Берлускони. История человека, на двадцать лет завладевшего Италией - Алан Фридман

По части таланта и опыта Лагард оказалась отличной заменой ДСК. Во Франции ее назначение стало большим политическим плюсом для Саркози. Его соперник-социалист ДСК исчез с поля зрения, а его правая рука и бывший министр финансов возглавила МВФ. Председателем “Большой восьмерки” и “Большой двадцатки” в течение этого года оставалась Франция, и Саркози был этим очень доволен; ему казалось, что, пожалуй, он сумеет реализовать свой истинный потенциал и сделаться настоящим лидером всей Европы. Как отмечала Хиллари Клинтон, он “обожал находиться в центре действия”. Всем, кто встречался в тот год с Саркози, становилось ясно, что ему непременно хочется самолично разделаться с рыночными спекулянтами, повысить кредитоспособность Франции, подняв ее до рейтинга “трех А”, разрешить греческий долговой кризис, спасти евро, возглавить войну против Каддафи, посодействовать “арабской весне” и, наконец, добиться собственного переизбрания в 2012 году. По словам одного бывшего европейского премьер-министра, встречавшегося с Саркози более десяти раз в течение года, Саркози “опьянел от амбиций и власти, а потому видел себя в роли абсолютной звезды на мировой арене”. Почти весь год, говорил этот бывший премьер, Саркози развивал лихорадочную деятельность: “Он всех подавлял, всех запугивал, он делал что хотел”.

К июню кризис еврозоны начал расшатывать финансовую систему Европы. Это было расценено как угроза для мировой экономики. Белый дом выразил обеспокоенность по поводу падения евро – единой европейской валюты. Европейцы и МВФ готовили новый спасительный заем для Греции в размере 110–120 миллиардов евро. Португальцы только что согласились на заем в 78 миллиардов евро. Примерно такую же финансовую помощь уже получила Ирландия. Газета Financial Times запустила в обиход новый термин – PIGS (англ. “свиньи”) – для обозначения ряда стран (Portugal, Ireland, Greece, Spain – Португалия, Ирландия, Греция и Испания), глубже всего увязших в долговом кризисе и привлекавших рыночных спекулянтов. Правда, вскоре эта аббревиатура претерпела изменения, превратившись в PIIGS: в зону риска входила теперь и Италия. В конце июня Берлускони и Саркози встретятся на очередном европейском саммите, чтобы вновь вступить в перепалку: Берлускони по-прежнему ничего не мог поделать с Бини Смаги, упорно не желавшим покидать свой пост в ЕЦБ. Тем не менее европейцам удалось официально назначить Драги новым главой Центробанка. Между тем в Вашингтоне назначение Лагард на пост директора-распорядителя МВФ тоже получило одобрение. Саркози немедленно объявил это “победой Франции”.

МВФ, который Лагард унаследовала от ДСК, поучал теперь подавленных кризисом европейцев, что жить следует как можно скромнее. В июне того года Греция получила предписание выработать новые меры строгой экономии: в противном случае страна может больше не рассчитывать на спасительные займы от валютного фонда. Биржевые игроки заговорили о “риске заражения” и поэтому бросились избавляться от итальянских (и прочих) долговых обязательств. Это обернулось ростом прибыли, а заодно – повышением стоимости кредитов для правительства Берлускони.

Берлускони оказался лицом к лицу с враждебно настроенной коалицией и ослабленным правительством, которое к тому же раздирали внутренние склоки. Он практически перестал разговаривать с собственным министром финансов. На него каждый день обрушивалась с упреками оппозиция. На него сыпалось все больше новых обвинений из-за скандала “бунга-бунга”. И все же он оставался действующим премьер-министром, законно избранным главой правительства. Его позиции ослабли, но он все еще оставался на посту.

Пока что, в середине 2011 года, еще рано было говорить о международном заговоре с целью сместить Берлускони. Заговор сложился позже – уже осенью. Но можно не сомневаться в том, что некие мощные силы на внутреннем фронте уже готовили почву для досрочного ухода Берлускони. Именно в том роковом месяце – июне 2011 года – в Риме и Милане произошел ряд событий, которым суждено было изменить ход итальянской истории и едва не попрать Конституцию страны. Президент Италии, Джорджо Наполитано, вступил в тайный контакт с человеком, чью кандидатуру он позже выдвинет на пост премьер-министра взамен Берлускони. Это был Марио Монти, человек с учтивыми манерами из академической среды, бывший европейский комиссар.

