Берлускони. История человека, на двадцать лет завладевшего Италией - Алан Фридман

Внутри подчиненного Лагард МВФ высшие чиновники тоже прекрасно понимали (в чем сами позднее признавались), что Берлускони станет политическим трупом, если подпишет программу МВФ. “По-моему, все это было очень неделикатно, – сказал один человек, близкий к МВФ. – Можно назвать это заговором или как-то иначе. Но мне кажется, люди видели, что Берлускони уже потерял всякое доверие – и внутри страны, и за ее пределами. А значит, оставался единственный способ вернуть себе доверие – присоединиться к какой-нибудь программе МВФ. Ну, и не нужно быть нобелевским лауреатом, чтобы догадаться, что все в итоге сорвется. Его европейские партнеры были бы безмерно счастливы, если бы Берлускони вдруг куда-нибудь испарился”.

Вот на каком фоне разворачивался один из самых драматичных мировых саммитов в недавней истории – встреча лидеров “Большой двадцатки” в Каннах 3 и 4 ноября 2011 года.

Проснувшись утром 2 ноября, еще в Париже, Саркози прочел полные паники заголовки на первых полосах французских газет. “Евро в опасности!” – кричал один заголовок. “Раскат грома доносится из Греции” – оповещал другой. Имелся в виду эпизод, который ранее вызвал приступ злости у Саркози и Меркель: несколько дней назад они завершили тянувшиеся много месяцев мучительные переговоры и выработали очередное решение греческого долгового кризиса – а именно согласились предоставить Греции колоссальный заем в размере 130 миллиардов евро. И вот теперь премьер-министр Йоргос Папандреу выбил почву у них из-под ног: внезапно он объявил, что собирается устроить всенародный референдум по новому европейскому плану помощи Греции. Если греки проголосуют против кредита и жестко привязанного к нему плана экономии, тогда Греция выйдет из зоны евро. Возможную грядущую катастрофу уже окрестили словцом Grexit – от английских Greece и exit, “Греция” и “выход”. Такой исход был чреват финансовыми катаклизмами – глубокой рецессией по всей Европе и большой угрозой для мировой экономики.

В тот же день измотанного греческого премьера срочно вызвали в Канны, на ужин с Меркель и Саркози. В итоге ужин вылился в показательную порку. Лидеры Германии и Франции прибыли в Канны для предварительной встречи в половине шестого вечера. Меркель хотелось ясности, а Саркози хотелось уладить греческую проблему до начала завтрашнего саммита “Большой двадцатки”. К заседанию, устроенному Меркель и Саркози, присоединились Лагард, Баррозу и другие чиновники Евросоюза, а также представитель ЕЦБ.

“Они все страшно разозлились на Папандреу – ведь он объявил о референдуме, ни с кем не проконсультировавшись, – вспоминает Баррозу. – Наша задача заключалась в том, чтобы проявить твердость и дать ему понять: до этого референдума Греция не получит ни цента”.

Новость о референдуме привела Саркози и Меркель в ярость. Канцлер Германии решила, что если и нужен референдум, так только по вопросу о том, останется ли Греция в еврозоне или покинет ее. Она заняла самую воинственную позицию, и под конец этого долгого дня она выскажет ее вслух.

В тот вечер, по воспоминаниям разных участников встречи, Саркози держался агрессивнее обычного. Он прибыл в зал заседаний Дворца фестивалей – того самого, где всегда проводится Каннский кинофестиваль. Современный конференц-центр, торчащий на знаменитой набережной Круазет, представляет собой уродливое здание из бетона, стекла и стали, типичный образец дрянной французской архитектуры 1970-х. За окном моросил холодный дождик.

Выбрав местом проведения саммита Канны, Саркози в очередной раз попытался поразить публику элегантностью и пышностью фона. Но для встречи “Большой двадцатки” этот фон не очень-то подходил: здесь гораздо привычнее смотрелись Николь Кидман или Джордж Клуни, позирующие на красной дорожке перед папарацци.

В половине девятого вечера 2 ноября, завершив официальную встречу с президентом Китая Ху Цзиньтао, Саркози отправился на ужин с Меркель и другими. Что было довольно неприятно для Саркози, в это же самое время китайцы объявили, что отклоняют просьбу европейцев о том, чтобы Пекин помог инвестициями новому европейскому денежному резерву. Словом, китайцы не собирались помогать Европе разрешить долговой кризис. Пусть Европа сама решает свою проблему.

