Берлускони. История человека, на двадцать лет завладевшего Италией - Алан Фридман

Наверняка необычайная слаженность действий Кристин Лагард и Николя Саркози не удивила никого из участников каннского саммита. То, что последние четыре или пять месяцев Лагард занимала пост главы МВФ, не отменяло общеизвестного факта ее биографии: ведь все последнее десятилетие она оставалась верной политической соратницей и союзницей Николя Саркози. В политическом отношении их можно было считать сиамскими близнецами.

К большому смущению Лагард, примерно полтора года спустя во время полицейского обыска ее парижской квартиры было обнаружено письмо довольно личного характера, которое затем опубликовали газеты по всему миру. Это письмо, адресованное Саркози и подписанное Кристин Лагард, всплыло в связи с расследованием по делу магната Бернара Тапи, владевшего львиной долей акций Adidas. И вот теперь мировая пресса сделала общим достоянием ее письмо, где Лагард клялась Саркози в вечной преданности. В частности, там были такие слова: “Я буду рядом с вами, чтобы служить вам… Используйте меня, когда вам это необходимо, когда это пойдет на пользу вашим действиям и вашим планам. Если вы решите использовать меня, мне нужны ваше руководство и ваша поддержка: без вашего руководства я не принесу пользы, без вашей поддержки у меня не будет доверия”. От прощальной фразы письма и вовсе делается неловко: “С безграничным восхищением, Кристин Л.”

Но вернемся назад в Канны. Заседание уже входило в свою самую драматичную стадию. Саркози в последний раз обрушивал на Берлускони потоки своего красноречия, когда Обама вдруг обратился к Баррозу с вопросом: а что он думает об идее предоставить Италии кредит МВФ?

“Обама все понял по моему тону и выражению лица, – говорит Баррозу. – Я резко отрицательно относился к этой идее. Я ответил, что комиссия, конечно, должна отслеживать ход итальянских реформ, но решение должна принимать Европа. Я сказал, что МВФ ни в коем случае нельзя передавать роль Европейской комиссии. Этот вопрос – европейское дело. И я заявил с полной откровенностью, что пресловутые восемьдесят миллиардов евро – просто гроши по сравнению с тем, что мы выделяли другим странам. Это даже меньше, чем получила Греция. Если появится новость о том, что Италия берет у МВФ кредит размером восемьдесят миллиардов евро, то произойдет катастрофа”.

Берлускони кивал головой в знак согласия. Саркози молча кипятился. Меркель таращила глаза. Лагард сохраняла полную невозмутимость. Обама снова встрял в перебранку европейцев.

“Насколько я понимаю, Италии следует допустить, чтобы МВФ контролировал ход реформ, но не принимать полностью его программу”, – изрек Обама, взяв на себя роль официального арбитра.

Затем он сказал, что согласен с Берлускони в том, что план займа у МВФ – плохая идея. “По-моему, Сильвио прав”, – сказал он.

На этом все и кончилось. Италия соглашалась на некую форму мониторинга, но не брала у МВФ никаких займов. Саркози так и не добыл вожделенный скальп врага. Теперь ему оставалось вместе с Обамой нажимать на Меркель, продавливая идею “противопожарной стены”. И многословный французский президент перебросил силы на канцлера Германии. Они вдвоем насели на нее, наперебой восхваляя плюсы огромного финансового щита, который непременно спасет и Европу, и мировую экономику.

Меркель пыталась объяснить, что она вовсе не против самой этой идеи, но по германским законам она просто не может диктовать свою волю мощному центральному банку Германии, Бундесбанку. Обама с Саркози продолжали настаивать, говоря, что уж какой-нибудь способ она может придумать. Берлускони теперь мог вздохнуть с облегчением и расслабиться. Сапатеро помалкивал.

И вот тогда-то Меркель – то ли потому, что ее вымотали предыдущие двадцать четыре часа непрерывного напряжения, то ли потому, что ей не хотелось, чтобы история обвинила ее в нежелании спасать Европу, – расплакалась.

“Под конец вечера настал момент, – вспоминает Сапатеро, – когда мы увидели, как Меркель взволнована. У нее были слезы на глазах. Ей очень не хотелось, чтобы думали, будто Германия не желает помогать или будто Германии жалко денег. Она заговорила об исторических событиях. Все затихли. Помню, мы переглянулись с моим министром экономики. Это был очень напряженный момент. Здесь, на наших глазах, вся история двадцатого века уместилась в несколько секунд. И, на мой взгляд, атмосфера как-то сразу изменилась. Это было любопытно. И очень важно”, – заключает Сапатеро.

