скрынникова. Если Лжедмитрием является беглый московский монах Григорий Отрепьев, то зачем Сапеге его везти с собой в Москву? Присутствие Лжедмитрия на дипломатических приемах должно было на практике познакомить его с той ролью, которую ему придется в скором будущем играть. Говоря современным языком, путешествие самозванца в Московию — это преддипломная практика, которая должна была компенсировать претенденту недостаток знаний перед тем, как он будет сдавать экзамен на право быть великим князем Московии. Для Григория Отрепьева такое путешествие могло иметь самые негативные последствия. Как утверждает Р. Скрынников, Отрепьев находился в уголовном розыске. Значит, он не мог присутствовать на каких-либо официальных переговорах: его хорошо знало московское окружение Бориса Годунова, поскольку в последнее время перед бегством Григорий Отрепьев служил в канцелярии московского патриарха — был его личным секретарем.

Есть в теории Р. Скрынникова и еще одна явная нестыковка. Он датирует бегство Григория Отрепьева в Литву 1602–1603 годами [117, с. 82], то есть периодом, когда интрига Сапеги перешла из пассивной фазы в активную. Первый, самый сложный и наиболее продолжительный по времени этап — подготовка самозванца — благополучно завершился. Было широко объявлено о существовании претендента, о чем свидетельствуют в своих произведениях капитан Ж. Маржарет [99, с. 264] и К. Буссов. Кстати, версия Маржарета, который был уверен в том, что Лжедмитрий — настоящий сын Ивана Грозного, не лишена логики в той части, что он настоящий королевский сын, ведь главный аргумент Маржарета — это вполне естественное поведение Лжедмитрия в качестве наследника трона. «По его поступкам, его уверенности в собственных силах, и других его способностях государственного деятеля, качествах, невозможных для ненастоящего и самозванца… я делаю вывод, что он был настоящим Дмитрий Ивановичем, сыном Ивана Грозного», — писал капитан [99, с. 286].

В основу своей версии французский наемник положил психологическую характеристику человека, правившего в Московии под именем Дмитрия Ивановича. Однако эта характеристика вступает в противоречие с исторической правдой о сыновьях Грозного: ни об одном из них не сохранилось памяти как о выдающемся политическом деятеле. Довольно подробно о вырождении царского рода писал тот же доктор исторических наук Р. Скрынников [119]. Кстати, в опровержение версии Ж. Маржарета: если царствовавший