Первым в зал вошел Баррозу, а за ним последовала команда из Европейской комиссии. Папандреу, с папкой под мышкой, входил во дворец в полном одиночестве. Лагард, как всегда, была образцом элегантности и спокойствия.

Стол был накрыт для ужина, но в тот вечер еда мало кого интересовала. Сидя перед хрустальными бокалами, над изящным французским фарфором, Меркель и Саркози сверлили глазами двух гостей, сидевших по другую сторону стола, – греческого премьера и его министра финансов, Эвангелоса Венизелоса.

Саркози не стал долго ждать. Он с ходу набросился на Папандреу, а Меркель одобрительно поглядывала. По словам участников встречи, Саркози буквально орал и бесновался. Один из очевидцев назвал это представление “Саркози во всей своей красе”.

“За все годы моей службы я ни разу не видел такого недипломатичного поведения, – вспоминал позднее Венизелос. – Саркози был крайне раздражен. Никто не мог даже слова вставить – он говорил безостановочно. Меркель держала себя спокойнее, но ее позиция тоже была ясна: или вы отказываетесь от идеи референдума, или проводите, но по другому вопросу – «за или против евро»”.

“Встреча прошла напряженно, президент Саркози очень давил на Папандреу, – вспоминает Баррозу. – По сути, он говорил ему вот что: «Ты нас предал, но мы хотим тебе помочь». Так что на референдуме должен стоять такой вопрос – за или против того, чтобы остаться в зоне евро”.

“Меркель сказала, что, если Греция выйдет из Евросоюза, нам придется отнестись с уважением к такому решению. В будущем – скажем, лет через десять – Греция может вернуться”.

Папандреу оказался загнан в угол. Если раньше тема выхода Греции из еврозоны оставалась табу, теперь об этом заговорили прямо. Греческий премьер упорно твердил о референдуме, но складывалось ощущение, что время истекает.

Однако ни Папандреу, ни другие еще не знали о том, что председатель Европейской комиссии сегодня уже успел поговорить по телефону с лидером греческой оппозиции. Разговор у них шел о том, как воспрепятствовать проведению референдума и, возможно, сформировать правительство национального единства. А сейчас, пока Саркози и Меркель с каменными лицами сидели за столом, а Лагард периодически поддерживала их доводы недовольными замечаниями и упреками, греческий премьер-министр, казалось, готов был вот-вот рухнуть под стол от усталости. Застоявшийся воздух. Столько хмурых физиономий. Тогда Баррозу подошел к Венизелосу, греческому министру финансов, и что-то шепнул ему. Папандреу не слышал – что именно.

“Я сказал ему, что нужно отменить этот референдум, иначе Грецию действительно вышвырнут из еврозоны”, – вспоминает Баррозу.

Через несколько часов – после того как греческий премьер-министр и его представитель приземлились в Афинах без четверти пять утра – Венизелос выступил с кратким заявлением, в котором отверг идею референдума и вступил в публичное противостояние с премьер-министром. Через несколько часов Папандреу покинет свой пост. Между тем Баррозу и его советники в Каннах уже вовсю обсуждали кандидатуру его преемника – технократа Лукаса Пападимоса, бывшего сотрудника ЕЦБ.

В разгар кризиса евро в Каннах узкий круг европейских лидеров – при одобрительной поддержке МВФ во главе с Кристин Лагард – предпочел временно забыть о некоторых широко распространенных принципах демократии, чтобы предпринять для спасения евро те меры, которые они сами считали наилучшими. История не оправдала их действий.

В ту же среду вечером, пока Меркель и Саркози наседали на греков в Каннах, в Риме обессиленный Сильвио Берлускони уже глядел в глаза собственной беде. Его неуправляемая правоцентристская коалиция разваливалась на глазах, и в тот вечер он проводил срочное заседание своего кабинета. Беда в том, что ему никак не удавалось получить одобрение того проекта экономических реформ, который он хотел завтра же представить на саммите “Большой двадцатки”. Берлускони надеялся приехать в Канны уже с готовым законом, чтобы, объявив о нем, успокоить рынки и умиротворить Меркель с Саркози. Однако он не мог добиться от собственного кабинета одобрения предлагаемых мер – главным образом по причине разногласий с министром финансов Джулио Тремонти, который (точь-в-точь как его афинский коллега) решил восстать против своего босса. Тремонти превратился в министра-бунтаря, в потенциального соперника или даже в вероятного преемника на посту премьера.