Волчица советника - Елена Литвиненко

Кастет я испробовала на Йарре в тот же вечер, когда подо мной убили Ворону — мою дурную, трусливую, вредную, ласковую, верную, храбрую до безрассудства кобылу. Она встала на дыбы, пнув лизарийского конника, замахнувшегося на меня цепом, и какой-то ублюдок-рау из налетевшей полусотни проткнул ее пикой. Я не помню, как выкатилась из седла, как встала на ноги. Мимо проносились люди, кто-то убивал, кого-то убивали. А Ворона умирала, и знала, что умирает, и тихонько ржала, всхрапывала, а меня оттесняли от нее — и приходилось драться, отмахиваться мечом от лизарийцев. Я делала шаг вперед, а меня оттесняли на два, я убивала одного, а на его месте появлялся другой, и все, что я могла, — дотянуться до нее жгутом флера, погладить за ушами, провести нитью моего дара по бархатному носу…

Когда все закончилось, она была уже мертва. И морда в крови — напоследок цапнула кого-то. Не кобыла, а драконица…

— Госпожа… Мы похороним, — тихо сказал Кайн.

— Да. Похороните.

Я обвела взглядом отряд, выбрала коня — самого лучшего, командирского, — подманила его флером, взлетела в седло, дала шенкелей и галопом понеслась к лагерю. Напрямик, через незачищенную деревню, которую только собирались сжечь, и когда я добралась до частокола, за мной тянулась длинная свита из упырей. Кто сказал, что они боятся света?!

Кажется, часовые решили, что весь отряд, кроме меня, погиб. Завыли, загудели сигнальные рога, распахнулись ворота, высыпали рыцари, вооруженные посеребренным оружием. Я же, не притормаживая, не разбирая дороги, сбивая не успевших отпрыгнуть людей, натянула поводья лишь у шатра Главнокомандующего.

Оттолкнула с дороги Койлина, выглянувшего на шум и крики виконта Файлена, и, влетев внутрь, бросилась на Йарру с кулаками. Дже-Ху-Апп, Хлыст-Крюк-Дуга, все, как он учил.

Ударить я не успела, граф отклонился, и кастет лишь чиркнул по небритому подбородку, а в следующую секунду я уже стояла на носочках, прижимаясь спиной к груди Йарры, и никто из лордов-командующих не видел ни оружия, ни того, что моя ладонь вывернута в костоломном захвате.

— Нам с госпожой Рэйлирой необходимо побеседовать наедине, — ровно сказал Йарра. — Продолжим через два часа, лорды. Мои извинения… Лира, где твои манеры? — Мой мизинец почти покинул суставную сумку.

— Доброго дня, господа, — выдавила я.

Командующие вышли, и Йарра впечатал меня грудью в стол с расстеленной на нем картой.

— Ты рехнулась?! — прошипел он мне в ухо. — Ты что себе позволяешь? Тебя не пороли давно?

— Ненавижу вас! Ненавижу! Будьте вы прокляты! — Я извернулась и, прокусив губу до крови, сломала себе палец, стараясь добраться до Йарры.

Хруст кости прозвучал неожиданно громко.

Йарра замер.

Ругнувшись, отступил, отпустил меня, а я снова ударила — ногой. Он блокировал, стряхнул пинок и, схватив меня за плечи, притиснул к себе — ни шевельнуться, ни вырваться. Но я все же попыталась, перемежая проклятия с попытками вцепиться ему в горло.

— Ненавижу вас! Ненавижу! Это все вы виноваты! Вы!.. Вы притащили меня сюда, будьте вы прокляты!.. Чтоб вас Лес позвал! Чтоб вас песчанники унесли! Чтоб…

— Что случилось, Лира? — встряхнул он меня.

— Ворону… у… убили… — всхлипнула я и снова забилась в его руках. — Вы виноваты! Вы ее сюда… Вы меня сюда… Ненавижу вас… Ненавижу! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!..

Губы графа сжались в тонкую полоску.

— Койлин! — рявкнул Йарра. — Вина, — скомандовал он вбежавшему в шатер оруженосцу. — И хиэр, он в коробке в сундуке.

Тычок в солнечное сплетение я почувствовала, несмотря на кольчугу. Подавилась криком, согнулась, хватая воздух. Йарра резко вздернул меня на ноги, всыпал в рот горсть ягод, заставил проглотить табачную дрянь — ту, что он предпочитал всем другим напиткам.

Раньше я никогда не мешала хиэр с алкоголем, и крепкое вино сразу ударило в голову. Перед глазами все поплыло, я покачнулась и обмякла на руках у графа.

— Койлин, позови Сибилла.

Я сидела на поперечной жерди ограды, любуясь кобылой-двухлеткой, носившейся по леваде. Черная, с красным на солнце отливом и единственным белым пятнышком, портящим породу, она была диво как хороша.

— Придумала имя? — спросил подошедший Тим.

— Смолка, — улыбнулась я.

Брат одобрительно кивнул, сгрузил мне на ладонь кубики сахара.

— Угости.

— Смолка, Смолка! — позвала я кобылу.

Та заинтересованно повернулась, скосила на меня карий глаз, подумала и потрусила к ограде. Съела сахар, позволила почесать нос и вдруг, пронзительно заржав, цапнула меня за плечо.

Взвизгнув, я едва не свалилась с ограды — спасибо Тиму, поймал, а эта… стерлядь копытная задрала хвост и, насмешливо игогокая, ускакала на другой конец левады.

— Ах ты гадина! Коза безрогая! Свинья! — разорялась я под хохот Тимара. — Нет, ты посмотри! Посмотри!.. — показывала я укус. — Правильно ее отбраковали, зря мы ее купили! Ее на цепи держать надо, а еще лучше — на колбасу отправить! Никакая ты не Смолка, поняла?! — отозвала я кличку, которую носила кобыла входившей в Окту магианы. — Шильдой будешь!.. Или нет! — придумала я прозвище пообиднее. — Вороной!..

Во сне Ворона была жива, и, открыв глаза, я еще чувствовала ее атласную шкуру, бархатный нос и жесткую челку. Часто задышав, я зажала ладонью рот и уткнулась в подушку, заглушая всхлипы.

— Тише-тише-тише…

Сильные руки приподняли, повернули. Твердые мужские губы прижались к моим, соленым от слез, дрожащим, не позволяя снова скатиться в истерику.

— Тшш…

Поцелуи, нежные, сладкие, такие нужные сейчас, следовали один за другим, и слезы высыхали — от вспыхнувших щек, от теплого дыхания Йарры, от горячей волны, прокатившейся по телу, когда мужская ладонь сжала мою грудь сквозь ткань шотты.

А потом наши руки встретились на шнуровке.

— Я сам.

Граф был сдержан той ночью — мне уже достало опыта, чтобы оценить. Сдержан и очень терпелив. И ласков. Я плавилась от его прикосновений, от поцелуев, льнула к нему в поисках утешения.

— Пожалуйста, господин…

— Раду, эльвеныш…

— Пожалуйста…

И только когда я, тяжело дыша, упала ему на грудь, отпустил себя, стиснул мои ягодицы, двигаясь резче, грубее, быстрее, впился в губы, укусил, сдерживая крик…

Снаружи донеслось конское ржание, и я вздрогнула. Руки обнимавшего меня графа напряглись.

— Снова плачешь?

— Нет… — закусила я саднящую от поцелуев губу и быстро заморгала.