Монти был технократом до мозга костей. Амбициозный экономист, проложивший себе путь наверх из провинциального Туринского университета до поста главы престижной бизнес-школы при университете Боккони в Милане, Монти поначалу воспринимался миланским обществом как типичный выскочка. По-видимому, социальная роль представителя истеблишмента чрезвычайно привлекала Монти, как и его не менее честолюбивую жену. Вскоре его послужной список расширился: он вошел в совет директоров престижных корпораций и банков, например “Фиата” и Итальянского коммерческого банка. В 1994 году Берлускони направил его в Европейскую комиссию на должность комиссара по вопросам конкуренции. Там его прозвали “Супер-Марио”: он отличился тем, что бросил вызов компании Microsoft и взыскал с Билла Гейтса штраф в размере 500 миллионов евро за монополистическую практику в Европе.

К 2011 году Монти вернулся в свою альма-матер, университет Боккони, – но уже в качестве президента бизнес-школы. И вот тогда президент Италии Джорджо Наполитано впервые вышел с ним на связь, чтобы узнать, не согласится ли он (если потребуется) занять премьерское кресло вместо Берлускони. Монти, услышав такой вопрос, конечно, затрепетал от возбуждения. Он принялся выбалтывать секрет направо и налево, делясь им с самыми влиятельными друзьями. К их числу принадлежали бывший глава Olivetti и заклятый враг Берлускони Карло Бенедетти и бывший премьер-министр Романо Проди, когда-то выступавший главным политическим противником Берлускони. По словам обоих, в то лето Монти обратился к ним за советом. И оба, по их словам, сказали Монти ровно то, что он сам желал услышать: а именно, что раз президент республики предлагает ему пост премьер-министра, ему следует соглашаться, причем как можно скорее.

Сам Монти долгое время не заводил разговоров обо всей этой истории, но когда все-таки заговорил, то в итальянском парламенте она вызвала громкий скандал. Раздавались даже призывы устроить президенту Наполитано импичмент. 86-летнего политика, бывшего коммуниста, обвиняли в попрании итальянской Конституции, которая позволяла ему назначать нового премьер-министра только после роспуска правительства или потери им большинства в парламенте. В Конституции ни слова не было сказано о том, допустимо ли втайне предлагать премьерское кресло неизбранному гражданину, пока Берлускони еще остается законным главой демократически избранного правительства.

Но Берлускони и итальянское общество еще ничего об этом не знали. Не знал Берлускони и о том, что Наполитано вовсю разрабатывает с исполнительным директором ведущего банка Италии полномасштабный план экономической политики для постберлускониевского правительства. На протяжении нескольких месяцев Коррадо Пассера, бывший консультант компании McKinsey, ныне управлявший группой Banca Intesa в Милане, разработал четыре черновых проекта документа, готовивших всеохватную “шоковую терапию” для итальянской экономики.

В дальнейшем Монти сознался в секретных встречах с президентом. Он подтвердил, что в июне 2011 года Наполитано связался с ним и спросил, готов ли он занять должность премьера. Он также подтвердил, что ему известно о существовании документа Пассеры и что он сам обсуждал с Наполитано этот черновик плана экономического развития. Но тогда, в знойное лето 2011 года, ни Берлускони, ни кто-либо ничего об этом не знал. Зато всем было известно, что игроки на финансовых рынках теряют веру в способность Италии противостоять кризису евро и боятся эффекта “заражения” в связи с греческим кризисом, который уже начал возмущать обстановку на рынках по всему миру.

В конце июля, после того как на очередном европейском саммите, посвященном долговому кризису, был решен вопрос о кредите для Греции, выяснилось, что Deutsche Bank избавился от 88 % итальянских облигаций: если ранее он вложил в них 8 миллиардов евро, то теперь их осталось меньше чем на 1 миллиард евро. Многие расценили это как вотум недоверия правительству Берлускони. В действительности крупнейший германский банк просто снижал риски, грозившие ему со стороны всех стран группы PIIGS – от Ирландии до обремененных тяжелыми долгами южноевропейских стран еврозоны.

В начале августа на финансовых рынках уже бушевала буря. Разница между спросом на итальянские долговые обязательства и предложением стремительно выросла, когда хедж-фонды и другие спекулянты, поглядев на долг Италии в 2 триллиона евро, решили, что пришел подходящий момент для продажи фьючерсных контрактов, то есть для спекуляции на итальянской задолженности. Даже рядовые читатели газет внезапно узнали об этой новой степени риска для Италии, Испании и Греции, о разнице между процентами, которые выплачивают за долгосрочные казначейские облигации Германии, и процентными ставками для всех остальных стран. В июне 2011 года Италия выплачивала на 1,5 % больше, чем Германия, то есть спред составлял 150 пунктов. К началу августа спред для Италии подскочил уже до 500 пунктов с лишним (выше 5 %), и сигнал тревоги разнесся по всей еврозоне.