Берлускони – помятый и потрепанный после схватки – тем не менее мог вернуться в Рим человеком, который посмел сказать “нет” плану Меркель и Саркози, хотя большинству участников саммита он показался не столько смелым бунтарем, сколько доходягой. А в Риме его возвращения уже дожидались противники, вооруженные длинными ножами. То, что президент Италии Джорджо Наполитано держал в голове запасной план действий, Баррозу стало “совершенно ясно” еще за несколько часов до того драматичного вечернего заседания с Обамой.

“В тот день, во время саммита, мне позвонил Наполитано, – вспоминает Баррозу. – Я не конспектировал наш разговор, и никто больше его не слушал, но помню, что он сообщил мне очень официальным тоном: «Господин президент, хочу заверить вас от имени Италии, что не возникнет никаких проблем и правительство с уважением отнесется ко всем экономическим реформам и линиям политики, о которых говорится в письме, направленном вам премьер-министром Берлускони». Я ясно понял, что говорит он все это так, как будто уже рассчитывает, что решения будут приниматься без участия Берлускони. Это стало мне совершенно ясно”.

Баррозу понял, что Наполитано собирается силой отправить Берлускони в отставку, во всяком случае, готов предпринять какие-то решительные действия.

Каннский саммит завершился на следующий день без особых успехов. Он послужил лишь очередным примером неспособности Европы к четким и смелым действиям. Рынки отреагировали яростным возмущением, и издержки Италии на уплату процентов по долгам снова взлетели, пробив потолок. К той минуте, когда Берлускони приземлялся в Риме, его судьба была уже решена. Он отбился от займа МВФ, но затем во время пресс-конференции признал, что МВФ давал-таки ему такой совет. Это только ухудшило ситуацию на финансовых рынках.

Международный заговор с целью смещения Берлускони явно провалился: в Каннах ему помешало упрямство самого Берлускони, наотрез отказавшегося принимать программу МВФ. Но провалился ли? По мнению некоторых наблюдателей, действия Саркози, Лагард и Меркель в Каннах помогли вышибить Берлускони из седла, так что Наполитано оставалось лишь нанести последний удар. А подходящую замену в лице Марио Монти он готовил еще с лета.

Тим Гайтнер, делясь своими личными соображениями с командой литераторов, помогавших ему писать мемуары, утверждал, что тайная операция по смещению Берлускони завершилась успехом. Когда один из соавторов спросил его, удалось ли команде Меркель и Саркози избавиться от Берлускони, Гайтнер уверенно ответил: да, удалось.

“Они добились своего, – сказал Гайтнер, – причем сделали это очень ловко. Мы сидели тогда поздним вечером, почти ночью, за столом и пытались внушить итальянцам, что им нужно снова завоевать доверие других стран… Споры тогда шли вокруг вопроса: согласятся ли они на то, чтобы МВФ… даже не то что одолжит им денег, а будет как бы контролировать, или отслеживать, или как-то публично оценивать ход реформ в Италии. Ну, понятно, что для любой страны МВФ – это часто «поцелуй смерти», поэтому обычно никто на это не идет, если только им не грозит полный крах, и Берлускони, конечно, изо всех сил пытался выиграть время”.

Когда каннский саммит закончился, Берлускони избежал “поцелуя смерти” в виде займа МВФ, но от смертоносных медвежьих объятий Лагард и МВФ ему все-таки не удалось уклониться: он угодил в них, согласившись в порядке компромисса на то, чтобы представители МВФ каждые три месяца наведывались в Рим и проверяли, как у Италии идут дела.

Международное унижение, которому Берлускони подвергся в Каннах, продолжало работать против него: теперь оно играло на руку его врагам в Риме. У дипломатических советников президента Наполитано имелись свои уши и глаза в Каннах. А на родине Макиавелли тайный план президента сместить Берлускони и поставить на его место Марио Монти уже созрел и близился к воплощению в жизнь. Джорджо Наполитано не терял времени даром.

9 ноября, всего через пять дней после каннского саммита, Наполитано назначил Монти пожизненным сенатором, чтобы обеспечить ему место в парламенте. Затем, 12 ноября, Берлускони получил приглашение зайти к Наполитано в президентский дворец в Риме. Наполитано назвал целый ряд причин, в силу которых Берлускони следовало подать в отставку, и премьер-миллиардер наконец уступил. Передают, будто президент заявил Берлускони, что, по его мнению, премьер лишился поддержки парламентского большинства. По словам самого Берлускони, Наполитано чудовищно давил на него, добиваясь отставки. В других обстоятельствах он бы сопротивлялся гораздо упорнее, но тут сдался. Затем президент поспешил покончить с положенными формальностями, проведя ряд политических консультаций, и менее чем через сутки он уже назначил новым премьер-министром Италии Марио Монти.